Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...
Poetry

Weird-поэзия: эвакуация из очевидности

Olga Bekhtereva
Muesli Director

Эсследование фантазий современных поэтов в поисках выхода из имперской матрицы [Внимание: в тексте присутствуют психоактивные химеры Кати Сим, галлюцинаторный квир Максима Дрёмова и «Заговоры будущего» Дмитрия Герчикова, признанного ксеноагентом.]

Фотоколлаж Кати Сим
Фотоколлаж Кати Сим

В последние несколько лет наблюдается подъем интереса к weird fiction, «странному письму» как направлению фантастики и художественному методу. Наша повседневная реальность становится все больше weird, вирдовой, и это заставляет искать новые теоретические инструменты и пути осмысления происходящего. Кроме того, вирд стал периодически упоминаться при обсуждении поэтических книг: Максим Дрёмов говорит про weird-реализм в предисловии к сборнику Арсения Ровинского «Сева не зомби» [1] и подробно останавливается на «поэтике вирда» в рецензии на книгу Кати Сим «Общество защиты химер» [2], предлагая для перевода термина неологизм «страннопись». Алексей Масалов собирается посвятить вирду две лекции своего курса «Новейшая поэзия и популярная культура» в Лаборатории Транслит весной 2023 года [3]. Затронута эта тема и в первом за 2023 год выпуске журнала «Новое литературное обозрение» [4], где опубликована рецензия Артема Зубова на книгу «The American Weird: Concept and Medium», причем предлагается не перевод, а транслитерация основного термина («вирд»).

В этом тексте мы предложим собственный, по необходимости предварительный, очерк вирд-поэзии или поэзии, подвергшейся вирдингу. Под этим ракурсом мы рассмотрим текст Дмитрия Герчикова «Заговоры будущего», а также стихи Максима Дрёмова, Кати Сим и некоторых других авторов. В центре наших изысканий будет идея «эвакуации из очевидности»: weird-оптика как аварийный выход из «путинистического реализма», из здравого смысла больной российской современности. Возможно, в условиях схлопнувшегося будущего и навязанной черно-белой имперской парадигмы стоит возродить лозунг «Вся власть воображению!», который в этом году отметит 55-летие, воспользовавшись подрывными образами как ампулой с нашатырным вирдом.

Что такое вирд?

Понятие вирда неразрывно связано с именем Говарда Филлипса Лавкрафта. В знаменитом эссе 1927 года «Сверхъестественный ужас в литературе» [5] автор рассказов о Ктулху обсуждает weird tales (в переводе Л. Володарской они становятся «историями о сверхъестественном») и перечисляет образцы этого жанра из прошлого. Согласно Лавкрафту, в вирд-историях должна быть «ощутимая атмосфера беспредельного и необъяснимого ужаса перед внешними и неведомыми силами». Также в них содержится намек на возможность «приостановки или полной остановки действия тех непреложных законов Природы, которые являются нашей единственной защитой против хаоса и демонов запредельного пространства». Как поясняет Александр Сорочан в монографии «Странная классика: weird fiction и проблемы исторической поэтики» [6], само слово, давшее название жанру, появилось в литературной традиции вместе с ведьмами из шекспировского «Макбета», звавшимися weird sisters. В конце XIX века weird попало на обложку издания новелл Джозефа Шеридана ле Фаню «The Watcher And Other Weird Stories» (1894) и оказалось прочно ассоциировано с литературной готикой. Сами по себе словосочетания «готический рассказ» или «готический роман», по Сорочану, были нестрогими определениями, особенно часто встречавшимися в отзывах на произведения Эдгара Алана По, Э. Т.А. Гофмана и Брэма Стокера (разумеется, литературная готика и ее история — отдельная обширная тема, которой мы здесь не касаемся). Место вирда в поп-дискурсе было обеспечено журналом «Weird Tales» (1923-1954), где печатались Лавкрафт, Кларк Эштон Смит и другие авторы «странной прозы». Но это же издание закрепило ассоциацию вирда с бульварным чтивом и дешевой фантастикой. Реабилитация направления случилась уже в XXI веке, во многом благодаря антологиям «The Weird: A Compendium Of Strange And Dark Stories» [7] и «The New Weird» [8] под редакцией Энн и Джеффа Вандермееров. Сам Вандермеер, наравне с Чайной Мьевилем, стал наиболее известным автором направления new weird, «новый вирд», впрочем, настолько же расплывчатого, как и его предшественник. Параллельно произошло переоткрытие и условная канонизация Лавкрафта, после чего странное письмо получило ореол «массовой элитарности».

