Эта статья — корпус кураторских текстов экспозиции «Выставка открывается» в культурном центре ВШЭ, которая начала проходить 15 мая. Выставка открывается — это вечный (де)монтаж экспозиции, никогда не готовая и никогда не завершенная выставка, все, что происходит в пространстве, кураторская группа видит становлением-выставкой.

Curator’s statement

«Мы пришли к выводу, что самый современный тип выставки — это выставка-становление, выставка, которая не может быть неудачной, потому что нарочито и видимо для постороннего глаза не завершилась и не началась. Выставка, которая не пытается оккупировать пространство, занять его и воевать с ним, подстраивать под себя, экспозиция, которая вступает в симбиоз с музейной пустотой. Работы на такой выставке не могут быть развешаны по стенам, но могут находиться в «подвешенном» состоянии, прислоненные к стулу, столу, стопке книг. Наша выставка — вечный (де)монтаж, даже кураторские тексты будут распечатаны один раз и далее — постфактум — правиться от руки, чтобы зритель осознавал и текст-становление. Это невозможная выставка, которая формирует сообщество предметов искусства и людей, вскрывает движение, становление и изменение якобы статичного пространства, выставка без начала и конца. Мы показываем, что постоянство и статичность — это комфортная привычка видеть постоянство и статичность, а произведения искусства — не вещи, застывшие в финальной форме на пике красоты, чтобы радовать глаз, а акторы, движущиеся вместе с другими акторами (кураторами, посетителями, прохожими).»

Художники, принимающие участие в выставке:

Ангелина Меренкова, Андрей Покровский, Владислав Титаев, Дарья Патрикеева (из пространственного объединения ТАКИДА), Зина Исупова, Мария Инокентьева

Кураторская группа:

Анастасия Корниенко (НИУ ВШЭ), Майя Мамедова (МГУ им. М.В. Ломоносова), Юлия Тихомирова (МГУ им. М.В. Ломоносова)

ТЕКСТЫ

I

Музей как пространство, необходимое для существование искусства и одновременно сдерживающее его, был отрефлексирован художниками и теоретиками не раз. “Де-мистификаторы музея” уверены, что музей (и куратор) дают искусству возможность быть увиденным и оцененным, но вместе с тем и калечат его, редуцируя искусство к какому-нибудь его свойству. И, тем не менее, даже становясь «фармаконом» [ядом, лекарством — прим.ред.], музей не более чем средство. Музейное пространство выступает как «неживое», «нейтральное», без «собственного существа». Музей — инструмент, который при дельном планировании исчезает, проявляя себя лишь в случае экспозиционной ошибки.

«Музей должен исчезнуть, чтобы дать посетителем возможность внутренне уйти в созерцание искусства», — так про музей пишет теоретик искусства Б.Гройс.

Это довольно несправедливо, особенно учитывая, что критерии понимания, что такое вообще искусство в музее, по своей природе, искусственны. Искусство рождает эстетическую дистанцию: институциональная ответственность, витрины, ограждения, но, помимо этого, ценность самого произведения, его внутреннее «существо», которое вызывает желание созерцать, но не трогать и не обладать. В общем-то подобную дистанцию можно редуцировать к бесполезности объекта.

Но что делать, если границы объектов размыты? Или — если быть до конца честными — их и вовсе нет как таковых. Нефункциональность как свойство эстетической дистанции в той или иной степени присуща самым разным объектам, не обязательно сразу считываемыми как искусство. И, обнаружив несостоятельность последнего критерия, зритель в итоге обращает внимание на то, что музейное пространство тоже имеет «существо», что оно не нейтрально.

Музей как инструмент — это функционалистское прочтение «храма искусств», это необходимое прочтение, без которого следующая стадия понимание музея невозможна. Говоря о следующей стадии, имеем в виду «музей обладает собственным существом, которое невозможно свести к только-инструменту, музей — это в-том-числе-инструмент».

