Частный лайнер класса «широкофюзеляжный» выходит из ровной белой пелены к скоплению высоких кучево-дождевых облаков. Свет жёсткий, холодный. На обводах фюзеляжа — зеркальные блики, как на полированном приборе.

Слева по борту вдалеке — рассыпь чёрных точек. Они неподвижны мгновение, как засорённые пиксели на небе, затем начинают расти. Камера уводит фокус — теперь видно форму: железные гири, с массивными ушками-рукоятями, идеально матовые, 32 кг, калиброванные маркировки отпечатаны белой краской.

Капитан:
— Что за… Видите это?

Второй пилот:
— Это не град.

Бортинженер (через интерком):
— На радаре — плотные отметки, вертикаль. Как осадки, но… углы отражения странные.

Капитан тянется к радиосвязи.

Капитан:
— «Мэйдэй» пока не даём. Идём в обход, правее на пять… (замирает) Стоп. Они… падают.

За стеклом кабины первые гири проходят мимо — не близко, но достаточно, чтобы было видно чёткую маркировку «32». Громкий звон от удара металла о металл — будто где-то в брюхе самолёта кто-то уронил массивное железо. Пилоты переглядываются.

Невозможная концентрация власти в одном пространстве: президент, министры, банкиры, советчики. Они рассажены в отдельных роскошных блоках, но со сквозной видимостью — будто это телестудия. У одного — планшет с графиком, у другого — папка с эмблемой саммита. Адъютанты перешёптываются. Журчание кофе из хромированного термоблока, тихая музыка.

Молниеносная смена выражений: от скуки — к настороженности. Первый толчок в корпус — почти деликатный, как если бы автобус наехал на рельс. Несколько бокалов стеклянно звякают.

Президент (полушёпотом):
— Турбулентность?

Советник:
— Погодная сводка — без гроз. (гляделки в окно) Что это за… предметы?

Камера снаружи фиксирует первый удар: гиря, вращаясь, врезается в край закрылка. Металл слегка поддаётся, словно тёплое олово — вмятина, из-под лонжерона срывается струйка клёпочной пыли. Звук — глухой, мясистый «БУХ», с долгим металлическим «ууу-у-у», которое уходит в корпус.

Ещё две гири по касательной бьют в обтекатель шасси — тот дрожит, оттуда срывается хлопьями краска, словно с него сняли защитную плёнку.

Свет моргнул. По потолку поползли тонкие трещинки пластика. Из багажных полок выскальзывает чемодан, распахивается на лету: галстуки, бумаги, пустая обложка паспорта.

Гул поднимается по частоте. Люди синхронно поднимают головы — щёлк, щёлк, щёлк — маски кислорода сорвались и зависли перед лицами, как жёлтые фрукты.

Министр обороны (сдавленным голосом):
— Что за чёрт… это гири?

Глава центрального банка (оглядываясь, неожиданно по-человечески):
— Это чьи-то… шутки?

Стюардесса (профессионально, но голос срывается):
— Пожалуйста, пристегните ремни. Пожалуйста, оставайтесь—

Второй удар — сильнее. По потолочным панелям идёт вибрационная волна, как по тонкому металлу, на который поставили работающий мотор.

На стекле кабины — мутная дуга от касательного удара. Вторая гиря чиркает по правому пилону — на приборной панели на долю секунды вспыхивает предупреждение вибрации двигателя. Сразу гаснет.

Второй пилот:
— Они плотнее!

Капитан (в линию):
— Mayday, Mayday, heavy traffic of unidentified massive objects, vertical fall. We are taking hits.

Диспетчер (глухо, со статикой):
— Подтвердите — какие объекты?

Капитан:
— Калиброванные железные гири! Три-два килограмма. (охрип) Тридцать два! Повторяю — тридцать два.

Диспетчер (в ступоре):
— Что?

Камерная, почти интимная панорама лиц:

Президент (раздраженный вид) — теперь широко раскрытые зрачки, какие бывают у человека, который впервые видит собственную уязвимость. Он пытается прикрыть коленями планшет, как будто это может помочь.