Таким образом, вирд был и остается спорной литературоведческой категорией, гораздо менее строгой, чем определения других жанров. Сорочан указывает [9], что вирд можно назвать «неканоническим жанром» по Бахтину: канонические жанры воспроизводят единую структуру, неканонические — постоянно уходят от нее и обновляются. Вирд-фикшн лучше рассматривать как переходную форму, которая под одним ракурсом может выглядеть как направление, под другим — как жанр, под третьим — как повествовательный модус, под четвертым — как авторская философия. Вирд можно определить через набор генетических черт, которые у него с большой долей вероятности (но не обязательно) обнаруживаются: фантастичность (описание сверхъестественного), наличие «готической хромосомы» (связь с литературой ужаса), столкновение с неописуемыми сущностями, выходящими за границы человеческого разумения. Некоторые гены добавляются по желанию или становятся результатом непреднамеренной мутации, например, ориентализм рубежа XIX-XX веков («Новые Арабские ночи» Р.Л. Стивенсона), который, среди прочего, привел к некоторым восточным чертам лавкрафтианского мифоса («Некрономикон» написан безумным арабом Абдулом Альхазредом). В случае с «новым вирдом» ситуация осложняется, так как произведения Мьевиля, Вандермеера и других современных писателей вобрали в себя наработки многих фантастических жанров XX века, в том числе фэнтези, стимпанка и научной фантастики. Соотношение ингредиентов изменилось, но сохранилась ориентация на «странное», причудливое, парадоксальное, неконцептуализируемое и потенциально жуткое. Важной осталась «расплывчатость» вирда, его существование между жанрами.

Одновременно с выходом антологии «The Weird» в 2012 году философ Грэм Харман выпустил работу «Weird-реализм: Лавкрафт и философия» [10]. Трактовка Хармана стала широко распространенной и упоминается Максимом Дрёмовым в рецензии, о которой шла речь выше. В центре «Weird-реализма» лежит понятие зазора (gap). Харман разделяет писателей на тех, кто устраняет зазоры, и тех, кто их производит. Лавкрафт относится ко вторым: «Ни один другой писатель не был так озадачен зазором между объектами и способностью языка их описывать…» [11] («Внутри наших монстров должен действовать какой-то более глубокий и более зловредный принцип, ускользающий от всякого подобного определения» [12].) При этом важно, что вирд работает и на уровне содержания, и на уровне формы: необходима игра произведения «с фоновыми условиями жанра» [13], в котором оно написано.

Напомню, что Харман входит в четверку спекулятивных реалистов, собравшихся в 2007 году для противостояния тому, что они назвали «корреляционизмом» (убеждением значительной части философии последних двухсот лет в том, что нам доступна только корреляция между субъектом и объектом, но никогда не сами они по отдельности). Второй чертой, объединившей спекулятивных реалистов, по словам Хармана [14], стало именно увлечение Лавкрафтом. Учитывая, что два из четырех участников движения (Йен Гэмильтон Грант и Рэй Брассье) были учениками Ника Ланда, уместно напомнить об интересе британского философа к наследию Лавкрафта. Один из его главных терминов — гиперверие — определялся, в том числе, как способ вызова Древних [15]. Таким образом, целый пласт новейшей мысли заслуживает приставку weird, особенно тех режимов философствования, что называют темными.

Эту связь закрепил сборник эссе Марка Фишера «Странное и жуткое» («Weird and Eerie») [16], в котором «готические ноты» оригинального вирд-букета разбавляются фрейдистскими и лаканианскими (Лакан, по Фишеру, предлагает weird-психоанализ), а все вместе помогает определить, как пишет Сорочан, «очарование внешнего, находящегося за пределами обычного восприятия, понимания и опыта» [17]. Фишер дает собственное нестрогое, но полезное определение вирда, говоря, что это «некое осознание неправильности, убеждение, что этого не должно быть; зачастую это знак встречи с новым, сигнал того, что наши прежние идеи и принципы устарели» [18].

