Create post
Theater and Dance

Ольга Духовная: «Я была уверена в том, что материнство возможно, нормально и совместимо с профессией»

Фото: Яна Гурьянова

Фото: Яна Гурьянова

Ольга Духовная — профессиональная танцовщица из Украины, которая в девятнадцать лет переехала на учебу в Школу современного танца P.A.R.T.S в Бельгию, а затем во Францию, где последние десять лет работает с Борисом Шармацем и делает свои спектакли. Олю я нашла случайно в Instagram, и была заворожена ее танцевальными этюдами в изоляции и с коляской, в которой спал ее крошечный сын. Затем я из любопытства присоединилась к ее четырехдневному воркшопу по современному танцу, и влюбилась в ее подход, заряд, профессионализм и доброту как наставника. У Оли два сына — Оскар шести лет и Леон семи месяцев, и ей удалось найти очень вдохновляющий баланс между двумя своими самыми любимыми занятиями — танцем и материнством. О том, как у нее получилось, как одно помогло другому, с какими сложностями она столкнулась, и как их преодолела, — в нашем разговоре.

Оля, скажи пару слов о том, как ты стала заниматься танцами. Вопрос, конечно, очень банальный, но мне скорее интересно узнать, что заставило тебя не останавливаться и продолжать, хотя наверняка было много сложностей на пути. Что помогло понять — какие чувства, эмоции — что это твоя жизнь?

Во-первых мне досталась очень последовательная и упорная мама) Это к разговору о мамах. Я была пухлой и ленивой, и мама еле дождалась моих четырех лет, чтобы отвести меня на танцы. Сейчас мне тридцать пять. То есть, я танцую практически без перерывов уже тридцать лет. Мама водила меня на танцы, когда я хотела и когда я не хотела. Год за годом как-то меня мотивировала. Временами учила за меня танцевальные комбинации и разучивала со мной дома. И это худо-бедно тянулось до тех пор, пока я не оказалась со своим детским танцевальным коллективом на первом профессиональном фестивале. Мне было четырнадцать лет, и это был фестиваль для взрослых. И там я впервые увидела профессиональных танцовщиков из разных стран и кучу спектаклей. И это был шок. Они показались мне волшебными, эти красивые мускулистые люди. Волшебными и счастливыми. А их жизнь — мечтой. И в тот момент меня как подменили. Я проснулась и перестала клевать носом во время балетного класса. Я вдруг поняла, для чего это все нужно. Что бывает такая жизнь — фестивали, выступления, путешествия — и что я хочу, чтобы эта жизнь стала моей. А дальше было очень много всего, но самый первый момент осознания, что ЭТО может быть профессией, произошел именно тогда.

Фото: Оля Духовная

Фото: Оля Духовная

Что происходит с тобой на чувственном и эмоциональном уровне, когда ты танцуешь? Каждый ли раз это заряжено эмоциональностью или бывают дни, когда ты просто механически выполняешь работу?

Это мой любимый момент в профессии. Дело в том, что я занимаюсь направлением танца, который во Франции известен под названием «не танец». Это танец, который использует тело как объект для создания современного искусства. Именно поэтому у нас много проектов для музеев, а не для театральной сцены. И вот в этом танце нет либретто, нет истории, и он не пытается ничего никому разъяснить. Поэтому у нас нет необходимости изображать эмоции. И задачи перед нами стоят чисто концептуальные. Но! И это самое интересное. Когда задача стоит правильно, то изображать ничего не нужно. Просто делая это действие, я попадаю в определенное состояние. Из раза в раз. Всегда. То есть это прямое попадание в эмоции через тело. Это как конфликт между Станиславским и Мейерхольдом (Мейерхольд критиковал предложенный Станиславским метод переживания, когда актёр идёт к роли изнутри и настаивал на обратном пути, — от внешнего идти к внутреннему содержанию роли. Так, в отличие от метода Станиславского, когда персонаж увидел, например, собаку, затем испугался (психологическая оценка), затем побежал от нее, согласно Мейерхольду, человек вначале побежал (физическая, рефлекторная реакция), а уж затем испугался (осознание и анализ).

