15 июня 2017 г. Рассказ.
15 июня 2017 г., аэропорт г.
Перечисление вещей, которые нужно не забыть, когда возвращаешься домой. Ещё планшет. Вот и он, на столе, отвлёкся на него, сел на край кровати и проверил сообщения — больше восьмидесяти непрочитанных, восемьдесят людей, и почти никому из них я никогда не отвечу. Где-то там, внизу два сообщения бок о бок, я иногда докручиваю до них — от двух друзей, как сейчас вижу: трасса М3, авария, оба в кашу ниже пояса (бессмысленное, по сути дела, оскопление), а у Мити, того, кто вёл, вся грудь чик-чирик почикана синицей. Ну да ладно. А Дрон уже и не пытался вырулить — следы уходят в одну сторону, не вихляют; кость некрепко сидела в суставе и выскочила.
А в другой машине никто не пострадал. Оба отчитались год назад, 30 мая 2016 г., — будем через полчаса. Зато мне по
Ноутбук, шнур от него, телефон ставлю на зарядку, проверяя при этом, заряжается ли он на самом деле — в последнее время стал отходить контакт. Перед сном ещё раз заглянул вконтакте: в пять московских утра в сети только те люди, на сообщение которых я не ответил и писать которым уже как-то неловко. С одним из них у нас двери друг напротив друга, только чудом не встретились ещё. Ну, может, завтра позову, всё равно отмечать будем. Ещё раз окидываю взглядом комнату в общежитии, в которой провёл последние полгода — ничего такого, что бы обо мне заговорило, всё уже убрано в чемодан. Вот только брошюры из Колумбийского университета и других колледжей, которые зовут к себе в магистратуру — смахиваю их, и они оседают, как известь, на одежду. Застегиваю чемодан, и je suis prêt à возвращаться на родину. В последний раз проверяю телефон. Заряжается.
Зря проверял, ночью какие-то желобки не въехали в пазы — и всё, нет тебе ни зарядки, ни будильника. Я встал позже, чем хотел, и уже не было времени заряжать телефон, но и на самолет я не опаздывал. А ведь опоздай я — и сберег бы себе жизнь. Нет, на самолёте не взорвалась бомба, иначе я был бы мёртв, и не мог бы выстраивать предложения в сослагательном наклонении. Из той точки, где я уже мёртв. Как Митя и Дрон.
И ещё один человек, сообщение которого я так и не прочёл; я захожу на его страницу, а вот он на свою — нет, с самого 5 апреля. Может быть, он завёл фейк, я не знаю. В общем, ничего не даёт причин считать, что он умер. Одна моя бывшая девушка пропала отовсюду, как только мы расстались. Я думал, надеялся, она покончила с собой, так всем и рассказывал, обрастая коростой (в смысле, аурой) загадочности — вот идёт человек, который, считай, убил другого человека. Но она просто переехала на другую страницу, о чём я узнал спустя полгода.
Я давно уже был в аэропорту. Дело было так (): Пока я ждал такси, прочёл новости, несколько телеграмм каналов (здесь явное расхождение во времени со следующим чтением каналов, которое я увидел, но не убираю) — продолжали всплывать всё новые видео с Тверской, те же события, но с другого ракурса, и ненависть моя была. Мне хотелось долго, долго и с выдумкой пытать этих, которые тащили людей в автозаки. Я представлял, как мы (какие-то мы) приходим к власти и получаем доступ ко всем базам данных, а там имена каждого из них (а уж остальных мы и без всяких баз знаем), каждый их выход на службу (где ты был в тот самый день?), и — давай нагуглим пятнадцать самых страшных пыток, и чтобы каждый мог прийти и ножиком порезать. А на реакцию мирового сообщества плевать.
Это старая сказка про дракона, напоминал я себе. Следует быть терпимей, никто не заслуживает смерти. С другой стороны, мы оставляем у себя за спиной резерв для контрреволюции. С другой стороны, потом их дети… а с другой и т.д.
Пока что я просто хочу домой, к девушке, доставшейся мне по наследству. Дальше много лишнего, и намеки на то, что он похож на радикального исламиста и поэтому ему не дали продолжительную студенческую визу, какие-то совсем толстые (ещё он, узнали бы * * — из Чечни).