Среди всех «сиамских» тем, вырастающих вокруг странного письма («вирд и хоррор», «вирд и абсурд», «вирд и магический реализм»), необходимо коротко остановиться на одной, наиболее актуальной при рассмотрении поэзии: «вирд и сюрреализм». «Причудливое» в вирд-фикшн, то есть ориентация на поиск зазоров и столкновение разнородных стилистических элементов, близко понятию «чудесного» у сюрреалистов (или «обыденного чудесного», в котором объединяются поэзия и повседневность), а также сюрреалистическим «изысканным трупам» и нагромождениям образов. Однако, несмотря на внешнее сходство, сюрреализм имеет склонность к устранению зазоров — тех самых, которые вирд продуцирует. По мнению Олега Горелова [19], в основе «сюрреалистического кода» лежит принцип топологической непрерывности: (сюр)реальность состоит из единой материи, объекты и образы обнаруживают всеобщую смежность. Схема этого процесса — переход друг в друга внешне непохожих топологических поверхностей (чашка с ручкой и бублик). В этой логике вирд-система, скорее, будет представлять собой воплощенную прерывность — коллекцию разнообразных несвязанных поверхностей, целый топологический зоопарк. Еще одна наглядная аналогия: Горелов упоминает о таком феномене, как «сюрреалистическая комната». Речь идет о типичной коллизии в ранних фильмах Луиса Бунюэля: проходя через дверь, герои обнаруживают то же пространство, что и в предыдущем кадре. Однако вирду гораздо ближе идея дома, описанного в фантастическом романе Дэна Симмонса «Гиперион», где каждый дверной проем — это портал, ведущий на другую планету. Вместо безвыходной сюрреалистической комнаты мы получаем радикально открытую вирд-анфиладу, конвейер причудливых декораций или кабинет редкостей, чьи экспонаты — также кабинеты редкостей. Если сюрреализм направлен на внутреннее (сокровенное, скрытое, бессознательное), то вирд — на внешнее (раскрытое), которое иногда внушает страх, иногда — восхищение, а чаще и то, и другое вместе.

Навстречу вирд-поэзии

Теперь понятно, что говорить о современной вирд-поэзии можно только обтекаемо, туманно, «вирдово». Польза от нового термина может быть лишь ситуативной, и применять его следует с осторожностью. Очевидно, что поэтические работы не могут конкурировать с прозаическими в создании полноценных вирд-сюжетов: в стихах вирд в большей степени фрагментируется. Тем не менее, этот теоретический инструмент содержит некоторый заряд свежести и позволяет взглянуть на знакомые явления с нового ракурса. Вирд удобен именно своей «зазорностью»: он проходит по лезвию между фантастическим и реалистическим, между детским и взрослым, между высоким и низким (элитарным и массовым) [20], но при этом не приводит к их слиянию, как в сюрреализме.

Перечитаем стихотворение Дмитрия Герчикова «Заговоры будущего», завершающее сборник 2021 года «Последний день времени». Оно представляет собой некую пародию на Нострадамуса — краткую историю будущего, серию абсурдных пророчеств. На наш взгляд, именно к этому тексту, как к тотемному пилону в стриптиз-клубе, можно пришвартовать наше теоретическое решето при разговоре о weird-поэзии. Вот небольшая подборка фрагментов [21]:

2021.3. К марту у младенцев вырастут клыки, остановятся сахарные заводы.

2021.6. Июньский переворот песка в Нидерландах. 2021.7. Мертвые геи-биологи возвращаются к жизни в июле. Евро +15, доллар -19.

2022.6. В июне в Казахстане говорящие нефтяные скважины пожрут оленей и олигархов.

2022.11. Именительный падеж зарубит топором винительный падеж.

2023.10. В Хабаровске елям проповедуют комары. 2023.11. Армия снега наступает на Сбербанк.

2026.1. Бразильские осы колонизируют солнце. 2026.2. Уральская «Секта красных губ» докажет, что клавиши фортепьяно и лампы накаливания имеют нервную систему. 2026.3. Австралия будет уменьшена до монеты и выброшена в римский фонтан, а Москва преобразована в двухъярусную кровать.

«Заговоры будущего» удовлетворяют основным критериям, перечисленным выше: они (поли)фантастичны, они играют с неназываемым или непредставимым, они несут смутную угрозу. Кроме того, герчиковский текст проблематизирует «фоновые условия жанра», как того требует Грэм Харман: стихотворением его можно назвать лишь очень условно. Пророчества записаны в строку, никаких признаков версификации не содержат. Однако в контексте поэтики Герчикова это закономерно: его тексты часто принимают необычные, антипоэтические формы (от резюме до протоколов задержания на митинге). Максим Дрёмов назвал такую стратегию «всесторонним тест-драйвом границ литературы и литературности» [22]. Несмотря на слабую связь с конвенциональными представлениями о поэзии, текст Герчикова — это именно стихотворение или поэма в том смысле, что он непрозрачен, небуквален и в первую очередь занят, помимо всяких коммуникативных задач, распяливанием факта собственного существования на границах всех перспектив.

Погружая читателя в безвоздушное пространство между шизофренической новостной повесткой, окрашенной в цвета апокалипсиса, и ее отражением в кривом зеркале поэтической перформативности, «Заговоры будущего» показывают механизм действия «зазоров», если угодно, их освободительный потенциал. Засчет своей промежути (неологизм Станиславы Могилевой), попадания в разломы между фантастическим и реалистическим, детским и взрослым, элитарным и бульварным [23], weird, как представляется, способен стать эвакуацией из стереотипов, конвенций, перцептивных трафаретов. Он несет с собой неисчерпаемый запас странности, несокращаемый образный избыток, как упаковка с чипсами, на дне которой всегда остается еще немного соленых крошек.

