Donate
Philosophy and Humanities

Двойная контингентность и «мистика» коммуникации

Владислав Карелин09/10/17 19:0915.6K🔥

О природе контингентности как неслучайной случайности, как мистической вещи без лишнего мистицизма

1. Случайность контингентности

Понятие «контингентность» в различных историко-философских контекстах понимается по-разному, но, пожалуй, общим для всех устоявшихся толкований (от средневековой философии [1] до современных обществоведческих теорий) является осознание контингентности как того, что является не-необходимым и не-невозможным. В отечественной научной литературе объяснение данного термина несколько осложнено искажениями, возникающими в результате перевода английского contingency. Порой ему ставят в соответствие «случайность», что в целом соответствует оригинальному значению, однако такую замену в ряде случаев следует признать неудовлетворительной. Так, часто вспоминают о заглавии книги Р. Рорти Contingency, Irony and Solidarity (1989), первое слово которого было переведено как «случайность» [2]. Вместе с тем «русское слово “случайность” не полностью совпадает с английским “контингентность” (contingency). Контингентность точнее и глубже передает смысл антифундаменталистских установок, например, в современном неопрагматизме <…>. Под контингентностью следует понимать ситуативность, привязанность любого феномена к определенному месту и времени, а также непредзаданность существования человека в исторически изменчивом мире, его непредсказуемость и амбивалентность» [3]. Это понятие есть «нечто “среднее” между тем, что случается необходимо, закономерно, что не может не случиться, коль скоро созданы (или заданы) требуемые условия (начальные или граничные), и тем, что чисто случайно. Срединность контингентности не статистическая, но категориальная или, скорее, бытийная. Контингентность — это то, что случилось, что имеет место; случилось, однако, таким образом, что сам вопрос о необходимости или случайности случившегося неуместен» [4].

Некорректность перевода в названном случае все же не великое преступление. Проблема лишь в том, что в русском языке нет исторически «самостийного» аналога контингентности, а калька даже в рамках академической литературы по-настоящему не прижилась. Сложно однозначно определить причину такого положения дел; может быть, права исследовательница Т.В. Литвин, предполагающая, что «контингентность служит своего рода свойством методологии в изучении человека, критерием специфической объективности, — тот факт, что в науке не может существовать консенсуса по поводу определения человека, приводит своеобразной неизбежности контингентного» [5]. Нестойкость, зыбкость, отсутствие универсального языка — все это, по обыкновению, имеет свойство сначала становиться поводом для беспокойства, а позднее, возможно, объектом рассмотрения.

2. Удвоение контингентности

Т. Парсонс ввел понятие двойной контингенции [6], которое объясняло взаимодействие участников коммуникации: одна сторона выбирает альтернативы из числа имеющихся, реакция же второй стороны определится как выбором первой, так и собственным выбором [7]. Коммуникация, согласно такому взгляду, — это двойная ситуация. Такую картину сохраняет впоследствии Н. Луман, который акцентирует внимание на том, как возникает — эмерджентным образом — порядок коммуникации, катализатором которого и служит двойная контингенция [8].

В чем польза понятия «двойная контингенция»? Конечно, оно подчеркивает, что коммуникация — это взаимодействие двоих, но тавтологичность такой находки, как и открытия навыка «говорить прозой», может свести на нет внедрение данного концепта. Специфику содержащейся в нем двойственности можно представить ярче, если обнаружить в ней ситуацию наложения или встречи вероятностей, дающей начало новому процессу или явлению. Примеров такого рода можно найти немало, причем в самых разных областях. Двойственна контингентность биологической эволюции, в ее ходе «сталкиваются два массива случайностей: генные мутации и рекомбинации в половом воспроизводстве, с одной стороны, и случайные отношения фенотипа и окружающей среды — с другой» [9]. Двойственно контингентен герменевтический круг: вариативность изучаемого «встречается» с познавательной слабостью изучающего…

Именно здесь становится интересной этимология слова: «контингентность» и «контакт» имеют общее происхождение, они происходят от латинского tangere — касаться [10]. Очевидно, что совершить прикосновение с одной только стороны невозможно, и снова «в духе» третьего закона Ньютона можно сказать, что всякое касание есть соприкосновение, или точнее — это всегда событие или точка двух касаний. Иначе говоря, контингенция может быть лишь двойной. Встреча — всегда встреча с чем-то «по ту сторону» касания.

Но что находится по эту сторону касательной поверхности?

3. Онтология контингентности

Системная теория Н. Лумана интенсивно использует понятие «двойная контингентность». Хотя в рамках его подхода социальное предстает десубъективированным и деонтологизированным, это вовсе не значит, что и субъект, и онтология оказываются из него вытесненными. Их существование допускается и, более того, постоянно присутствует в системной теории, но в строго изолированном виде. Изоляция в ее качестве автономии подчеркивается через концепт «собственные значения», а в качестве взаимной дифференциации — через концепт «двойная контингенция».