Министр обороны — впечатывается в кресло, костяшки пальцев белеют на подлокотнике.

Премьер-министр — ослабляет галстук, смотрит в иллюминатор, губы шепчут: «Почему гири? Кто это сделал?»

Министр обороны:
 — Немедленно свяжитесь с военными

Глава центрального банка держит в пальцах жетон-сувенир; на жетоне золотой логотип Всемирного Экономического Форума.

Советник № 1 тянется к телефону — линии мертвы.

Гиря попадает в хвостовой обтекатель крыла, отскок — она, как бильярдный шар, по касательной уходит вниз, и по корпусу стелется волна дрожи. Другая — в нижнюю панель фюзеляжа; там лишь тусклый вмятинный круг, но звук такой, будто ударили в огромную пустую бочку.

Министр финансов (тихо):
— Я… боюсь.

Самолёт входит в плотную стену падающих гирь. Снаружи — как будто небо прорвало стальной резервуар: десятки тёмных тел летят под углом, каждое вращается, оставляя вихревые следы в турбулентном потоке.

Первый залп попадает в левое крыло — вмятина, размером с дверь, раздувается под ударом, алюминиевые панели выгибаются наружу, обнажая ребристые лонжероны. Одна гиря рикошетит, вторая пробивает кожух привода закрылков — куски металла летят в воздухе, обломки стекают по потоку.

Следующий — в фюзеляж чуть за кабиной. Звук не похож на взрыв — это треск раздираемого металла, как если бы гигант рвал консервную банку. Камера задерживается на месте попадания: в прорехе мелькает пламя, потом белая струя воздуха — разгерметизация. Поток выбивает наружу обивку и документы, они кружатся вокруг корпуса, как снежинки.

Штурвал дрожит в руках капитана. На панели мигает «HYDRAULIC PRESSURE LOSS».

Второй пилот:
— Давление в левом контуре упало!

Капитан:
— Перебрасываю управление на правый.

Самолёт резко наклоняется. Камера показывает через окно — гиря пробивает обшивку у корня крыла, под капотом вырывается тёмно-серая струя гидравлической жидкости, мгновенно испаряющейся в потоке. Вся поверхность крыла блестит, как покрытая маслом.

Капитан (в рацию, тяжело дыша):
— Контроль, борт 4-7-9, запрос на ближайший аэродром. На борту — государственные лица. Повторяю, настоящее падение железных гирь. Подтвердите запись.

Диспетчер:
— Для протокола… Вы подтверждаете: … гири?

Капитан (раздраженно):
— Чертовы, мать его, гири, 32 килограмма. Очень реальные.

Пауза.

Проход заполнен звоном металла и криками. Вибрация растёт. Маски пляшут на ремнях, потолочные панели дрожат. Люди хватаются за кресла, но самолёт начинает клевать носом — не резко, а медленно, тяжело, как кит, уходящий в глубину.

Крупный план: премьер-министр смотрит в иллюминатор, где видно, как одна гиря пробивает лопатку турбины — и поток огня вырывается назад, прорезая облака. Свет пульсирует внутри салона, всё окрашивается в красно-оранжевые оттенки.

Президент (крича):
— Почему никто не отвечает?!

Стюардесса:
— Пожалуйста, пристегнитесь, держитесь за—

Её голос тонет в низком реве.

Второй пилот:
— Потеряли левый двигатель! Температура растёт!

Капитан (в рацию):
— Диспетчер, теряем тягу, теряем управление по крену…

Штурвал тянется вправо, но самолёт всё равно заваливается. Срабатывает автопилот, затем отключается. Индикаторы мигают красным. Капитан переключает рычаги вручную, и на секунду управление возвращается — лайнер выравнивается, криво, с перекосом, но всё ещё в воздухе.

Паника сменяется ступором. Президент тянет руку к маске, но пальцы дрожат. Кто-то шепчет: «Это невозможно… там гири……»

Самолёт, изрешечённый, с дымящимся левым двигателем, выходит из дождя гирь. Крыло частично разрушено — оторванный элемент болтается, оставляя за собой рваный след. Под корпусом — след из падающих металлических осколков.