Случай Герчикова показывает, что вирд лучше всего чувствует себя в зазоре между композиционными элементами, в состоянии недооформленности. Если все стихотворение посвящено описанию какой-нибудь фантастической ситуации, то его вирдовость падает, а риск извлечения «морали» повышается. Скажем, персонажи одного из текстов Данилы Давыдова из сборника «Ненадежный рассказчик» сочиняют гимн Божественному Роботу [24]; даже несмотря на «промежуточный» характер этой ситуации, она не ощущается как причудливая в вирдовом смысле. И философские ориентиры (размышления о будущем человеческого вида), и постконцептуалистская ирония, и раёшный стих, которым пишет Давыдов, позволяют восприятию этого текста встать на достаточно прочный фундамент. Кроме того, монолитность «сюжета» напоминает о новом эпосе Арсения Ровинского и Федора Сваровского и пародийных научно-фантастических балладах Андрея Родионова, которые можно отнести к предшественникам вирда. В статье «Фантастические сюжеты в современной поэзии» Аркадий Штыпель перечисляет и другие ветви вирд-родословной, однако почти все они тяготеют к крупным формам либо к произведениям, в которых возможна реконструкция некоторой единой фантастической коллизии [25].

Гораздо более «зазорными» оказываются тексты, в которых вирд-образы предстают неупорядоченными, не собранными в букет. В них содержатся только трудноуловимые вирд-закваски или вирд-сыворотки. Именно такое фрагментарное, но насыщенное фантазмами письмо лежит в основе стихов Кати Сим. Сюжетная ткань присутствует в них лишь ажурно. Например, из следующих строк можно извлечь едва намеченную «пандемийную» тему [26]:

вирусы замерли в воздухе — темные балерины-гориллы,
они не кричали: верни нам лес,
они ждали, добрые джинны,
а после замерли в марлевых городах

На презентации сборника Кати Сим «Общество защиты химер», проведенной «Метажурналом» [27], прозвучали названия нескольких направлений фантастики или режимов фантастического, обсуждавшихся выше. Юлия Подлубнова предложила термин «волжский сюрреализм», Людмила Казарян вспомнила про киберпанковскую книгу Джеффа Нуна «Вирт» (несмотря на видимую близость «вирду» в русском переводе, в оригинале это «Vurt»), Виталий Лехциер завел речь о посткафкианской тревоге, Илья Кукулин, среди прочего, обратил внимание на гротескные образы, а сама поэтесса отметила влияние магического реализма Милорада Павича, но кроме того признала близость своей практики вирд-фикшн. Сама трудность в определении стилистических ингредиентов указывает на то, что образы Сим как бы смотрят на читателя из «зазоров», из трещин в существующих литературных и культурных иерархиях [28].

Приведем еще один текст, который мы считаем почти образцовым примером поэтического вирда. Это стихотворение Максима Дрёмова, опубликованное в его телеграм-канале [29]. Как и в других «вирд-перечнях» (которые, кажется, наследуют «Классификации животных» Хорхе Луиса Борхеса), строки здесь идут «в порядке живой очереди» слабо связанных друг с другом образов. Вначале читателя встречает телефонный справочник: «101 — пожарные, 102 — ментура, 103 — скорая, / 104 — газовщики, 105 — ритуальная служба», — но затем происходящее быстро выходит из–под контроля, по спирали удаляясь от любого мыслимого центра:

…106 —

ателье для великанов и лилипутов (по будням), 107 —

ремонтники сумеречных плащаниц, 108 — коман-

да гримёров кыштымского карлика, 109 — брига-

да специально обученных поэтов, пишущих только

газеллы об алхимических опытах…

Очень скоро мы оказываемся в том же мрачном пандемониуме, как и у Герчикова или как в кульминации фильма «Хижина в лесу», где герои обнаруживают себя частью хоррор-конструктора, в окружении сотен кабинок со всеми мыслимыми и не мыслимыми ужасами. С тем лишь уточнением, что кабинки Дрёмова содержат не классических персонажей хоррора, а разношерстных обитателей вирд-коммуналки, пересыпанных поэтическими перформативами и пародиями на доску объявлений. Общая рамка для фантазий не ослабляет, а подчеркивает их вихревую вирдовость, как бы подталкивая читателя к решению невозможной задачи: попытаться представить себе мир (даже сугубо воображаемый), где все эти не совместимые друг с другом персонажи, сеттинги, стили, жанры, логики действительно могли бы попасть в единую таблицу.