Однажды мне показалось, что на мне загорелась куртка, а это всего лишь фаер вспыхнул за моей спиной, но я упал на землю и начал по ней кататься, и кричал от боли, чувствуя, как с меня слезает кожа. Одно из авеню было запружено: с одной стороны напирали полицейские, с другой — студенты, били камнями витрины; а я спешил к своей подруге, она жила в нескольких кварталах отсюда. Фаер случайно приземлился рядом со мной, но мне тогда показалось, что против нас (каких-то нас) пустили огнемёты. Затем я встал и отряхнулся, надеясь, что никто не слышал моего вопля. На воре и шапка, и куртка, и лицо — тоже заёмное. С подругой мы столкнулись у дверей её дома, она видела меня, проезжая на автобусе, и теперь посмеивалась. И я посмеивался. На этом месте никогда не было порицания измены, только её констатация, выраженная фразой «а затем мы совокупились»).
Женщина, правоприемником которой меня сделал мой друг, кидает мне какую-то ссылку. Но это уже потом, когда я обнаружил. До вылета оставалось ещё много времени, каким-то чудом я прибыл в аэропорт гораздо раньше, чем планировал. Я прошёл регистрацию и таможенный контроль, сдал багаж и теперь бродил по зоне вылета, ожидая, когда же откроются мои ворота. Я искал стойку, на которой можно было подзарядить телефон, но вокруг них стояли люди, люди и люди, ожидавшие свой рейс. Я не знал, чем себя занять, я даже не взял с собой книгу, поэтому всё что мне оставалось — это караулить.
О, женщина, думал я меж тем, не теряя бдительности, вот сейчас я вернусь к тебе, 1/40 от Одиссея, вымученный чужестранец, пролетевший из точки А в точку Б по немного выгнутой линии… Восклицание. Я не даю телефону даже толком присосаться к проводу и тут же включаю его, баюкаю. Сотни вай-фай точек, и на всех пароль, только где-то в глубине слабо пульсирует то подключение, которое и положено мне — недолгому гостю в этой растекающейся и разлетающейся глыбе. Ловить вай-фай в таких местах.
Первым делом. Обидно, он не был связан пуповиной вай-фая с точками доступа, ощущай я его тяжесть в руках, я бы знал, чем себя занять — полез бы в письма, и там увидел то самое сообщение и спасся бы. Но камень весом в ноль меня не занимал. Однажды держал в руках неродившегося ребёнка.
И вот оно, то самое. Должно быть, что-то очень важное. Но я оттягиваю этот момент и открываю сначала сообщение от Феди: внутри какой-то мем про взорвавшийся самолёт, так он желает мне доброго пути. Если бы он только знал, как он окажется прав. Всем, наверное, потом показывал нашу переписку, всего два сообщения: его мем и моё «лол».
Только я захотел открыть сообщение от женщины, бережно переданной в мои грузные руки из рук, ещё сжимающих тоненькую рукоять ножика, как
Контакт хотел, чтобы я поверил — Дрон набирает мне сообщение. Что бы он мне написал? «Это ты, сука!». Да нет, он на Митю думал, надо было ему тогда его резать?
(да, кстати, вокруг меня творилось страшно много чего ещё, на этом пугающем и пугливом перекрёстке, не забывайте)
Снова поймал вай-фай — и никаких тебе писем от мёртвых друзей. А она прислала репост из
Это центральное место эпоса, но сколько его ни переписывали, оно получалось нелепым, хотя то время и не знало таких категорий. Шла речь о том, что понятно только им одним, мы такого не знаем и никогда не узнаем. Вокруг пробела имеется тенденция к шизоидному заполнению пустоты, кружащая как черная муха карандаша над телом хорошего вкуса этой фразы. И в целом рассказа — в общем, речь шла о том, что в России перенаселение и поэтому разрешают всем убивать друг друга, пока счётчик не дойдет до нуля. Эта новость вызывает в героях закономерное недоумение (вроде бы мы всю дорогу говорили, что у нас недобор, и молились каким-то иконам, чтобы это исправить) и усмешку, которой, впрочем, вскоре предстоит угаснуть, когда герой поймет, что ему страшно садиться в самолет, вдруг всё это правда (да, настолько уже ненависть кипит в людях, что даже он готов в это поверить), и поножовщина начнется прямо в самолете (мотив ножа, безусловно, прошивает эту историю насквозь, путаясь только в глупых словесных играх, отказаться от которых — выше моих сил).