Но он всё ещё летит.

Тихая музыка контрастирует с картиной разрушений в лучах солнца — между слоями облаков, где всё будто замерло.

Небо — чистое, почти прозрачное. Самолёт, весь в вмятинах и копоти, выходит из облаков. Внутри — облегчённый вздох. Гул турбин ровный, как биение сердца, наконец успокоившегося.

В кабине пилоты переглядываются.

Второй пилот (улыбаясь):
— Мы сделали это. Мы живы.

Капитан (вздохнув):
— Держи курс… срочная посадка.

Лидеры и советники медленно выпрямляются. Кто-то снимает маску, кто-то нервно смеётся, кто-то молчит, удивленно глядя в потолок.

Президент берёт стакан воды дрожащей рукой, делает глоток и шепчет: «Вот и всё…»

Тишина.

Камера проходит по ряду: усталые лица, глаза, в которых одновременно ужас и облегчение. Кто-то крестится, кто-то шепчет: «спасибо».

Один из министров даже хлопает — неловко, один раз, — и за ним подхватывает кто-то ещё.

Гул аплодисментов в салоне звучит странно, будто сам самолёт аплодирует себе за выживание.

Солнце ослепительно бьёт в стекло кабины. На миг кажется, что всё позади — но вдруг по верхней части фюзеляжа проходит короткая вибрация. Камера поднимается вверх.

Над лайнером в небе — новая туча. Но она не похожа на грозовую. Она ровная, плотная, как огромные массы ваты.

Из неё начинают выпадать предметы — тяжёлые, длинные, с отражениями солнца: штанги по 100 килограммов, с бликами на блинах и хромированных грифах.

Первые падают медленно, почти грациозно, вращаясь в воздухе, как стрелы древних богов.

Затем — всё чаще. Поток сгущается.

Сигналы тревоги снова оживают. Красные лампы вспыхивают на панели.

Второй пилот:
— Это что теперь… трубы?!

Капитан (вглядываясь):
— Нет. Это… штанги.

Второй пилот:
— Штанги?!

Он едва успевает закрыть лицо руками, когда первая штанга проходит в метре от кабины — вращаясь, как копьё, оставляет свистящий след в воздухе. Вторая — ударяет в правый двигатель.

Мгновение — и в турбине вспыхивает короткое пламя. Лопасти выгибаются наружу. Обшивка рвётся. Один из блинов от штанги отлетает, ломая крыло по шву, и с грохотом исчезает в облаках. Камера фиксирует этот момент в замедлении: металл, рвущийся под натиском металла, огонь, вырывающийся наружу, поток воздуха, превращённый в хаос.

Пассажиры в шоке. Крики. Кто-то смотрит в окно и видит, как с неба падают штанги. Одна пролетает вдоль борта, ударяется о крыло, и от вибрации по всему корпусу идёт дрожь, будто удар в гигантский колокол.

Документы и ноутбуки подскакивают в воздухе, кружась в невесомости.

Президент:
— Что это за… ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!

Министр финансов (почти в истерике):
— Это невозможно… невозможно!..

Камера показывает отражения падающих штанг в иллюминаторах. Самолёт теперь в центре потока: сотни штанг падают вертикально вокруг. Некоторые рассыпаются при ударе о корпус, другие вминают обшивку, оставляя отверстия, из которых вырываются струи воздуха. Видно, как панели хвоста дрожат, один стабилизатор срывается частично, куски металла бьют и с грохотм отлетают.

Второй пилот (в панике):
— Мы теряем управление по тангажу!

Капитан (напряжённо, сквозь шум):
— Держи курс! Просто держи курс!

Свет гаснет, мигает аварийное освещение. Камера показывает руки капитана — в белых перчатках, сжатые до крови.

