Надежда\Надежда\Надежда

Душевная стихия российского человека — преображенная стихия его тела и души, архэ его духа Единство души основано на надежде на другого человека и на себя самого как истинно- общественное существо, способное слиться с народной стихией в нерасторжимое целое и создать универсальный мiр как упорядоченный универсум народа и народов в противовес несовершенству мира наличного, непосредственно данного и всегда противоречивого, а не разноречивого.Надежда касается уже в первую очередь общественного и со-общественного в их противоречивом единстве, на существо и сущность человека\человечества, пока что пребывающих в отчужденных формах, но дающих и так надежду на взаимодействие и прогрессНадежда есть трансформационное бвтие воли, и воля — ее осуществление. Поэтому надежда оставляет простор воле как своему архэ, становящемуся стохейоном. Суть надежды — дефлексия, труд и работа, направленные на природу и человека. Первичная форма надежды, надежда\ — на природу, но по совместному труду. Здесь регулятивом служат символы социальные, в в своей отчужденности символизирующиеся всё более. Но именно отчужденная символизация искаженной формы сообщества приводит к тому, что сам труд оказывается трудом на надежду; регулируется сословным расслоением и есть его санкция, и требуется революция. Символизация манипулирует волей, а также силой и, впоследствии, мощью, присваивая их, что прикрывает отчуждение (и делает его прикрытым). Сам по себе труд, реализация собственной воли, есть надежда на себя, и её развитие, несомненно, обогащает человеческое деятельное бытие, ибо без надежды на себя невозможно обернуть искаженную форму отчужденного сознания, господствующую в работе. Это \надежда\. Она торжествует в реформах и революциях, когда проявляется истина — всякое отчуждение есть чья-то воля, и только собственной волей её возможно превозмочь, и превозмочь возможно, ибо воля отчуждения несобственная, отчужденная от человеческого деятельного бытия, в чем бы оно ни выражалось — и это существенно! — в непосредственном физической работе или в теории или управлении, в творчестве. Надежда на революцию неизбывана в предыстории, и время показало, что своевременно проведенная реформа в трансформационном плане больше соответствует надежде, тем более, что она связана с переходом (исторически вполне различимым) к надежде на предельное сообщество — человечество, на социальный (сила) и технический (мощь)прогресс. Но мир оказывается отчужденным и в другом плане — и тоже символизируемом, но воплощено — на нации и обслуживающие их государства. Что также делает эксплуатацию и отчуждение скрытыми, как прикрыто боло символическое, социальное принуждение, затемнено классовым интересом и абсурдным строением мира. Труд, развившийся из работы и являющийся стороной (и вновь, в активности, превращающийся в работу) совокупной, общечеловеческой деятельности, в своей превращенной форме подчиняет ее себе и делает условием процветания немногих наций; \надежда,даже надежда на реформу оказываются убывающе малыми,особенно в услвоиях манипуляции сознанием, что относится к душевному, сознанию, но сказывается и на бессознательном, чувственном, душе и часто меняет смысл самой сути существования. Но воля неизбывна. Остаётся надежда на само творческое значение надежды (как и других отчужденных душевно-символических, религиозных и душевно — символизаторских, информационных). Иными словми, остаётся надежда на личностный, «персоналистический», переворот, тем более, что он напрямую связан с судьбой человеческого отчуждаемого деятельного бытия, духовного и сокровенного, соответствует духу эпохи, непосредственно стоящей на пороге перехода от предыстории к истории. Здесь \надежда\ опирается на \волю\ душевно-сообщественного и собственно волю человека, рефлексивное, что должно сделать каждого вершителем истории и хозяином собственной судьбы и статуса, реализатором позиции.Человеческое деятельное творящее бытие должно получить собственную, а не отчужденную форму, и возглавить другие сообщества — народы (творящее начало в нациях), человечество, природу и весь универсум как (через человека) свободные личные творящие начала,творящие свою судьбу; а Судьба отличается от Фатума, Рока и Фортуны своим соответствиям целям, зрячестью, восхождением к совершенству.Но такая \надежда\ соответствует в своём трансформационном плане правде в формационном и детскому в миръе.

Впрочем, здесь еще одно поле для надежды. Как феодализм невозможен со всеобщей воиснкой повинностью, так капитализм несовместим с ядерным оружием — не случайно, под его прикрытием возрождаются имперские амбиции Империи Зеленого Дьявола и вынуждают на симметричный ответ народы свободолюбивые, а не только пользующиеся «свободами». Это становится фактором, делающим личностный переворот не только необходимым, но и насущным для самой жизни, чтобы личностное решение было принято правильно, не по логике танатоса, господствующей при капитализме, а по логике эроса,требующего от плоскостного, экстенсивного развития перейти к интенсивному, к личностному росту всего без изъятия человечества.

