Как понимать это время, которое мы проживаем в условиях пандемии? Осознаем ли мы происходящие изменения в полной мере? Наступивший кризис увеличивает неравенство в доступе к социальным преференциям (например, возможность удаленной работы, своевременная медицинская помощь и прочее), обнажает более глубокую пространственно-временную дифференциацию (в одних и тех же кризисных условиях устанавливаются разные формы реагирования на происходящее, возможности доступа и дистанцирования), изменились темп и образ социального взаимодействия.

Современный мир демонстрирует две разнонаправленные тенденции: одна указывает на асинхронизацию социального времени и исторического развития обществ, выявляя принципиальную прекарность развивающихся стран и неравный доступ к общественным благам; с другой стороны — современные технологии, глобальная медиатизация и цифровизация указывают на тенденции к сближению, универсализации и возможности менеджмента социального времени сообща. Доступ к технологиям является связующим звеном в мире разобщенности.

Акселератором темпов развития в эпоху биокапитализма стало сращение капитала и новейших наукоемких технологий, благодаря чему человечество имеет беспрецедентную возможность ускорять, сохранять, останавливать временные ресурсы на различных уровнях, начиная от повседневности и заканчивая биологическим временем (например, банки репродуктивных клеток).

Текущая пандемия наиболее ярко демонстрирует, насколько общества и границы связаны, проницаемы, а также насколько мы зависимы и взаимосвязаны в условиях общей витальной угрозы. Кроме того, социальное время является такой же проницаемой, изменяемой структурой, которая также испытывает эффекты происходящих событий. «Побуждение к изоляции совпадает с признанием нашей глобальной созависимости в процессе развертывания нового времени и пространства пандемии. С одной стороны, мы обязаны заключить себя вместе с нашими семьями, будь то пределы общих жилых помещений или индивидуального пользования, лишенные социальных контактов или приближенные к полной изоляции; с другой стороны, мы столкнулись с вирусом, который с легкостью преодолевает границы, является безразличным к национальным территориям» . [1].

Таким образом, рассматривая концепцию социального времени, мы сталкиваемся с разноуровневым, комплексным, изменяющимся феноменом, который принадлежит, как внутренним структурам (экзистенции) субъекта, так и внешним системам, развивающимся на макроуровне, который является напрямую связанным с социальной практикой и общественным устройством.

На уровне повседневности обнаруживается крайняя диффузность и взаимообусловленность всех протекающих процессов. Время повседневности представляется тем пространством формирования всей макроповестки, в рамках которого задаются тенденции к организации более масштабных социальных структур. Согласно подходу Ф Броделя к структуре времени, социальное время содержит: ритм повседневности (жизненные события, политические, культурные и прочие), циклы экономической жизни (падения и подъемы, кризисы, масштабные изменения демографической, культурной, политической сфер), история человечества и окружающей среды (longue durée, описывающей значимые социальные структуры, системообразующие объекты), которые характеризуются разными скоростями течения, циклами и протекающимив них процессами [2].

Сообразно этой структуре, время повседневности характеризуется как краткосрочное, с интенсивной сменой событий и дискретностью ввиду интенсивности этого событийного потока, характером политического процесса и уровнем развития общества. Данное в субъективном ощущении время повседневности — это связи между различными событиями, вплетенными новостями, фрагментами и эффектами глобальной среды. Это моменты, которые затем выстраиваются в логику жизни ретроспективно, с учетом субъективного нарратива и коллективной интерпретации. Таким образом, время повседневности — это собранные воедино впечатления человека и данная сообществом этим впечатлениям характеристика.

Особенно эта дискретность и ретроспективность становится очевидной в условиях кризиса. Фатальность рассогласования временных связей в кризисные моменты указывает на его ценность для человека и его социальной жизни, переопределяя, следовательно, понятия социального капитала и социального банкротства (П. Бурдье, Р. Патнем). Время повседневности в условиях биокапитализма также интерпретируется в логике ресурсности и коммодификации, выступает в качестве товара или услуги, имеет характеристики, присущие товару, что и обуславливает его стоимость на рынке. Ценностью становится возможность обладать и управлять временем, как и любым другим объектом.

Пандемический кризис выявил, что временной ресурс в качестве товара не является универсальным, неизменным одинаково доступным благом. Даже в «нормальном» течении повседневности индивиды в разной степени им «владеют», в разной степени извлекают выгоду, асинхронизация и неравный доступ проявляется в таких экзистенциальных характеристиках и состояниях, как замирание времени (в момент катастрофы или кризиса), его остановка (потрясение), наполненность, опустошенность, прекращение (смерть), имеющих отношение к повседневному, субъективному ощущению [3].

Дж. Батлер в попытке проанализировать текущее состояние мира в условиях пандемии говорит о глобальном кризисе капитализма, который представил наиболее наглядно уязвимые группы людей, в частности, те, которые не имеют возможности к самоизоляции, продолжая работать в публичном секторе, особенно это касается экономики заботы [4]. Установить другой порядок рабочего времени, изменить повседневную практику и просто сохранить свою жизнь путем дистанцирования оказывается такой же привилегией, как потребление товаров класса люкс, свобода перемещения или получение престижного образования. Так, мы приходим к мысли о том, что темпоральность (то, каким образом ощущается и понимается время повседневности) зависит от характера событийности, связано с социально-экономическими и политическими характеристиками, зависят от характера протекающего кризиса.

