Хотите лекции по американской культуре? Будут вам лекции. Сначала, допустим, «Твин Пикс». В чем там дело? Есть убийство, смерть Лоры Палмер, то ли воплощенной Лауры Петрарки, то ли восьмидесятнической реплики Мэрилин Монро.

Смерть индивидуального существа — это всегда страшная драма. Что делать, как ее пережить? Можно, конечно, обесценить личность, показать, что не такая уж замечательная была эта Лора: наркоманка, проститутка, истеричка, лгунья. Не выходит, не помогает. Можно вокруг смерти нагородить ритуал, в стиле первобытного мышления Леви-Брюля: скандалы, интриги, расследования. Снова мимо. Можно, наконец, придумать, в позднеантичном либо средневековом стиле сказку про Боба, Вигвамы, про то, что Лора не умерла совсем, и дело ее живёт. Можно сойти с ума, разделиться в самом себе, встать на сторону убийцы, переписать весь мир заново, превратить его в сон или в фильм. Ничего не поможет: тот же пронзительный крик совы, снова и снова, again and again. И вовсе не так уж важен факт убийства, важна сама Смерть (недаром, один из любимых фильмов у Линча «Седьмая печать» Бергмана), уже не только Лоры, но и других героев, пусть даже птиц, этих символов душ в традиции все того же Петрарки. Собственно, об этом, о Смерти и попытке ее осмысления, не говоря обо всех тех эстетских штуках, которые, кстати, все тоже работают на главный замысел (но об этом уже надо писать книгу), сей сериал.

Это, конечно, большое искусство, сложное, гуманистическое. Углы обзора этой простой истории поражают. Что-то было уже у Фолкнера в невероятном романе The Sound and The Fury, которым порой буквально дышит Twin Peaks, что-то, конечно, у Фицджеральда, особенно в Tender Is The Night, у Уильяма Берроуза, в его жутких попытках заговорить смерть Джоан в Naked Lunch, а раньше — у Эдгара По, и у многих других великих американцев, включая зрелого Набокова, с его Ultima Thule, Lolita, Pale Fire, и у русских, конечно, у Пушкина, Толстого и Чехова. Это, повторяю, в целом, большая культура. Но, повторяю, углы обзора, палитра, широта взгляда у Линча — колоссальные. Конечно, тут виновата огромная традиция культуры XX века, причем, не столько нарративной, сколько художественной. Вот, скажем, любимый альбом Линча — Trout Mask Replica — большого — без скидок — художника Дона Ван Влита (который на излете тысячелетия пытались повторить британцы Боуи и Ино со своим эстетским, но несколько пустоватым 1.Outside). Это ведь тоже очень сложная вещь, сотканная из фри-джаза и блюза различных оттенков, из песенок попрошаек, детских стихов и считалок, проповедей, заголовков газет. Все это пропущено через мясорубку магической банды, и производит сколь жуткое, столь и комичное впечатление (как тут не вспомнить La Divina Commedia Данте, Боккаччо, Рабле). Вообще, есть мнение, что смех — один из способов первобытного человека отпугнуть смерть. Много смешного можно найти и в «Твин Пиксе». Да, конечно, не всякий художник в Америке — Линч, это достаточно яркий случай. В России, другое дело, тут Линчей много, правда все они красят грибки в провинциальных детских садах. А зачем нам такое искусство? Для нас умирание — сама жизнь, как писал ещё Розанов. Впрочем, расстраиваться не надо. Американская культура комплиментарна русской, в какой-то степени они очень похожи, к тому же, американская культура является сегодня всемирной культурной Нового Рима. Кроме того, все мы имеем возможность припасть к первоисточнику, т.е. в отличие от европейской, американская высокая культура демократична: не надо ехать в Лувр, достаточно просто включить телевизор и настроиться на соответствующий канал.