И у Герчикова, и у Дрёмова заметно стремление к поискам необычного («зазорного») вирд-формата для написания стихотворения. Список здесь (а также календарь, телефонный справочник и так далее) — не просто способ организации материала, но продолжение жанровых игр, попытка одновременно поэтически осмыслить и спародировать те или иные текстовые модальности. При этом, как отмечает Алексей Конаков, перед нами не концептуалистская «поэтика каталогов»: своим компендиумом Герчиков «фиксирует не утомление, но удивление от мира» [30]. Порой «странный» эффект достигается иронической буквальностью, с которой автор следует им же самим изобретенной процедуре. Так, миниатюра Дарьи Суздаловой «График театральной труппы карлиц-передвижниц на майские праздники» [31], действительно, представляет собой график театральной труппы карлиц-передвижниц на майские праздники:

6 мая — карлицы не двигаются;
7 мая — карлицы не двигаются;
8 мая — карлицы слегка елозят ходулями, как бы прощупывая почву;
9 мая — карлицы двигаются (до полудня), карлицы не двигаются (после полудня);
10 мая — карлицы не двигаются.

Удивительным историческим примером weird poetry, где совмещены фантастичность и оригинальность формата, является текст Рене Домаля «Несколько французских поэтов XXV века», увидевший свет в 1941 году [32]. Это полноценная медитация в жанре «фантастического литературоведения», который примерно в то же время практиковался Борхесом, а позднее был освоен Станиславом Лемом и другими. Домаль предлагает очерк истории языка и литературы с XX по XXV века, изобретает художественные течения, пересказывает биографии вымышленных поэтов и приводит цитаты из них. Одно из стихотворений будущего носит безупречно вирдовое название: «Импровизированный катрен на этическом конгрессе 2400 года в Тимбукту».

В своем телеграм-канале Дмитрий Герчиков отмечал, комментируя собственные жанровые поиски: «Мне нравится писать такие стихи, которые меняют само определение стиха, в этом смысле мне всегда хочется создать текст, вовсе не похожий на поэзию per se, а что-то «между»: постом и эссе, списком важных дел и школьным сочинением, черновиком романа и заметкой на телефоне» [33]. Любопытно в этом плане, что использование какой-либо нестандартной формы мгновенно приводит к ее исчерпанию. Если кто-либо захочет повторить герчиковскую «инсценировку» Нострадамуса, ее вирдовость, вероятно, резко пойдет на убыль: возникнет микроконвенция, высасывающая текст из межклеточного пространства, завлекающая его в свой гравитационный колодец. Австрийский поэт-конкретист Эрнст Йандль писал: «В мире должно быть бесконечное число методов написания экспериментальных стихов… Я думаю, что наиболее успешны те методы, которые могут быть использованы лишь однажды… Тогда результатом будет стихотворение, совпадающее с методом, которым оно было создано» [34]. Другими словами, сборник календарных предсказаний — это одноразовая комбинация формы и содержания с нулевым сроком годности, и именно эта недолговечность, неспособность к затвердеванию и придает ей специфическую вирдовую текучесть.

Сияющие вирдспективы: квирд, кибервирд, вирд-теория

Перечисленные векторы для вирд-штудий можно было бы дополнить темами, материал для которых пока существует в очень ограниченном объеме. Так, можно очертить перспективы вирда в квир-поэзии — вплоть до внедрения такого спекулятивного жанра, как «квирд». В «Заговорах будущего» присутствует этот мотив («2023.1. В канун Рождества табуретка Наталья и гречка Спиноза объявят себя первой квир-парой освобожденного Дамаска»). Полноценно «квирдовое» произведение принадлежит перу Максима Дрёмова [35]. Оно начинается словами «книжная закладка — бисексуальная демигёрл» и продолжается перечислением нетрадиционных сексуальных и гендерных идентичностей вещей и растений. Из текста мы узнаём, что вереск и мятлик — «демиромантичные сапфы», застиранная наволочка — «пансексуалка» и «полиаморка», запах сгоревшей спички — «ксеногендер», а луна «топит за тотальный квирный фрилав». Квир делит с вирдом привычку существовать в прорехах между категориями, и в квирд-медитациях, подобных дрёмовской, открытие собственной идентичности, не вписывающейся в наличную табель о гендерных рангах, вполне может оказаться шагом в том же направлении, в котором ведет путь вирда — по стрелкам на плане эвакуации из привычки.

Еще один перспективный гибрид — это кибервирд, в котором из всех фантастических влияний на первый план выходил бы киберпанк, посткиберпанк и вдохновленные ими направления темной философии. Собственно, уже давно и активно ведутся художественные поиски в зазоре между человеческим и машинным. К ним относятся разнообразные кибернетические «найденные объекты» (спам-поэзия, фларф, дорвеи, использование предиктивного набора смартфона), создание гибридов между естественными языками и языками программирования (Mezangelle Мез Бриз [36]), опыты в области геймификации (текстовый квест Ростислава Амелина [37], использование чит-кодов у поэта Игоря Ванькова [38]) и поэтическое осмысление переписки с чат-ботами в работах Юрия Рыдкина [39]. На очереди — появление новых нейросетевых гибридов в духе сборника рассказов Павла Пепперштейна «Пытаясь проснуться», где половина написана самим автором, половина — ботом, которого натренировали на корпусе его текстов.