Надежда на мiр строит душу российского человека в ее необъятности и открытости миру, в отличие от традиционной вселенной оксидентала, сконцентрированной вокруг его местопребывания и узкой зоны работы (активности). Для оксидентала его профессиональное занятие — работа, вписанная в работы других мастеровых; для человека ориентального — труд, благославленное свыше; для россиянина это — деятельность, всегда космическое свершение целостности его жизни телесной и душевной, в своей глубине, сути и результате — свободная человеческая деятельность. Последняя начинается там, где тело с его природными перстными (несводимыми напрямую к психическим) силами оказывается бессильной и может породить только надежду на широту целостности души, способной объять необъятное и примирить противоречия существования со-обществом или общественностью в истине, развивающиеся всё еще из и под давлением зооморфных, этосных начал человека…

Однако сама деятельность души оказывается ограниченной, в ней обнаруживаются противоречия. Никаким трудом души они не преодолимыми; и даже надежда истончается в этих условиях. Единство освоенного трудом и неосвоенного, земного и небесного, единство сословных различий оказывается подорванным в самом своем существе и надежда истончается в попытке охватить целостностью, единством несогласимые противоречия, особенно тяжкие постольку, поскольку в существе они понятны и дают основание на веру в существенное единство разноречивого. Поэтому надежда на внешнее — временна, обманчива и преходяща, в конечном счете надеятся можно лишь на себя и человечество в себе, поскольку здесь \надежда\ прирастает и самообосновывается как прогрессия и трансгрессия любого наличного мира как существования, трагически, танатически противопоставленного бытию и бытию, расвивающемуся не на собственных основах, не рефлексивно, т.е. эросически, — в своем сокровенном человеческое бытие (а значит, и божественное, поскольку божество нуждается в сотрудничестве свободного человека), всегда развивается как само-стоятельное начало, в преодоление и использование собственного существования.

Надежа как таковая, не «на», сама по себе, ценна для человека укоренением его в себе, в человеческом душевном бытии в отличие от существования, способного по существу лишь на деформацию или зависимое бытие как средства и формы человеческого бытия, универсального содержания. Реалия надежды укоренеяет собой человека в человеческом бытии, поскольку надежда есть сама по себе способность расторгать узкие рамки существования и полагать свое бытие в ином, превращать Другое в Иное, существованию непосредственно не принадлежащем.

Вера, надежда, любовь нередко понимаются исключительно как религиозные ценности, однако это есть заблуждение. И атеистическая, и свободномысленниеческая, и агностическая перспективы не лишены веры, надежды, любви либо в природу, либо в общство, либо в себя самого. Различия заключаются в стпени отчуждения объекта, его предметных и вещных характеристик, проявления из-делия человеческим деятельным бытием во всех его формах реальности и во всех формах реальности. Однако без минимального отчуждения, осуществляющегося в опредмечивании, невозможна никакая человеческая жизнь.Но предметного вещная действительность достигает лишь на уровне скрытого, как плод и форма труда, безразлично, физического или умственного (Следущая форма — форма объекта, но это уже — духовное). Поэтому душевные реалии стоят в ряду форм отчуждения\возвращения и есть по существу их форма как данная сознанию еще, и подготовленные их действию со стороны бытия. Бытийная составляющая, конечно, не противостоит сознанию, но отличается от него как форма положенная в отличие от противоположенной в сознании Степень отчуждения в сознании\существовании выше, чем в бытии; в бытии отчуждение исчезает как содержание, сохраняя форму своего развертывания, чему и служат реалии веры, надежды и любви. Особенно это характерно для надежды, существо которой — неуклонная уверенность в возращении человека из отчужденных форм его существования. Человеческая значимость душевных реалий — подготовка осуществления формы возвращенной, которой и является духовное. Вера в возвращение движет человеком в его повседневнх странствиях по отчужденным: остраненым, искаженным, превращенным и извращенным формам, и именно формы извращенные особенно нуждаются в преодолении их в вере, надежде, любви и усии, премудрости, коорая призвана руководить душевным в нелегких поисках путей оборачивания, возвращения формы отчуждения. Отчуждение неотделимо от существования постольку, поскольку оно выступает как равнодушное соседство с иными вещами и снимается как только бытие охватывает ответственностью за всё, всеобщей вовлеченностью и становлением иным, более высоким и совершенным. Человек быд Другим. Он должен стать Иным. Человеческое бытие есть прежде всего внутреннее становление; и существование, сознание оказываются его ступенью, моментом. Впрочем, таким моментом, также необходимым является и отчуждение, осуществление бытия в существовании, если только оно остаётся моментом и средством, послушной формой не претендуя на истину и универсальные формы всеобщности. Вообще переход к истории человека — переход от торжества форм к доминированию содержания. И первым является человеческое деятельное бытие. Это сокрыто, и близость России к человеческому бытию в её деятельном начале, всё еще в значительной мере остающемся втуне, составляет не только сокровенное России и всего человечества, но и сокровенным от России в ней самой. И человеку остаётся только надеяться на успешное осуществление человеческого бытия в существовании и регрессии к существованию — не только природному, но и социальному, и политическому, к сути, существу и сущности — к сутьщественному — человеческому поступающему деятельному бытию, в отличие от господства его существования и борьбы за существование. Можно сказать, человеческая истекшая история — борьба с существованием, за бытие человеком как минимум и предпосылка человеческого деятельного бытия…И основная надежда человека — на человечество как воплощенное в живых людей человеческое бытие. Этим и определяется существенное содежание надежды как реалии душевной жизни.