Штанга входит в кадр сбоку, удар — мгновенный и глухой, будто молния. В месте попадания крыло вздрагивает, обшивка прогибается волной, и по ней бегут ряби, как по воде. Вокруг — каскад искр, мельчайшие осколки металла стремительно разлетаются вокруг. Блин отлетает, рикошетит о корпус, оставляя длинную царапину с рваными краями. Из-под крыла вырывается струя топлива — превращаясь в белое облако пара, которое тут же втягивает в поток. Один заклёпочный ряд просто исчезает — его срывает ударной волной, клёпки летят наружу.

Воздух дрожит от звуков ударов. Люди кричат, кто-то молится, кто-то смеётся в истерике.

Премьер-министр, прижавшись к креслу, смотрит прямо перед собой, бормочет: «Это сон. Это просто сон.»

Крупный план: президент тянется к стеклу, видит, как огромная штанга, сверкая блинами, вращается прямо к ним. Она ударяет по иллюминатору — хрустит стекло, металл словно стонет, воздух с шипением вырывается через трещины.

Штанги всё ещё падают, но теперь уже не шквалом, а редкими ударами.
Промежутки между звуками становятся длиннее. Каждая новая падает медленнее, слабее, как-будто теряет массу по пути.

Звуки глухих ударов отдаляются, растворяются в реве ветра.
Ещё один стук… потом пауза… и ещё один, тихий, будто эхо прежней бури.

Камера двигается вдоль корпуса: металлические вмятины, следы копоти, перекошенные закрылки, но вокруг уже нет падающего железа — только дым и медленно танцующие в воздухе клочки изоляции.

Воздух дрожит от перегрева. Индикаторы мигают, но сирены наконец замолкают. Оба пилота сидят молча. Пот катится по лицам. В кабине — запах чего-то горелого.

Второй пилот (хрипло):
— Конец?..

Капитан (смотрит в окно):
— Конца не бывает. Просто вес меняется.

Второй пилот:
— Я не понимаю… Они падали как будто специально.

Капитан (хмуро):
— Может, и специально.

Капитан тянется к микрофону. Нажимает кнопку, но голос дрожит:
— Контроль, говорит борт 4-7-9. Удар… множественные повреждения. Запрашиваю аварийную пасадку. Повторяю, множественные повреждения.

Самолёт летит дальше, исковерканный и теряющий высоту. Вокруг странная тишина, а под крыльями отражается солнце. Камера двигается вдоль ряда — глаза, сжатые губы, дрожащие руки. За окном — сияющее солнце и клочки белых облаков. Лидеры и министры сидят пристёгнутые, бледные, кто-то всё ещё не может оторвать взгляд от окон. Слышен тяжёлый гул двигателей, свист воздуха в салоне и редкое постукивание металла о корпус.

Президент (резко, сквозь дрожь):
— Кто-то должен объяснить, что это было! Что ЭТО было?!

Министр обороны:
— Мы подверглись атаке. Всё, что падает, может быть сброшено с орбиты, это…

Президент (перебивая, срываясь):
— С орбиты?! Вы слышите, что вы говорите?! Что, чёрт возьми, с орбиты можно сбрасывать гири со штангами?!

Советник № 2 (пытаясь говорить спокойно):
— Возможно, это серия объектов… случайная катастрофа…

Премьер-министр:
— Случайная?! Вы видели, как они падали? Как будто целились!

Глава Центробанка (сухо, но с надтреснутым голосом):
— Это невозможно.

Кто-то вскакивает, забыв о ремне — падает обратно в кресло. Шум, сбивчивое дыхание, кто-то стучит по выключенному телефону.

Министр иностранных дел (срываясь):
— Мы сидим здесь, как… как животные в банке, а сверху кто-то бросает чертовы гири — что дальше, черт побери, что дальше?!

Президент (сквозь зубы, глядя в потолок):
— Молчать. Просто… молчите.

Он сжимает подлокотники. Кожа побелела от напряжения. Всё замирает на секунду. Только тихое потрескивание пластика.

Глава центрального банка (тихо, почти с мольбой):
— Мы… разве не должны были быть защищены от всего?