Совсем недавно генеративный искусственный интеллект объединил двух из трех главных героев этой статьи (Максима Дрёмова и Дмитрия Герчикова), когда первый создал нейросетевую версию второго [40]. Сделано это было с помощью той же русскоязычной языковой модели ruGPT-3, которой пользовался и Пепперштейн. Нейросеть выдала альтернативные «Заговоры будущего» (это объясняется, конечно, «затравкой», которую скормили чат-боту). Например: «2025.1 При выходе в отставку все снеговики, лепящие снеговиков, станут мучениками, мучениками-снеговиками». Или «2030.1 Будет восстановлена Совесть, выведенная из анабиоза в комнате смеха». Здесь вирдовость усугубляется новым зазором — между человеком и машиной, — а также всем комплексом этико-фантастических вопросов о том, как именно следует воспринимать самовыражение чат-ботов. Очевидно, что в скором будущем станет возможным создание еще более запутанных гибридов с использованием множества технологий. Отчасти, такой «мультивирд», хоть и без явного фантастического элемента, уже практикует Андрей Черкасов, чьи тексты становятся результатом применения самых разных цифровых инструментов, от генератора случайных чисел до гугл.перевода [41].

Третья «вирдспектива» — это развитие вирд-филологии и вирд-стиховедения. Вообще, для современной теории, воспринявшей и переварившей уроки теоретического фикшена, весьма характерна вирд-оптика. Нередко встречаются калейдоскопические, панорамные обзоры, в которых читателя гипнотизирует мерцание терминов и философем. Большим знатоком по этой части был Дмитрий Голынко, ушедший из жизни в январе 2023 года. В статье про объектно-ориентированную поэзию [42] он упоминает несколько десятков современных теоретиков, заимствуя у них разнообразные концепции, от ксенопоэтики и дискогниции до ингуманистики, онто-картографии и темного витализма. Все эти идейные кульбиты не произвольны, но образуют сеть, в которую улавливается интересующее Голынко явление: пост-человеческое качество поэтического образа, который становится подобен «сгустку темной, непроницаемой, замкнутой на себе материи». Нас здесь, в первую очередь, занимают тематические и стилистические переклички с вирдом, а именно трудноуловимый «зазорный» или «промежуточный» характер текстуальных экспериментов (оркестровка поэтического высказывания подобно «выражению невыражаемого») и следы лавкрафтианского ужаса (Голынко упоминает о «ксено-агентах» в стихах как «манифестации демонического таинственного пришельца»). Показательно, что рассуждение о странных тенденциях в актуальной поэзии ведется на «странном» языке, академически строгом на микро-уровне, но на макро-уровне распадающемся на серию междисциплинарных скачков, «изысканно-трупных» концептуальных ассамбляжей или ктулхианских гибридов, аналогичных некоторым персонажам Мьевиля, например, свалке компьютерных деталей, которая обрела сверхсознание («Вокзал потерянных снов»), или танковому кентавру («Последние дни Нового Парижа»). Вирд-поэтология подразумевает невозможность анализа новой поэзии старыми методами, а потому расчехляет вирд-арсенал для штурма проблемы одновременно со всех сторон.

Заключение: будущее человеческого ви (р)да

Вернемся к центральному тезису: вирд-поэзия способна осуществить или помочь осуществить эвакуацию из очевидности. Тренировка фантазии и пролиферация зазоров, которые обеспечивает вирд, необходимы, если мы хотим вообразить выход России из черной полосы (и вообще продолжение истории) — хотя бы отдаленно представить себе следующий этап развития за пределами навязанных сверху ложных дихотомий. В этом плане любопытно обнаруживать вирд-мотивы в антивоенных стихах [43], где они как будто призваны преодолевать инерцию «путинистического реализма», если переиначить термин Марка Фишера. (В измененном виде первая фраза его знаменитой книги звучала бы так: «Легче представить себе конец света, чем конец путинизма».) Возможно, подрывная вирд-образность — и есть столь необходимая нам идейная перегрузка (в обоих смыслах): из–за нее державный процессор подвиснет, и большему количеству людей станет ясна необходимость нажать reset.

Хочется закончить строками Дмитрия Герчикова из его стихотворения «Стихотворение» [44] (что можно считать вирд-переосмыслением жанра «стихотворения»):

«Сколько раз мы коснемся друг друга — столько времена расколются на части. Беспроводные сети опутают воздух, жидкие механизмы усовершенствуют кровь, информация станет сладкой как миндальное молоко, но мы будем прикасаться к друг другу, пока доносятся взрывы на границе между девяностыми и нулевыми, жизнью и смертью, родиной и русским языком» .