В онтологической части контингентности — в «собственных значениях» — совершаются «пакетирование» онтологии, ее теоретическая изоляция, трансформация ее в нечто, обретающее характер единичностей, инструментально применяемых в теоретизировании. В обществе, как показывает Луман, «присутствуют собственные значения, под которыми понимаются своеобразные социальные инварианты порядка и которые не могут быть сведены ни к консенсусу, ни к общим ценностям, ни к рациональности. Эти “собственные значения” и обеспечивают какую-то иную, независимую от консенсуса, интеграцию» [11]. Собственные значения проявляются как иллюстрации внутриграничного содержания онтологической топики, подтверждающие ее наличие, указание на нее; они онтологизируют, исключают релятивизацию. Собственное значение и есть та самая инвариантная величина, которая остается неизменной в результате применения множества рекурсивных операций. Можно было бы предположить, что подобные инварианты могут быть инструментальными фикциями и возникать только как удобное средство анализа, вводимое искусственно и существующее исключительно в спекулятивном плане. Но в том-то и дело, что Луман пытается ввести их, как ясно указывает исследователь его теории А.Ю. Антоновский, из совершенно конкретных естественнонаучных представлений (математика, физика, биология) в социальные. Это такие элементы, в частности коммуникации, которые со временем, по замечанию самого же Лумана, становятся смысловыми единицами. Иначе говоря, они могут рассматриваться не иначе, как несущие некую внутреннюю рациональность (но не распространяющуюся вовне), выраженную как некий внутренний порядок, дающий рождение аутопойетически устанавливающемуся «собственному поведению» системы [12].

В размышлениях о двойной контингенции в конечном счете ее содержание «мистически» предстает как необъяснимое, но при этом объясняемое — через свою манифестацию. Это рациональное объяснение устроено как потенциально непросчитываемое, непрогнозируемое, недетерминируемое и, наконец, — как неанализируемое и не подверженное идеальному анализу. Коммуникативные процессы в силу этого так и не подразумевает объяснения, отражаясь в плоскости чистого функционирования. Они остаются как некая тайна, но имеющая внутреннюю (пара)логику, онтологически нетрадиционную.

Возникает вопрос: а только ли эти чистое манифестирование и внутренняя структурность подразумеваются в системной теории? Предположу, что нет, и Луман был готов внести в системную теорию также и само содержание упоминаемых топик — не только онтологической, но и субъектной. Луман не отрицает радикально возможность субъекта, хотя он и не считает правильным согласиться с этим концептом как фиксирующим «инстанцию рефлексии в мире» и коему может быть приписано «слишком много онтологии и слишком много гуманизма» [13]. Говоря о субъекте, он указывает: «Этот концепт субъективных описаний, который всегда требует гарантирующих объективность моментов в субъекте, следовало бы заменить теорией описывающих самое себя систем. Легко видеть, что это во многом — конструкция, параллельная классической фигуре субъекта [курсив мой. — В.К. ]. Но теперь дело состоит только в том, чтобы не ограничивать эту идею процессами сознания и обобщить ее. Ведь и коммуникация, поскольку она различает информацию и сообщение и синтезирует их в понимании, тоже образует точно такую же структуру различения и одновременного процессуального совершения самореференции (сообщения) и инореференции (информации)» [14].

Коммуникативная эмерджентность, таким образом, в рамках лумановских идей не кристаллизуется за пределами онтологического и субъектного, а уже заранее зарождается внутри самих этих сущностей. Контингентное у Лумана буквально насыщено происходящим, онтологизирующимся, а не квазивероятностным и доступном исключительно для описания постфактум. «Если что-то происходит, то что-то за этим и кроется — а именно, отличие от того, что не обозначается, когда нечто обозначается в рамках традиции. Отсюда можно было бы сделать вывод о необходимости латентности.

Но речь идет уже не о сокрытой латентности, а об оперативной латентности; не о сокрытости бытия, не о некоего рода онтологической тайне, но о латентности, которую можно, выбирая различение, выбрать или не выбрать <…> Тем самым латентность переводится в модус контингенции» [15]. Другой вопрос, что это контингентное онтологическое и субъектное/антропологическое/гуманистическое Луман попросту выносит за скобки, элиминируя влияние процессов внутренних на внешние им коммуникативные процессы.

Взаимная закрытость бытия и субъекта в системной теории вовсе не означает их отсутствия. Это следует учитывать в исследованиях на стыке с напрашивающимися положениями из смежных дисциплинарных областей, в частности, опирающихся на деонтологизированное понимание коммуникации как контекста интеробъективных взаимодействий.

4. Мистика контингентности?

Если прямым описаниям субъекта места практически не находится (он не обнаруживается через свои действия как единичность), то к сверхъестественному/божественному используются порой весьма явные отсылки. В квазифилологическом жанре поиска ответа на вопрос «что имел в виду автор?» можно привести несколько размышлений на этот счет.