Возвращаясь к вопросу о коммодификации времени повседневности и менеджмента событийности и биологического времени с точки зрения управления биопроцессами и биоматериалами, необходимо отметить, что в текущем кризисе, несущем прежде всего биологическую угрозу, выявились также проблемы тотальности управления, выстроенности временных потоков, приоритетности сфер, которые капитализируются. Так, в первую очередь, это коснулось тех секторов занятости, которые едва ли поддаются процессу товаризации, но являются базовыми в системе поддержания нормального течения жизни. В первую очередь, к этому числу относятся сфера домашнего труда и труда экономики заботы, которая составляет огромный бюджетный сектор. Важным фактором определения темпоральной встроенности этих сфер в общий повседневный временной поток является прекарность, невозможность управления в полной мере самим индивидом, низкая капитализация, что обуславливает и низкую оплату труда, его небольшую ценность с точки зрения капиталистической иерархии вложений в глобальную экономику.

Итак, мы говорим о созависмости категорий времени повседневности и социально-экономических характеристик, проявившихся особенно остро в условиях пандемии, которая действительно поменяла наши представления об организации времени и пространства. Человечество столкнулось с «вывернутым» пространством и «вывихнутым» временем, с тем, что никак не ожидалось от мира, где сконструированы технологические сложные системы, позволяющие осуществлять эффективный менеджмент всего. То, что являлось присущим прошлому, стало реальностью планетарного масштаба. «По возвращении из супер-маркета под толщей мира я обнаруживаю землю. Я обнаруживаю землю прежде всего через вирус. Чума, мор по умолчанию располагались где-то в прошедшей истории. Они принадлежат прошлому так же, как Средние Века и Ренессанс. Они подразумевались как вещественность инакового, другого мира, во всяком случае в странах первого мира такая привилегия имела место. Эпидемии в наше время рассматривались не иначе как недуг слабо развитых наций, отмеченных нищетой. Такой взгляд несомненно позволял игнорировать и пренебрегать тамошними людьми. Однако земля производит гул, слышимый под изнанкой этого мира, мира, который, мы думали, уже покорен нами посредством культуры» [3].

Описывая ощущение времени, как приостановленное, замершее, мы, с одной стороны, говорим о возврате прошлого в виде зооноза, парализовавшего целые страны, невозможности будущего, как горизонта планирования; а с другой — о социальной депривации, невозможности полноценно присутствовать в публичном пространстве, взаимодействовать с миром в привычном ритме или взаимодействовать, но под угрозой инфицирования. Время повседневности существует в стыках и смычках более глобальных, универсализирующих структур, является самой благодатной почвой для производства различий и множеств, в том числе, пространственно-временных, которые, в последствие, группируются и перегруппировываются между собой в системах управления, создавая, таким образом, устойчивость общественной системы. Однако в условиях пандемии очевидным образом эта мнимая универсальность и устойчивость претерпевает трансформации, в корне меняя наше представление о течении повседневного времени, его нормальности, управляемости, обнажая глубокую подчиненность процессам малоконтролируемой среды. То, каким образом будут переосмысливаться вопросы социальной справедливости и солидарности, будет ли им дано новое определение с учетом произошедшего; будут ли заново подниматься вопросы перераспределения ресурсов, в том числе и трудовых; а также как будут решены проблемы, связанные с общим благом и многое другое, — это зависит от того, как мир выйдет из пандемического кризиса. Учитывая все вышеизложенное, необходимо признать, что временные ресурсы социальности, как внутренне присущие культуре, являются таким же (пере)собираемым конструктом, напрямую коррелирующим с социальной практикой и ее качествами, как и любой другой объект цивилизации.

*Проект Максима Сарычева “Куда пропали все цветы?” — визуальное повествование о красоте умирающей природы, человеческой уязвимости, этике и медийности пандемии. Серия фотографий проблематизирует показ и восприятие смерти в современных СМИ.

Последовательность фотографий соответствует датам выхода газет — начиная с 23 марта и заканчивая серединой мая 2020. Каждой фотографии соответствует количество умерших и заболевших от COVID-19 во всём мире. Заголовки и тексты газет отражают основные этапы развития пандемии. Цветы были сфотографированы в вазах, стаканах, бутылках и других емкостях, которые можно было найти дома и ближайшем продуктовом магазине во время карантина.

Сайт автора: http://sarychau.com

Список использованный источников:

1. Butler J. Capitalism Has its Limits [Электронный ресурс]: URL: https://www.versobooks.com/blogs/4603-capitalism-has-its-limits. (дата обращения: 15.05.2020).

2. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм [Электронный ресурс]: URL: http://www.demoscope.ru/weekly/knigi/brodel/brodel.pdf. (дата обращения: 15.04.2020).

3. Брайант Л. Кончина мира [Электронный ресурс]: URL: https://syg.ma/@sergey-adaschik/lievi-braiant-konchina-mira. (дата обращения: 20.05.2020).

4. Батлер Дж., Чухров К., Бикбов А., Юдин Г. Как самоизоляция влияет на возможность политического действия // Материалы вебинара, Москва, МВШСЭН, URL: https://www.youtube.com/watch?v=FFpHUla6b_Y. (дата доступа 18.04.2020).