[Примечания]

1. Цит. по: Мария Малиновская. Взгляд из отсутствия (Арсений Ровинский. Сева на зомби) Новый Мир.

https://nm1925.ru/Archive/Journal6_2022_3/Content/Publication6_7981/Default.aspx#sdfootnote5sym

2. Максим Дрёмов. Пролетая над гнездом химеры (НЛО 174)

https://magazines.gorky.media/wp-content/uploads/2022/05/nlo174-312-316-dremov.pdf

3. Сообщение о курсе Алексея Масалова «Новейшая поэзия и популярная культура»

https://t.me/translit_mag/178

4. Артем Зубов. Американский «вирд»: жанр и эффект (Рец. на кн.: The American Weird: Concept and Medium. L.; N.Y., 2021).

https://www.nlobooks.ru/upload/iblock/46f/342-346%20zubov179bib.pdf

5. Говард Филлипс Лавкрафт. Сверхъестественный ужас в литературе (перевод Л. Володарской)

http://www.lib.ru/INOFANT/LAWKRAFT/sverhestestvennyj_uzhas_v_literature.txt

6. Сорочан А.Ю. Странная классика: weird fiction и проблемы исторической поэтики: Монография. — Тверь: Тверской государственный университет, 2020. — С. 13. (Этимологически weird восходит к древне-англосаксонскому wyrd — «рок», «судьба», — и глаголу weorthan — «становиться», который в свою очередь содержит праиндоевропейский корень *uert — «поворачиваться» [https://www.etymonline.com/word/weird]. Русские слова «вертеть», «превращать», «извращение» оказываются дальними родственникам weird.)

7. The Weird: A Compendium of Strange and Dark Stories. Tor Books, 2012.

8. The New Weird. Tachyon Publications, 2008.

9. Сорочан, Странная классика, сс. 6-7.

10 Харман, Грэм. Weird-реализм: Лавкрафт и философия / пер. с англ. Г. Коломийца и П. Хановой. — Пермь: Гиле Пресс, 2020. — 258 с.

11. Там же. С. 14.

12. Там же. С. 30.

13. Там же.

14. Харман, Грэм. Спекулятивный реализм: введение / пер. с англ. А.А. Писарева. — М. : РИПОЛ классик, 2020. — С. 34.

15. См. глоссарий CCRU в сборнике Abstract Culture: [https://monoskop.org/images/f/f1/CCRU_Abstract_Culture_Digital_Hyperstition_1999.pdf]. Ник Ланд, по-видимому, первым превратил имя Ктулху в прилагательное («ктулхоидный»), см. текст «Occultures» в сборнике «Fanged Noumena», где встречается «cthulhoid-continuum of destratified hypermatter». Другой неологизм с именем лавкрафтианского божества — это «Ктулуцен» Донны Харауэй, введенный в книге 2016 года «Staying with the Trouble: Making Kin in the Chthulucene».

16. Fisher M. Weird and Eerie. L.: Repeater Books, 2016. P. 144.

17. Сорочан, Странная классика, с. 45.

18. Цит. по: Сорочан, Странная классика, с. 46.

19. Олег Горелов. О сюрреалистическом в русской поэзии (Воздух #41, 2021)

https://litkarta.ru/porjects/vozdukh/issues/2021-41/gorelov

20. Следует оговориться, что такие же формулировки встречаются при обсуждении других фантастических модальностей, например: «Гротескное всегда реализуется на переходах и совмещении границ, метаморфозах прямо противоположных явлений: малого / большого, верхнего / нижнего, «возможного» / «невозможного», человеческого / нечеловеческого, живого / неживого и пр.» (Лавлинский С.П., Малкина В.Я. О категориях фантастического, гротескного, абсурдного // Абсурд, гротеск и фантастика в визуальных измерениях: сборник статей / сост. и ред. В.Я. Малкина, С.П. Лавлинский. — Москва: Эдитус, 2019. — С. 23.) Цит. по: Алексей Масалов. Трансгрессивное письмо Андрея Сен-Сенькова: джазовый гротеск и галлюцинаторная ирония. (Флаги #4, https://flagi.media/piece/49).

21. Дмитрий Герчиков. Заговоры будущего (Цирк «Олимп»+TV №35 (68), 2021)

https://www.cirkolimp-tv.ru/articles/968/zagovory-budushchego

22. Максим Дрёмов. Тысяча и одна машина

http://www.textonly.ru/case/?issue=51&article=39286

23. Здесь остался непроговоренным еще один зазор: между научным и бульварно-эзотерическим. «Заговоры будущего» примечательны тем, что написаны «инфостилем», в совершенно нейтральном тоне, в каком обычно выдержаны новостные заметки. В других текстах Герчикова подобная констатация фантастического иногда соседствует с вывернутой наизнанку научной терминологией: «я родился в 9783-м при разложении юпитера на альфа-маргаритки» (https://stenograme.ru/b/rock-painting/bez-nazvaniya.html?ysclid=lf0×09 pxpj894099028). В этом аспекте герчиковский метод, похоже, близок патафизике Альфреда Жарри.