Так вот мы намного ближе к Мейерхольду.

Бывают дни, когда я начинаю спектакль чисто механически, и даже без особого желания. Но потом, я всегда попадаю в другое состояние. Оно всегда очень ярко заряжено эмоционально. И просто оно другое. Там по другому ощущается и тело, и время. Мы с коллегами часто говорим друг другу перед спектаклем: “See you on another side! Увидимся на той стороне”. Как будто на сцене — это не совсем мы. Это какие-то другие сущности.

Относилась ли ты когда-нибудь к танцам исключительно как к работе?

Конечно. Тридцать лет в профессии!

Мне очень повезло — я практически никогда не участвовала в проектах, которые мне неинтересны. Это исключительное везение для танцовщика. Но конечно, особенно, когда какой-то спектакль много гастролирует и мы повторяем одно и то же, день за днем, иногда это просто работа. Другой момент, и это я считаю главным признаком профессионализма, что мне не нужно особое вдохновение, чтобы делать свою работу хорошо. Я все равно все сделаю, как надо! А может даже лучше, в те дни, когда мне хочется стреляться от одной мысли о репетиции или выходе на сцену. Ну и смотри мой ответ на предыдущий вопрос — даже если вообще нет сил и желания, выходишь на сцену и утекаешь в другое измерение.

Самое сложное — это репетиции. Именно на них ощущаешь чистый труд: и скуку, и лень, и неуверенность, и комплексы, и зависть, и усталость, и нежелание, и протест, и отторжение, и сильное желание все бросить к чертовой матери. Как на любой другой работе.

Что поменялось в тебе как в танцовщице после рождения первого сына? А после второго?

Это был удивительный опыт. И с тех пор я пропагандирую родительство направо и налево))) Дело в том, что до рождения первого сына я была очень не уверена в себе. У меня был какой-то синдром отличницы. Мне нужно было, чтобы учитель или хореограф меня хвалил. Все время. Иначе мне сразу же начиналось казаться, что я все делаю ужасно, я никто, у меня ничего не выходит. Например, получив задание, я начинала его выполнять, и одновременно сразу же включался внутренний голос: «Что ты делаешь? Это неинтересно! Что он подумает? Да он же даже на тебя не смотрит! Конечно, вот она все делает в сто раз лучше!» и так далее.

Я не могла работать! Я боролась с этим! Я не знала, как убрать этого внутреннего критика. Специально уходила в самую последнюю линию, чтобы меня точно не было видно, и чтобы болезненно не ждать похвалы. Боролась с собой, пыталась переключаться, искала способы быть не такой скованной. Даже пару раз пробовала выпить вина перед репетицией, чтобы отключить мозг немного. Но ничего не помогало.

Пока не родился мой сын. И тут, как по волшебству, внутренний критик исчез! Такое ощущение, что как только центр мира сместился с меня на кого-то другого, мне стало легче жить. Я вдруг пришла в зал с другой задачей. Я пришла на работу. Я оставила ребенка для того, чтобы быстро и качественно сделать свое дело и уйти домой. И я стала относиться к танцу, как к работе) В хорошем смысле. Не то, чтобы амбиции совсем меня оставили. Нет. Но я поняла, что мои пируэты и то, как на меня смотрит хореограф, — это не самое главное в жизни. Я пришла на работу, говорите мне что делать, я сделаю это качественно и эффективно, и побегу к своему малышу. Когда я делала определенные задачи, я стала думать именно о задачах, а не о том, как я выгляжу и хорошо ли у меня получается. А дальше произошло чудо. Я стала по-настоящему хорошим танцором. И мне даже не стыдно об этом сказать)

Со вторым сыном я не заметила особых изменений. Разве что у меня каждый раз удваивается энергия и энтузиазм от работы после декрета.

Дети для меня — это супер ресурс и мотиватор.