Кто такому поверит? Это ведь очередной фейк, ещё и плохо скроенный. Этот вброс как будто писали из другого мира — какое, чёрт подери, перенаселение? Больше похоже на работу неумелого SMM’щика, который продвигает чью-то антиутопию.
Для смеху я нажал на ссылку, и антивирус, на удивление, не среагировал. На странице действительно был счётчик, но стоял он уже не на пятнадцати миллионах — когда я зашёл, цифра замерла на 14, 999, 875 и иногда менялась. Я высчитал время — в России уже был поздний вечер. Постарались, хорошо придумано, но не очень — кто же ведёт отсчёт смертей? И учитываются ли смерти естественные? Я закрыл вкладку, пока никто не подумал, что это таймер бомбы. Даже после удаленного сравнения с исламистом эта фраза имеет смысл.
«Лол, — пишу я женщине, — и зачем ты присылаешь мне этот НОД наобород?)». Но она была в сети полтора часа назад, ей нечего было мне ответить. Я полез искать подходящую для такого случая картинку, и только тогда понял, что почти опоздал на самолёт — когда я начинал читать, она, та самая, была ещё в сети. Я рванул телефон и побежал к своим воротам. Я вслушивался в объявления по громкой связи, и мне казалось, что английский голос называет моё имя — пассажир такой-то, пройдите к воротам номер 9; как будто меня зазывают из Рая — давай, все уже прошли, один ты остался. Я добежал до ворот, но они всё так же были на запоре; я взглянул на табло — до отлёта оставался ещё час, это значит, я читал тот огрызок двадцать пять минут. Нет, нет.
Я списал случившееся на очередной баг в новой версии. Я отыскал себе место среди своих соотечественников, и увяз в их стройных рядах. Снова поймал вай-фай и обновил страницу с сообщениями — ого, целых восемь новых. Даже два от людей, которых я в своё время проигнорировал — хорошо, идут на контакт первыми. Везде было одно и то же — репост того текста, только из разных групп. Даже Лентач рассказал о нём, и в комментариях один литовский эмигрант: подыхайте там, а я, может, тоже приеду кого-нибудь порешать, но мне пока и тут хорошо. Да и мне неплохо, подумал я. Господи, подумал я ещё раз, кто на это ведётся? Ведь тысячи таких постов каждый день пишут, но ведь почему-то остановились на этом.
Всем, кто мне это прислал, я ответил примерно то же, что и ей. Но никого не было в сети, как будто снова было пять утра. Я заглянул в раздел «онлайн» — пусто. Дырявые, однако, сети. Решил отыскать кого-нибудь в телеграмме, а там на каналах уже разгорелись споры насчёт нового вброса. Я размотал клубок репостов и выяснил, что инициатором был, я присвистнул, сам НЕЗЫГАРЬ — он и вбросил. Ссылается опять на свои источники. Ладно, может, взломали. Впрочем, споры уже отгремели, все признали это плохой шуткой — последнее сообщение (по крайней мере, среди моих подписок) пришло час назад, с тех пор штиль. И никого из друзей онлайн.
Путешествие между приложениями — снова отправляюсь в контакт и пока догружается страница, смотрю по сторонам: мой сосед слева тоже читает вброшенную новость. На вид ему за пятьдесят, так и представляю, как он пишет где-нибудь в комментариях, что правильно, суй этих щенков в автозак. Так и представляю, как он обрадуется этой новости — наконец он на деле покажет, как надо страну защищать! И меня первым убьёт.
Мой сосед перехватил мой взгляд и нахмурился, и страх, рожденный инерцией моей мысли, заставил меня уткнуться в телефон. Одно новое сообщение. От Дрона. Ага.
Одно слово: Привет. Затем, как будто он знал, что я увидел — второе письмо. Я не открываю, даёт мне ровно секунду, чтобы прочесть, и — третье: «…».
Утрамбовываю телефон поглубже в рюкзак, чтобы не мешался. Глупо, очень глупо с её стороны — у неё одной был пароль и логин от страницы Дрона, это так она меня встречает! О, ты, та, с которой я совокуплялся эти полгода (если быть точным, только четыре месяца), та, что провела со мной мою последнюю (во скольких смыслах?) ночь, где ты теперь? Пропала ещё до моего пробуждения.