Президент (задумчиво):
— От всего…

Небо, едва успевшее сгуститься, вдруг вновь становится ясным. На горизонте — почти прозрачные бледные облака… и вдруг появляются тени — огромные, прямоугольные. Радар заливается красными вспышками. На экране — десятки крупных отметок, движущихся сверху вниз.

Пилоты не верят глазам.

Бортинженер (по внутренней связи):
— У нас что-то над носом… очень крупное.

Пилоты и пассажиры замерли. Никто больше не говорит — все просто смотрят. Из центра этой сияющей массы медленно выпадает огромная платформа — целая качалка, будто оторванная вместе с бетонным полом.

На ней — закреплённые тренажёры, гантельные ряды, турники, даже куски зеркал и раздевалки с дверцами, которые хлопают на ветру. Всё это вращается в воздухе, блестит, отражает солнце и летит прямо на самолёт.

Капитан (почти шёпотом):
— Jesus Christ…

Второй пилот (в ступоре):
— Это… спортзал. Падает спортзал!

Капитан (в рацию):
— Контроль, борт 4-7-9, фиксируем множественные крупные объекты, падающие вертикально! Неопознанные, похоже… строительные конструкции!

Диспетчер (задержав дыхание):
— Повторите… строительные конструкции?

Капитан:
— Похоже на… спортзал. С тренажёрами. Повторяю, спортзал.

Диспетчер:
— Вы шутите?

Капитан (глухо):
— Хотел бы.

Огромный тренажёр для жима, сверкая хромом, отрывается с платформы и с рёвом бьёт в левое крыло. Металл складывается, будто из фольги, крыло выгибается. Камера вылетает наружу — в момент удара виден вихрь клёпок и огня.

Пассажиры замирают, оцепенев.

Президент смеётся — нервно, истерично. Премьер-министр крестится. Советник шепчет: «Это символ, это должно что-то значить…»

— Значит, что всё кончено, — отвечает кто-то сбоку.

Стены дрожат. Через трещины в обшивке врывается солнечный свет, рассекающий салон на полосы. Пыль и клочки бумаги крутятся в вихре. На полу качается отвалившаяся табличка «EMERGENCY EXIT».

Из облаков начинают медленно вываливаться целые спортзалы, с бетонными плитами пола, со скамьями, тренажёрами, блестящими зеркалами и панелями телевизоров. Всё это падает вниз, вращаясь и сталкиваясь. Они летят не хаотично, а как будто кто-то целенаправленно высыпает их из небесного грузового отсека. Капитан пытается маневрировать избегая прямого столкновения. Одна из качалок углом проламывает крышу салона и рушится вниз, велотренажер убивает премьер-министра на месте и сверкая педалями застревает наполовину в обшивке вращая колёса в пустоте.

Паника снова превращается в ужас. Звук уходит в гул, всё в замедлении: летящие документы, отражения бликов от металлических поверхностей, лица — застывшие в смеси отчаяния и недоумения.

Президент (тихо, как во сне):
— Боже…

Они смотрят, как через окно пролетают гири, блины, куски зеркал и скамьи, вращаясь, словно кометы. Одна гантель врезается в иллюминатор и застревает в стекле и дрожит на ветру.

Президент (почти шепотом):
— Это насмешка

Глава центрального банка (дрожащим голосом):
— Мы — самые могущественные люди в стране…

Кто-то из пассажиров хватается за кресло и шепчет: «Мы должны были поднять вес человечества… и вот он упал.»

Шум снова нарастает. На крыше салона — гулкий стук, затем треск, будто гигантская дверь ломается.

Крупный план: потолок выгибается и сминается по диагонали через весь салон, двух советников и министра финансов вдавливает в кресла. Из одного торчит металлический стержень от тренажёра — блестящий, холодный, как копьё. Он качается, издавая металлический скрип, слышны хрипы, вниз сыплется изоляция.

Сверху обрушивается еще один спортзал. Огромная бетонная плита с закреплёнными тренажёрами падает сбоку, врезается в корпус. В месте удара — вспышка: клёпки летят во все стороны, куски крыла отрываются, как листья, разлетаясь по ветру. От удара отлетает кусок крыла, искры разлетаются, как салют. Очередной блок бьёт в хвостовой отсек, камера показывает как куски пола с закреплёнными скамьями пробивают облака, унося с собой покореженный хвост самолета.