Тело — твой главный инструмент работы. Были ли у тебя страхи и опасения на эту тему во время беременности? Из разряда «тело не будет прежним, я не смогу, не получится»? Если да, то как ты справилась с ними (если справилась)?

Как ни странно, нет. У меня не было таких страхов. Я видела очень много прекрасных примеров перед глазами. Сейчас, к счастью, у многих танцоров и хореографов есть дети. У Бориса Шармаца, с которым я работаю, их трое. Он, правда, не женщина). Но его жена Мэтте Ингвардцен — тоже известный хореограф и тот еще трудоголик. Я видела танцовщиц с идеальными сильными телами, видела гениальных хореографов с детьми. Я училась в P.A.R.T.S. (Школа современного танца в Бельгии). У Анны-Терезы де Кеерсмакерыдающейся бельгийской танцовщицы и хореографа, крупнейшей фигуры современного танца) двое детей. Тогда они еще были маленькими. Мы их часто видели. А ведь она построила, можно сказать, целую танцевальную империю. Так что я была уверена в том, что это возможно, нормально и совместимо с профессией. И сейчас для меня важно самой стать живым примером того, что жить, работать, танцевать, много ездить с детьми — можно. Сложно, но можно.

Фото: Константин Липатов

Фото: Константин Липатов

Хочется узнать об ощущениях в теле после рождения ребенка. Знаешь, существует два полярных мнения, — что беременность это естественное состояние для женщины — она родила и сразу же пошла дальше делать, чтобы она там ни делала. Без каких-либо трудностей, как физических, так и эмоциональных. А второе — напротив, что беременность и роды — это не естественные процессы для женского организма, а колоссальный стресс, и после женское тело меняется и уже никогда не возвращается в пре-родовое состояние. Каков твой опыт? Учитывая опять-таки, что твое тело — это твой главный инструмент в работе.

Я примкну к первому лагерю, пожалуй. Я не могу сказать, что беременность и роды — это не трудность. Но я обожаю такие трудности.

Это ни с чем не сравнимый опыт, кайф, эмоциональный шок, какое-то животное состояние, сила. Мощь! Я ощущаю всю мощь тела в этом. И это как самый крутой перформанс, самый невероятный марафон. А зачем люди бегают марафоны? Это трудно и физически, и эмоционально. Но мы же люди, наше счастье в преодолении, мне кажется. И физически я готовилась к родам, как к марафону. Особенно во второй раз. Я продолжала танцевать до шестого месяца, ходила по десять тысяч шагов, бегала трусцой, когда не могла уже бегать, начала плавать.

Я физически чувствовала себя лучше, когда делала все это. Не подумай, у меня нет никакой силы воли. Это просто позволяло мне хорошо себя чувствовать.

И оба раза после родов я очень быстро возвращалась к тренировкам. Сначала очень легким, и постепенно наращивала обороты. И тело слушалось. Я думаю, что умею слышать его. Я сразу же останавливаюсь, при малейшем сигнале, что что-то не так. Никогда ничего не делаю через боль. Уделяю ему кучу времени, забочусь всячески. И достаточно быстро все возвращается в добеременное состояние. Вообще пик моей физической формы был где-то через год после первых родов. У меня в жизни не было такого пресса)))

Как ты совмещаешь свою профессиональную карьеру артистки балета и материнство? Сложно совмещать? Я уже слышала твои рассуждения на эту тему в твоем видео-интервью, и мне они очень понравились. Может сейчас после рождения второго малыша у тебя поменялось мнение?