Я не выдержал и снова полез в телефон — Дрон и Митя в сети, больше никого. Другие притаились, выжидают, сидят в засаде и выпрыгнут, чтобы пырнуть меня чем-нибудь острым: шилом, отвёрткой, ножом, осколком стекла. Из пальца снова побежала кровь, будто спасаясь из тела; я сунул палец в рот и сосал её, причмокивая, возвращая на родину. Тогда я считал, что это неважно: уже в аэропорту среди квадратных километров гладкой поверхности я отыскал зазубрину и уколол большой палец правой руки — стигматы причащенного к письму на смартфоне; на экране оставались красные разводы.
Притаились, чтобы пырнуть. А им есть, за что меня. Особенно тем, которых я. И которым не. «Прилетай в Россию скорей, — прилетело мне сообщение от Мити. — Мы тебя встретим. Нам Вика передела. Она тоже будет, мы на моей машине приедем».
Объявили, что наш рейс задерживается на полчаса. Я проверил европейские и американские новости — там ни слова о вбросе, но это ещё ничего не значит. Может, не выпускают до выяснения обстоятельств, хотят нас спасти. Пишу Мите, что рейс задерживается на полчаса. Он отвечает: «Ок».
Со скуки разглядываю свой билет. Delta Airlines, солидно, с таким не страшно, наверное, лишний раз проверяют какие-нибудь проводки. Это не то что с «Победой», которая раз чуть не угробила меня на подлёте к Казани. Но с лоукостеров и спрос другой, наверное.
Думаю и прикидываю, способны ли мои сограждане устроить поножовщину уже на борту самолёта? Юрист из меня никакой, но
Переписываюсь с Дроном и Митей, Вика создаёт беседу на четверых, по-русски: «Вэлком ту Раша». Я из неё удаляюсь. С другой стороны… Возвращаюсь, проворачиваю в голове — ведь я смогу убить мента, целых двух, ого, когда мне ещё подарят такую возможность? Испугавшись, удаляюсь опять.
Объявили посадку на рейс. Я взглянул на мир поверх экрана: к воротам стягивались люди, чтобы лететь на родину, но очередь была куда меньше, чем я ожидал. Люди разбежались, испугавшись, как и я. Я смял уголок билета, чуть-чуть его надорвал. Встал и пошёл в туалет, зашёл в кабинку и долго не решался смыть проклятую бумажку. Вышел, умылся, очередь почти вся прошла.
Вика пишет уже мне одному: присылает селфи — она и
Возникает новая беседа — те же люди, то же название. Я пишу им прочувствованно и слёзно: «В какое время мы живём с вами, друзья мои, раз у меня возникают такие мысли, раз я боюсь к вам, раз это произошло на
Дрон шлёт сообщение в беседе: «Ты чего там строчишь?».
«…ка мой народ не ударил меня. Разве это нормально? Разве так должно быть в здоровом государстве, в здоровой родине, скажите вы мне, друзья? Боялся бы я так, если бы возвращался в Англию, добропорядочный английский гражданин? Воспользовались бы радикальные мусульмане этим шансом, чтобы легализовать свою деятельность? Пошли бы власти им навстречу?…».
Ко мне подходят, стоят возле меня, но глаз я не поднимаю. Чувствую, как меня сверлят взглядом, как влажное дыхание ложится на мои волосы. От меня отходят, и я выдыхаю. Ухожу как можно дальше, забегаю в туалет и запираюсь в кабинке. Во всём аэропорте, кажется, уже никого нет. Я слышу, как открывается дверь, шумит вода, к моей кабинке подходят. Я подбираю ноги. Стук. Мне никто не отвечает, и я ухожу, возвращаюсь на своё старое место. До вылета остаётся совсем немного, надо решать.
«Я сдал багаж, и путь назад отрезан. Нет, возьмите его себе, подавитесь, выпотрошите его, как хотели сделать со мной». Отправить.
«Лол, ты о чём?»
На креслах, которые стояли перед воротами, никого не осталось. Посадка почти закончилась.
— Passenger Poliyakov, Petr Alexandrovich, please, proceed to the gates number 9.
И на русском, на случай, если пассажир не понимает, чего от него хотят:
— Пассажир Поляков, Пётр Александрович, иди уже сюда.
Я прислушался. Звали не меня. Значит, я уже попал на борт самолёта, занял своё место и был готов лететь в Москву.
