«Нежная добыча»

Пол Боулз

Kolonna Publications, 2006

В одном из заключительных рассказов сборника «Нежная добыча» — «Круглая долина» — речь идет о том, как некий мятущийся дух Атлахала тяжело переживает уход людей из монастыря, расположенного в круглой долине. Атлахала может вселяться в животных, но больше всего ему нравится вселяться в людей: монахов, бандитов и солдат. Но теперь монастырь, а за ним и все долина, опустели, а жить в теле угря или бабочки Атлахала не так увлекательно: слишком яркой кажется жизнь в теле человека.

Однажды в эту долину заходит молодая пара, он и она. Атлахала впервые видит женщину и решает попробовать, каково это — видеть ее глазами. Его это впечатляет настолько, что он хочет любой ценой не дать ей уйти из долины, в которой он властвует. Но у мужчины и женщины вынужденное свидание, потому что с любовником она изменяет мужу, но никак не решится от мужа уйти. И вот они гуляют в этой долине (а в долине никого, даже местные сюда не заходят), выясняют между собой отношения, а вокруг них в буквальном смысле витает дух, который поочередно вселяется то в мужчину, то в женщину, то в осла, на котором сидит женщина.

Не считая финального эпизода, этот рассказ, наверное, не самый удачный в сборнике; но читая его, появляется возможность увидеть, чем похожи друг на друга остальные рассказы Пола Боулза. Во-первых, все они пронизаны чьим-то потусторонним, мистическим присутствием. Это присутствие невидимо, но ощущается поднимающимися волосками на коже, лёгким предчувствием неладного, которое возникает попеременно то у читателя, то у героев рассказа. А во-вторых, хотя это скорее следствие из первого, все пространство заполнено чем-то плотнее воздуха. Оно замутнено, перенасыщено, вязко. Словно что-то сгущается в ареале действия сюжета. Герой ходит под покровом небольшого облачка, который превращает его из обычного человека во что-то очень инстинктивное, слепое, покорное. У него не остается собственных мыслей, вернее, он их перестает узнавать. Собственная психика возникает как некое отдельное тело, которое ведет человека за собой.

Совершенно неясно, почему профессор из «Далекого случая» идет за своим проводником, но ясно, что в этом он чувствует себя интереснее. Ему хочется узнать, что будет дальше.

Непонятно, зачем Эйлин (рассказ «Эхо») запустила камнем в парня, который пустил струю воды ей в лицо, но очевидно, что ей должно снести голову, когда ей пустит в лицо ту же струйку мерзкая подружка матери, которая в этот момент словно бы заодно с туземцами.

С женщинами у Боулза попроще: Эйлин и Чалия («В Пасо-Рохо») похожи друг на друга своей не столько загадочностью, столько отталкивающим, немного противным обаянием. Женщины если не больше подвержены влиянию ядовитой атмосферы, то в ней точно чувствуют себя свободнее мужчин. Да и полноценных в обычном смысле мужчин в рассказах Боулза практически нет. Все персонажи мужского пола — даже пастор Дау — чувствуют какую-то слабость, что-то младенческое, перед тем, на чью территорию они вступают. Убийца и жертва рассказа «Нежная добыча» одинаково беспомощны перед чем-то-вроде-рока, хотя это совсем не грозная неотвратимая воля богов. Это скорее какая-то темная местечковая шалость, проказа.

Сюжет Боулза выстраивается как раз внутри вот этого парадокса: полной уверенности местных в правоте окружающего мира, незыблемости его правил и какого-то пустякового, смешного, но безнадежного сопротивления приезжих. Герой Боулза чаще всего пришелец, и когда он попадает в поле действия этого облачка или этих небес, он, даже если очень захочет, уже ничего не сможет поделать. Он преступил то, что не нужно было преступать, — и теперь никуда не уйти; но не от возмездия, а от происходящей прямо сейчас игры, в которой нет и не может быть привезенной с собой справедливости или морали. Правила этой игры ему незнакомы, но может быть поэтому играть в это и страшнее, и интереснее. Эти сюжеты не аморальны, а как бы такие, что не знают этого слова. Как не знают слов «жалость» или «сочувствие». Если в Танжере есть Бог, то он не слышал об Иисусе.

Поэтому даже убегая, пастор Дау («Пастор Дау в Такате») не сможет перестать быть женихом двенадцатилетней девочки — он бежит от того, что уже не справился сам с собой, уже проиграл в битве с местными божествами. Христос ему не помог и уже не поможет.

В «Записках с Холодного мыса» самым интересным, как и во многих рассказах сборника, выступает вовсе не сюжет, а финальное перевоплощение, инициация. Отец надеется, что теперь, когда такого сына нет рядом, «ничего непоправимого не произойдет». Чалия («В Пасо-Рохо») только теперь, обманув парня, который ей не дался, чувствует, что сможет начать наслаждаться жизнью в этом заброшенном месте. Эти «переключения» — что-то очень глубокое, тонкое, незаметное снаружи. Герои вдруг оказываются не совсем теми, кем должны были быть. В них открывается даже не бездна или черная дыра, а просто щель, через которую зияет пустота. Незаметная, не сильно мешающая жить, — но в нужный момент добавляющая какой-то остроты, немного потусторонней жизненности, азарта. Даже девочка из «Ты и я», в общем-то, разыгрывает со своей сестрой именно что шутку. Ее перемещение больше напоминает не трагическую историю сумасшедшей, а фокус. Что-то такое, что происходит одновременно внутри и снаружи не иначе как по щелчку пальцев.

Сюжет рассказов, не очень наполненный событиями, монотонный выглядит как подготовка к развязке, которая должна его, этот сюжет, тревожный, вязкий, пугающе нежный, похожий на отравленное желе, пронзить. Тем не менее, событие в рассказах происходит мгновенно, словно к нему ничего не вело, не было никаких намеков. Боулз словно догадывается, что если вот этот человек окажется вот в таких вот условиях, то с ним произойдет что-то такое, от чего и он, и я будем в легком изумлении, незначительном, но приятно шоке. Но что это будет такое, никто толком не знает.

Поскольку Пола Боулза считают экзистенциалистом, то будет нелишним вспомнить то, как в финале «Постороннего» Мерсо вдруг, казалось бы, ни с того ни с сего понимает, как себя чувствовала там, в этом доме престарелых, под тем же, что и герои Боулза солнцем (особенно Хасинто в рассказе «Под небом»), его мать перед собственной смертью. Мерсо уже приговорен к смерти, и только приговорённый он становится так близок к матери, как не был при жизни. Близость к смерти делает его действительным сыном своей матери; возможно, впервые. Для него это становится откровением, новостью. Той же самой, какой для героев «Нежной добычи» становится то, что с ними сейчас случится: страшная казнь, мелкий обман или одиночество вдали от любимого сына.

Больше подобных материалов на канале «Новой Школы Притч» и в телеграм-канале «Озарения А. Елизарова»: подписывайтесь