Я еще не до конца осознала, как все это можно совмещать с двумя детьми, потому что младшему сейчас всего семь месяцев, и я успела поработать всего два месяца перед тем, как нас всех закрыли на карантин. Но основной принцип — просить помощь, брать помощь, покупать помощь и делегировать все, что можно. Старшего сына я возила за собой по всем гастролям с трех месяцев. Мне очень помогали. Со мной ездила мама, иногда муж. Когда никто из них не мог со мной поехать, я находила бэбиситтера в том городе, где мы выступали. Когда не могла найти бэбиситтера, обзванивала друзей. К счастью, у меня много друзей в разных странах. И все они хоть по разу сидели с моим сыном)

Я всегда боялась отправить незнакомых бэбиситтеров с малышом в отель, поэтому просила их оставаться в театре. Мой сын рос в гримерках. Я кормила его грудным молоком примерно до года. Но на репетициях всегда есть перерывы, а спектакль идет всего час.

Плюс гастролей в том, что работа начинается поздно. Около двух, трех часов дня. Поэтому утром я проводила все время с ним. Мы побывали в зоопарках во всех городах и странах. Утром зоопарк — вечером театр. По-моему это отлично переключает.

Фото: Оля Духовная

Фото: Оля Духовная

Ты создаешь впечатление женщины, интересы которой не ограничены только материнством и домом. Ты точно знаешь, кто ты, и я на самом деле очень восхищаюсь тобой в этом. У тебя совсем не бывает чувства вины?))

Чувства вины у меня не бывает. Я всегда говорю себе, что сделала все, что могла. А раз я сделала все, что могла, значит, я молодец и хорошая мать) Но один раз у меня сбылся мой самый большой страх. Страх, что ребенок заболеет, а меня не будет рядом. Я была на гастролях в Португалии, а сын остался с папой. И у него начался отит. Ничего страшного, но это очень больно. И когда я позвонила ему утром по скайпу — он рыдал. И я тоже рыдала, потому, что не могла его обнять. Я рыдала и пела ему песенку по скайпу, пока он не заснул. Я рыдала весь, день, просто выплакала все слезы. И на следующий день улетела к нему обратно домой. Это было ужасно. Но это моя работа. Это моя жизнь. Я идентифицирую себя через свою работу и не могу ее не делать.

К тому же, мои дети родились во Франции.

Здесь декрет длится три месяца. Все женщины работают. Максимальный декрет — полгода. Дальше дети идут к «асистант матернель», это такая нянечка, которая присматривает за тремя/четырьмя детьми от трех месяцев до трех лет. А в три года дети уже идут в школу. Грудное вскармливание здесь тоже обычно длится три месяца.

Поэтому я, не отдавшая сына в ясли, таскающая его везде за собой, кормящая до года, могла спокойно чувствовать себя матерью-героиней на контрасте. По французским меркам, я настоящая “maman poule”, курица-наседка.

Насколько важна поддержка для женщин, которые совмещают активную творческую карьеру, как ты, и роль мамы? Кто-то помогает тебе?

Это первостепенно. Очень важно. Да, конечно, как я написала выше, мне очень помогают все члены моей семьи. Вообще я считаю, что ребенок — не мой собственный. А ребенок семьи. И растить его нужно всей семьей. Мой старший сын очень близок и со своим папой, и с моими родителями. Я могу спокойно отправить его к ним в Украину на месяц, и я знаю, что от этого все стороны абсолютно счастливы. Я не знаю, решилась бы я на второго ребенка без этой помощи.

Фото: Оля Духовная

Фото: Оля Духовная

Твои ролики физических и танцевальных упражнений с коляской во время карантина — это нечто. Расскажи, как ты это делаешь? Как выглядит твой обычный день сейчас? Вот прям реально интересно — как ты находишь время и силы на все это. Чувствовала ли ты себя изолированной в материнстве? Потому что у меня была как раз такая коварная мысль, когда это все начиналось, типа «ааа теперь все наконец-то поймут, как на самом деле чувствуют себя мамы с малышами»))

Нуууу. Иногда мне хочется застрелиться. Но в целом карантин проходит отлично и даже очень эффективно. Но, опять же, мне очень повезло. И со мной во Франции случайно оказалась моя мама. Приехала и пока не смогла уехать обратно. Мы сняли маленький дом в глухой деревне и просидели все время тут. Я впервые попробовала работать онлайн. И, на удивление, мне это очень понравилось. Это совсем новый формат. Но кроме ограничений, в нем полно возможностей.