После демистификации должна быть мистификация — но уже не такая серьезная. Уже можно и на полу посидеть, и на ступеньках полежать, и вообще оглядеться, и вообще

можно…

II

да, пустота, да, не-пустота

Гёте пишет о «первофеноменах», сталкиваясь с которыми, человек трепещет, потому что нет ничего, к чему можно было бы их свести и возвести (велик соблазн порассуждать о тотальности перфоменоменов). И это наблюдение Гёте Хайдеггер оборачивает к разговору о пространстве как таковом: «Собственное существо пространства должно выявиться из него самого. Допускает ли оно еще и высказать себя?» — это ключевой вопрос работы «Искусство и пространство».

Пространства дают возможности взаимосуществовать вещам, открывая в местах ту или иную область (ну например, выставку), а вещи, по Хайдеггеру, суть сами по себе места.

Акцентирую внимание на том, что у Хайдеггера места собирают области, что предполагает движение, (ре)конфигурацию — это исходит прямо из определений.

То есть пространство действует, оно не статично. Тем не менее, нельзя сказать, что по отношению к «вещам» и областям оно первично — первичное в отношениях выделить нельзя, ибо (ре)конфигурация и постоянное движение предполагают взаимопроникновения и взаимостановление, невозможность определить, где начинается одно и заканчивается другое.

Где граница между произведением искусства и пространством? Пространством или местом в целом и областью? Можете ли вы взять черную ручку и провести границы или хотя бы пунктиры, определяющие экспонаты на этой выставке? Да так, чтобы ваш чертеж оставался верным на протяжении всего времени.

А между пустотой? Или пустоты есть сами по себе “разграничители” между объектами? Островки “ничто” среди пространства, на котором возникает и “нечто”?

Хайдеггер отмечает точно: «Пустота не ничто. Она также и не отсутствие» — более того, Пустоту он называет «сродни собственному существу места, про-изведением». Хайдеггер обращается к языку, к этимологии, но может ли (позволить) язык точно описать нечеловеческое? Слова не привязаны к значениям, но даже если и допустить: почему то, что люди называют «пустотой» вдруг оказывается не пустым? Неразрешимость иллюзорна: пустота, как собственное существо места, не имеет постоянной характеристики «пуста» или «не пуста». Верно было бы отметить: пустота есть перетекание концентрированного отсутствия из области в область. Позволю себе также вольность: пустоту следует иметь в виду как чередование «становления-пустотой» и «становления-не-пустотой».

III

Пустота — это не всегда зримое отсутствие всего, Пустота — это еще и переходные состояния, то есть состояния изменения и незавершенности, которое способно зафиксировать неподготовленная оптика.

Любопытное замечание Витгенштейна: чтобы фраза считалась нами как бессмысленная, нужно, чтобы каждое отдельное слово считывалось как обладающее смыслом. Смысл отдельного необходим для осознания отсутствия смысла целого. Под пустотой речи Лакан понимал либо молчание, либо ложную со стороны слушателя речь, в правдивости которой убеждён говорящий. Оба примера показывают, что отношение исследователя к Пустоте — это отношение двоякое. С одной стороны, Пустота — это молчание и отсутствие смысла, с другой — запутанность, спутанность, субъективное восприятие «бессмыслицы», отдельные островки «смысла», контрастирующие с общим ландшафтом.

Заходя на территорию музея, мы ожидаем увидеть искусство — то, что переходит в ранг необходимого к хранению, и через архив обретает смысл еще и для будущего (в оптимистическом прочтении).

Но что в музее кажется бессмысленным — так это залы во время (де)монтажа выставок. Зритель знает, что такое стремянки, ящики для перевозки картин, переходники и строительный мусор (отдельные части имеют смысл), но в музейном зале наряду с произведениями искусства в их «не парадном» виде, все эти «отдельные части» образуют бессвязное, «бессмысленное» и бесполезное (затратное) общее.

(Де)монтажный зал — это лист бумаги, на котором много раз писали карандашом (точнее — цветными карандашами), потом стирали нанесённое, а потом поверх стертого опять писали. Экспозиционный смысл прошлого и грядущий смысл концентрируются в зале именно во время (де)монтажа, являя Пустоту в смысле «направленная вовнутрь концентрированная энергия». Пустота, сочетающая в себе и Фаворский свет, и темное ядро парадокса, прошлое и будущее, таинство и стыдливое сокрытие, смысл и бессмыслицу.