24. Данила Давыдов. Ненадежный рассказчик. Седьмая книга стихов. — М.: НЛО, 2022. — С. 144.

25. Аркадий Штыпель. Фантастические сюжеты в современной поэзии (Новый мир, 2022, 9)

https://nm1925.ru/Archive/Journal6_2022_9/Content/Publication6_8101/Default.aspx

26. Катя Сим. Общество защиты химер (Флаги #4)

https://flagi.media/piece/61

27. Презентация сборника «Общество защиты химер»

https://www.youtube.com/watch?v=a0v8-JSDoBE

28. «Химеричность ее [Кати Сим] героев, сплавленных из гибнущего антропоцена, довременной архаики и техногенной трансгрессивности, позволяет разомкнуть границы познания и воображения и, выражаясь метафорой, ставшей заглавием одного из циклов, добыть огонь — спустить монстров, рожденных сном разума, на агентов всех иерархий». Максим Дрёмов. Пролетая над гнездом химеры (НЛО #174).

https://magazines.gorky.media/wp-content/uploads/2022/05/nlo174-312-316-dremov.pdf

29. Максим Дрёмов (https://t.me/epigraphpourunlivrecondamne/140)

30. Алексей Конаков про «Последний день времени» («Воздух» 2021, №42)

http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2021-42/hronika/

31. Дарья Суздалова. Град из слепышей («Флаги» #10)

https://flagi.media/piece/194

32. Рене Домаль. Поэзия XXV века (перевод с французского Валерия Кислова)

http://pustoshit.ru/14/daumal.html

33. Дмитрий Герчиков (https://t.me/denvremeni/75)

34. Реплика Эрнста Йандля взята из издания: An Anthology of Concrete Poetry. Edited by Emmett Williams. Something Else Press, 1967. Цитата приводится на стр. 326 pdf-версии, доступной по адресу https://monoskop.org/images/a/a6/Williams_Emmett_ed_Anthology_of_Concrete_Poetry.pdf (проверено 03.03.2023). В самой книге нумерация страниц отсутствует.

35. Максим Дрёмов (https://t.me/epigraphpourunlivrecondamne/109). Квир и гротескно-вирдовые образы также иногда соседствуют в поэзии Екатерины Вахрамеевой.

36. О языке Mezangelle австралийской поэтессы Мез Бриз можно прочитать здесь: https://spacemorgue.com/mezangelle-an-online-language-for-codework-and-poetry/.

37. О своей поэтической игре «СимСтаб» («Симулятор Стабильности») Ростислав Амелин рассказывал в онлайн-журнале «Флаги»: https://www.flagi.media/piece/281.

38. Игорь Ваньков на сайте Премии Аркадия Драгомощенко

https://atd-premia.ru/2021/08/22/igor-vankov-rossiya-perm/

39. Работы Юрия Рыдкина из серии «Биокиберискусство» на основе переписки с чат-ботом публиковались, среди прочего, на сайтах «Сигма» и «Полутона»:

https://syg.ma/@rydkin/kibier-non-fikshn-biokibieriskusstvo

https://polutona.ru/?show=0829114346

40. Результат эксперимента представлен в телеграм-канале Дрёмова:

https://t.me/epigraphpourunlivrecondamne/146?comment=340.

41. Андрей Черкасов. Дополнительные поля; предисл. М. Дрёмова. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 264 с.

42. Дмитрий Голынко. Поэзия закрытого доступа: тезисы к объективации поэтического образа

https://syg.ma/@msnl/dmitrii-golynko-poeziia-zakrytogho-dostupa-tiezisy-k-obiektivatsii-poetichieskogho-obraza

43. В качестве примера «протестного вирда» можно привести такие строки Екатерины Вахрамеевой: «пока мы ведём семинары по путинодицее, родина посылает в заградотряды луноходы, / купленные на алиэкспрессе, тактические бронежилеты из токсичных отходов, живых и мёртвых, застрявших у неё под ногтями» (https://vk.com/vakhrameyeva?w=wall23767555_4887&ysclid=lf0y2h8i4j2749266). Обзор фантастических тропов в оппозиционной поэзии потребовал бы отдельного исследования.

44. Дмитрий Герчиков. «Стихотворение» (https://greza.space/kate/)

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Olga Bekhtereva
Muesli Director

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About