А так, да. Как в другом твоем интервью художница сказала, что она художник дневного сна. Ко мне это тоже относится.

Мы просыпаемся примерно в семь-восемь. Завтракаем. В первый сон младшего делаем уроки со старшим. Потом гуляем с детьми, тусуемся, обедаем. И когда (если!) младший засыпает во второй раз — это мое священное время! За эти полтора-два часа я ничего не успеваю. Но, на самом деле, успеваю очень много. Я даже думаю, что моя продуктивность выросла по сравнению с временами, когда у меня не было детей. Тогда я много ленилась, прокрастинировала, бездельничала, долго настраивалась, быстро разочаровывалась. Сейчас у меня нет на это времени. Каждая секунда на вес золота! Ее нельзя упустить. И в результате постепенно дела делаются.

А дальше снова дети до вечера. Иногда можно выхватить минутку там, минутку здесь на что-то. Ну и после восьми-девяти вечера, когда все уснут, еще можно поработать. Что я сейчас и делаю.

А изоляции я никогда не чувствовала, потому, что у меня ее не было. Мне очень повезло. Как я уже сказала, во Франции другая ситуация. И я вышла из декрета оба раза в три месяца. Но даже за три месяца я успела понять, что быть мамой дома — это в сто тысяч миллионов раз тяжелее, чем работать. Работа — это отпуск, по сравнению с материнством и ведением домашнего хозяйства. Когда подруги меня жалеют, или пишут мне: «Оля, как ты справляешься? Ты настоящий герой!», я отвечаю: «Как я справляюсь на гастролях? А так: я спускаюсь утром на гостиничный завтрак, где уже все накрыто. Пока друзья умиляются младенчику, можно прилично позавтракать. Когда я возвращаюсь в номер, там уже убрано и застелена кровать. Обед в кафе. Мне еще нужно продолжать?».

Конечно это преувеличение. Любая поездка с ребенком легко превращается в мой личный ад: бояться пошевелиться в самолете, чтобы малыш не проснулся, пока ноги не затекут до состояния двух булыжников. Укачивать его в коляске в гримерке перед спектаклем, потому что с бэбиситтером он не засыпает, развлекать его в поезде, часами разглядывая коров и птичек за окном, просыпаться ночью, переживать за него, бесконечная организация, бесконечный поиск нянь и так далее.

Поэтому я считаю, что растить детей — это большой, просто огромный труд.

Никакая работа не может сравниться с этим. И никаких тебе аплодисментов за накормленного ребенка и чистую посуду.

Фото: Gianmarco Bresadola, из спектакля “Enfant” в постановке Бориса Шармаца, 2018

Фото: Gianmarco Bresadola, из спектакля “Enfant” в постановке Бориса Шармаца, 2018

Меня поражает, что этот труд так низко ценится. И считается низкоквалифицированным. Ребята, вы шутите? А когда я слышу о том, как с детьми в колясках не пускают в музей или в поликлинику (!), или о том, что женщин осуждают за кормление грудью в общественных местах, или о том, что нигде нет пандусов, и с ребенком просто никуда не пройти, — у меня шок.

Я, наверное, не пуганная в своей Франции. Но всегда кормлю, где хочу, и хожу где хочу. Я вообще не сидела с детьми дома до карантина. Мы очень много гуляли и ходили по разным интересным местам.

А танцы с коляской… Я столько километров нагуливала с ней, что еще и не такое придет в голову.

Мне кажется, что мамам очень важно переключаться. Хотя бы пятнадцать минут в день, но думать о чем-то другом. Важном, вдохновляющем и не связанном с детьми. Я сейчас готовлю онлайн курс для мам-художников, в котором можно не просто заняться спортом и привести фигуру в порядок, а именно переключиться. Заняться искусством, анализом спектаклей, танцем. Занять свою голову и поднять дух. А для чего еще искусство, если не для этого?

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About