Например, хочется вспомнить об оригинальной системе логики Дж. Спенсера Брауна, которая используется в лумановской теории. Некоторые аспекты его основной работы «Законы формы» ряд исследователей интерпретируют как трансформированный миф о происхождении мира [16] (однако без явных богословских коннотаций), намек на который можно заметить, например, и в концепте «первое различение», и в цитате из «Дао дэ цзин», открывающей эту книгу. При желании можно отыскать и Бога — не самого, конечно, но предикаты божественного, которые, при обсуждении проблемы наблюдателя и ожидаемых предположениях об абсолютном наблюдателе, наверное, уже неизбежны после Беркли.

Мимоходом можно заметить, что в исследованиях религии Луман под церковной организацией подразумевает нечто снова однозначно контингентное: «неслучайное соединение двух случайных обстоятельств: решений о членстве (вход и выход) и фиксации структурообразующих признаков программы <…> персонала <…> и организации в собственном смысле» [17]. Так или иначе, теоретик говорит о точке соприкосновения в сфере сакрального, — и опять, избегая обсуждения «природы вещей», вещей которые — тайны, но только внутренне мистические. «Внутренне мистические» как «сокрытые в природе» (латентности — см. выше), а не оккультные (потаенные, но доступные для прояснения) и тем более не эзотерические (как противоположные экзотерическим и охраняемые некими социальными микрообщностями). Так обозначаемый «внутренне мистический» характер субъектного и онтологического подчеркивается специфической методологической установкой Лумана на своего рода (если продолжать «теологическую метафору») апофатическое манипулирование этими понятиями в рамках вполне рационального мышления, стремящегося полностью избежать обращения к ним, т. е. тому, что заключено внутри их «собственных» и «дважды отграниченных топик».

Контингентность — это, конечно, не беспорядок, это совсем другой порядок причинности. Это не то, что может быть описано через так называемое классическое определение вероятности случайного события. Здесь иная логика: она устроена наподобие описания вероятностных состояний микрочастиц с помощью математического аппарата, который вовсе не беспорядочен, но имеет дело с вероятностями. В этом смысле всякое стремление рассмотреть контингентность через классические представления, тем более в ее удвоении, неизбежно превращается в неуклюжую попытку рассказать о ней, как рассказывают о специфике квантового мира посредством известного мысленного эксперимента с котом Шрёдингера.

Примечания

1 См.: Апполонов А.В. Латинский аверроизм XIII в. М.: ИФ РАН, 2004. 215 с.

2 Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность / Пер. с англ. И. Хестановой, Р. Хестанова. М.: Русское феноменологическое общество, 1996. 280 с.

3 Ивахненко Е.Н., Аттаева Л.И. Изменение стратегий осмысления сложного: от метафизики и целерациональности к коммуни кативной контингентности // Известия Смоленского государственного университета. 2011. № 4. С. 366.

4 Аршинов В.И. Синергетика и методология постнеклассической науки // Философия науки. Вып. 8: Синергетика человекомерной реальности. М.: ИФ РАН, 2002. С. 20.

5 Литвин Т.В. Интериорность, чувственность, контингентность — почему эти понятия принципиально непереводимы? // Артикульт. 2012. № 7. URL: http://articult.rsuh.ru/article.html?id=2627596 [дата последнего обращения: 20.11.2013].

6 Вслед за существующей словоупотребительной практикой русскоязычных публикаций я не провожу различия между «контингентностью» и «контингенцией», хотя, строго говоря, первый термин определяет, скорее, категориальную сторону вопроса, второй — событийную.

7 См.: Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический Проект, 2000. С. 437.

8 См.: Назарчук А. Общество как коммуникация в трудах Никласа Лумана // Вопросы философии. 2006. № 6. С. 156–173.

9 Антоновский А.Ю. Никлас Луман: эпистемологическое введение в теорию социальных систем М.: ИФ РАН, 2007. С. 23–24.

10 Online Etymiology Dictionary. URL: http://www.etymonline.com/index.php?term=contingency [дата последнего обращения: 20.11.2013].

11 Антоновский А.Ю. Указ. соч. С. 8.

12 Там же.

13 Луман Н. «Что происходит?» и «Что за этим кроется?»: Две социологии и теория общества // Социологическое обозрение. 2007. № 3. С. 113.

14 Там же.

15 Там же. С. 115.

16 См.: Боброва А.С. Идеи Дж. Спенсера Брауна в интерпретации Н. Лумана // Вестник РГГУ. Серия «Философские науки. Религиоведение». 2013. № 12. С. 102–110.

17 Цит. по: Воронцова Е.В. Протестантская теологическая рецепция организационной теории Никласа Лумана // Вестник ПСТГУ. Сер. 1 «Богословие. Философия». 2011. № 4. С. 53.


Опубликовано в: Карелин В.М. Двойная контингентность и «мистика» коммуникации // Гуманитарные чтения РГГУ — 2014: Теория и методология гуманитарного знания. Россиеведение. Общественные функции гуманитарных и социальных наук. Гуманитарное знание и образование: Сб. материалов. М.: РГГУ, 2015. С. 221–228

‌‌ ‌‌
Konstantin Roslyakov
Николаев
+16
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About