Гигантский грохот. Панели трясутся, штурвал выбивает из рук, приборы пляшут. На секунду — ослепительный свет, будто вспышка молнии.

Второй пилот (крича):
— УДАР В СРЕДНЮЮ СЕКЦИЮ! Давление в гидросистеме падает!

Капитан:
— Заклинило элероны! Удерживаю рулём!

Диспетчер:
— Борт 4-7-9, повторите состояние!

Второй пилот (сквозь помехи):
— Контроль, у нас прямое попадание в корпус! Тяжёлый объект!

Диспетчер:
— Подтвердите тип объекта.

Капитан (в истерике):
— Это спортзал, мать его! С зеркалами и турниками!

Диспетчер:
— Повторите, повторите, как слышно?

Второй пилот (глухо):
— Записывайте как есть. Гребаное. Падение. Спортивных. Залов.

На фоне — гудит сирена, приборы мигают, надписи «FLIGHT CONTROL FAILURE», «FUEL IMBALANCE».

Бортинженер:
— Топливная система повреждена! Утечка из левого бака!

Капитан:
— Перекрыть подачу! Используем правый контур!

Он перехватывает управление. Самолёт трясёт. В кабину через вентиляцию врывается пыль и запах горелого пластика.

Воздух превращается в бурю из металла и пыли. Камера следует за обломками — через слой облаков видно, как из-под крыла вырываются языки пламени. Левый двигатель срывает защитный кожух; горящие куски алюминия крутятся в потоке.

Самолёт начинает терять равновесие и уходить в штопор — его нос колеблется, крылья трясутся. Гравитация будто то включается, то выключается.

В салоне — хаос и оцепенение одновременно. Пыль и обрывки бумаг летают по воздуху. Стены дрожат, а за иллюминатором проходят целые тренажёры, скользя вдоль борта, как акулы.

Президент (крича):
— Что это?! Что происходит?!

Министр обороны (сквозь страх):
— Это кара! Небо… нас судит!

Следующий тренажерный зал падает прямо на центральную часть фюзеляжа. Удар — волной. Панели выгибаются наружу, как меха аккордеона; обшивка трещит. Камера показывает крыло — оно гнётся вверх, в потоке видно, как металл «дышит». Падает ещё один тренажёр: тяжёлый блестящий станок пробивает нижний отсек насквозь. Внутри — взрыв пара: прорван бак с водой. Облако конденсата вырывается наружу, закручиваясь в спираль.

Штурвал ходит ходуном, приборы мигают, сигналы перекрывают друг друга.

Капитан (с трудом удерживая курс):
— Мы теряем контроль! Рули заклинило!

Второй пилот:
— Падаем!

Они смотрят вверх — и видят, как сверху падает очередная конструкция: блестящие зеркала и грифы сияют в солнечных лучах.

Крыло ломается по шву, остаётся одна арматура. Самолёт разворачивается на бок, окончательно входит в штопор, но медленно, величественно, как гигант. Вокруг — каскад падающих тренажёров, каждая конструкция отражает свет.

Свет мигает, всё красное, всё дрожит. Салон испачкан кровью. Один из министров, сжимая в руках телефон шепчет: «Законы бога не должны быть символами! Почему они стали символами?!»

Самолёт ускоряется в хаотичном падении, пассажиры вжались в кресла. Из иллюминатора видно — вниз уходит целая гирлянда спортзалов, тренажёров и спортинвентаря, вращающихся, словно в невесомости.

Всё замирает, в пробоинах ревет воздух, куски металла дребезжат и бьются об обшивку. Все молчат. Слышен ритмичный глухой стук.

Президент открывает глаза, глядит в потолок, где качается кусок перекладины с надписью «NO PAIN — NO GAIN».

Он смотрит на неё долго, потом тихо говорит:
— Вот он — настоящий вес.

Камера медленно уходит выше — через пробитую крышу, через облака, вверх.