IV

Нейросети могут создавать картины. Очень даже интригующие. И это действительно влияет на восприятие искусства как такового, в первую очередь, заставляя вспомнить о способе производства, о материальной стороне вопроса. Что значит быть художником? Легко вспомнить примеры, когда художник делегировал производство своих работ подмастерьям (как, например, было распространено среди скульпторов, особенно тех, кто работал в бронзе) или целой Фабрике, как Энди Уорхол.

Уорхолу было необходимо, чтобы его работы были бесконечно воспроизводимы, причем так, чтобы воспроизводимость являлась естественной, работы расположены к «размножению», поставлены на поток. Это Фабрика. Сейчас Фабрикой никого не удивишь. Поэтому тяготеющее к репродукции уорхоловские работы производились на Фабрике. Было бы интересно услышать (прочитать), как Уорхол отнесся бы к нейросетям, способным по скорости генерирования превзойти любую Фабрику. Апогей «готовых результатов».

Еще есть комната ремесленника. Антипод фабрики. Медленное штучное производство, физический труд, зачастую выполняемый одним человеком. Еще есть ремонт. Это то, чем можно заняться, да, можно бесконечно переклеивать обои, можно вырезать аппликации. Художник проиграет алгоритмам в борьбе за количество и вид готовых единиц тут можно даже не стараться и не начинать гонку производств. Тем лучше, ведь творчество как действие, как терапия, как ремонт — это полезнее, как минимум для здоровья.

Ребенок собирает модельки из Лего или клеит аппликации потому что это способ времяпровождения, естественный досуг. Клише «художник как ребенок» долгое время было окрашено романтическим флером «чистого искусства души, непредвзятого взгляда». Сейчас понятно, что ребенок занимается творчеством не в вакууме: его окружают мультики, книжки, реклама, песни, тикток и т. д. Но вот иная сторона вопроса: художник как ребенок потому, что делать нечто — это потребность убить время в отсутствии родителей (ну или Бога) [или зрителя]

V

«Эстетический экстракт русской беспредельности», — так Настасья Хрущева в книге «Метамодерн в музыке и вокруг нее» называет паблик во Вконтакте «Русская пустота». Русская пустота как феномен для исследовательницы не отсутствие всего, пустота связана, прежде всего, с эмоциональным переживанием, направленной вовнутрь эмоцией, и эмоция эта, именно за счет направленности, саморазрушающая и эйфоричная одновременно — юродивая, иными словами. Площадной скоморох с медведем — агент русской пустоты, Егор Летов — агент русской пустоты (просветление: маятник качнется в правильную сторону и времени больше не будет и тяга к саморазрушению, самоуничижению: послушай песенку сухого колодца виноватого уродца про то как случилось что бадья разбилась, выражающаяся в том, что за пределом максимы: ниже кладбища выше солнышка), Пьеро и Арлекин в советском мультике и на стене Камергерского переулка — агенты русской пустоты, ЖЭК-арт в парках — агент русской пустоты, заброшенные, исписанные граффити детские площадки в Подмосковье — агенты русской пустоты, площади 50-летия Октября, улицы Ленина и первого мая, прочие не-места — агенты русской пустоты.

Русская пустота непрозрачна, то есть это не инструкция к повторению, воспроизведению состояния и умопостижению в его привычном понимании. Можно научиться гадать на Гексаграммах с помощью монетки, но где маршрут к острову, где всё у нас есть? А к площади Ленина? Это другой, параллельный мир, в ваших родных городах.

места-всюду

места-нигде

смех ни о чем

плач ни по чему

(де)монтаж

де (монтаж)

Приложение

КАТАЛОГ ПУСТОТНЫХ ДВИЖЕНИЙ

Прочувствовать ритмику возникновения пустоты в залах и потратить на это почти всё время

Заняться установлением причинно-следственных связей и забыть о синхроничности

Заняться посредничеством между пустым и не пустым и не знать, какой результат следует считать существенным

Классифицировать картины с точки зрения их отражаемости в мутном потолке-потоке

Классифицировать подписи к экспонатам с точки зрния их контекстуальной значимости

Классифицировать посетителей с точки зрения их контекстуальной мотивированности

Избегать каких-либо встреч, взглядов, разговоров

Так ничего и не заметить

Не тревожиться о грядущем (де)монтаже: его характер будет пустотным