В издательстве «Полифем» выходит роман Руслана Комадея «Крым-тупик» 2018 года, большая часть которого написана от лица Владимира Путина, выступающего в тексте пустой оболочкой, заполняющейся любыми утопическими или антиутопическими желаниями, политическими проектами и машинами воображения. В тексте его фигура проводится через 3 событийных облака: революцию, изоляцию в Крыму, превращенном в остров, встречу с конгломерацией мертвых. Каждое из них осуществляет поиск наилучшего способ дезинтеграции Путина, как властной фигуры. Мы публикуем предисловие Александра Бренера к этому тексту.

Если император Александр Первый мог превратиться в святого старца Фёдора Кузьмича и скитаться нищим по Сибири, то почему бы нынешнему Президенту Российской Федерации не сделаться революционером, который свергает самого себя президента, чтобы исчезнуть из видимого мира и возникнуть неожиданно в ввергнутом в анархию Крыму в качестве экспериментирующего примитива и радикального ушлеца от цивилизации? Разве такой поворот совсем уж невозможен? Да нет. В этом мире всё возможно. Согласно французскому баснописцу, человек устроен так, что, когда что-то воспламеняет его душу, всё становится возможным.

Всякое произведение искусства только и держится идеей необходимости: творчества, метаморфозы жизни и мира, спасения. Эта необходимость одушевляет и повествование Комадея. В его книге — или, точнее, гниге развал государства и самоуничтожение его верховного правителя предстают как единственная неотложная надобность.

Нечто подобное — самоустранение и коренной уход президента России из власти, из общества, из самого себя — как раз и происходит в книге Руслана Комадея. Или, может быть, не происходит. Но в любом случае: это то, что должно, обязано произойти. Всякое произведение искусства только и держится идеей необходимости: творчества, метаморфозы жизни и мира, спасения. Эта необходимость одушевляет и повествование Комадея. В его книге — или, точнее, гниге развал государства и самоуничтожение его верховного правителя предстают как единственная неотложная надобность. При этом и сама ткань рассказа подвергается постоянному и всё возрастающему разрушению. А как же иначе? Ведь тут запечатлён не какой-то «поток сознания», а неуклонная дезинтеграция сознания: и автора, и его персонажей. Без этой дезинтеграции не может быть ни желаемого авторского отмирания, ни насущного президентского исчезания. Сознание — оно ведь всегда ложное и всегда несчастное. Оно одержимо двумя отвратительными и взаимосвязанными похабствами: капиталом-стяжательством и властью-обладанием. И чтобы совершить акт отказа, ухода, разрыва со всем существующим, необходима предварительная остановка и развеществление сознания. Необходима его растрата. Вот этот процесс растраты и зафиксирован в гниге Комадея.

Растрата — это то, что позволяет открыто и самозабвенно вовлечь, внести, впустить в жизнь скрытую в ней смерть. Растрата по-детски провозглашает: жизнь без смерти — не жизнь! Растратой живёт всё истинно живое — камни и воды, растения и звери, сама планета Земля. Растрата, как хлеб насущный, необходима и настоящему поэту. Но государство и общество не желают жить растратой: наоборот, они хотят стяжать и накапливать. Они хотят сохранять и увеличивать. И отдельный человек, живущий по законам государства и общества, тоже пребывает в этом пошлом и подлом стяжательском модусе, а растраты он избегает, словно это чума. Ибо растрата откровенно ведёт к смерти, а общественный человек боится смерти как самого страшного зла. Но вот парадокс: каким-то таинственным образом именно общественный человек и его государство сеют смерть с ужасающей и всё возрастающей силой — повсюду, по соседству и в дальних краях, во всех концах земли. Постоянные войны, неуклонное опустошение недр планеты, разрушение среды обитания и катастрофическая гибель целых видов растений и животных являются результатом оголтелой алчности человека-стяжателя, который хочет долго жить, сытно есть, сладко пить и бесконечно приобретать, овладевать, накапливать… Какая поруха, какой разгром, какое недомыслие и мерзость запустения!… И как будто не видно уже выхода из этого порочного круга, из этой гонки богатства и нищеты, из этого непотребства приобретательства и потребительства! Но на самом деле выход есть, и он уже не раз и не два был продуман и сформулирован: необходим исход из государства и общества и тем самым — открытость жизни-смерти в их блаженном единении.

Что-то такое и происходит в гниге Комадея — в этих ошмётках и останках повествования, в это чистой и радостной растрате слов и образов. Или, возможно, не происходит, но вот-вот должно произойти. Президент Российской Федерации уже перестал быть президентом, хотя не перестал бояться собственной смерти и не изгнал из себя остатки стяжательского сознания. Он всё ещё хватается за какие-то смехотворные лодочные проекты, за какие-то лоскуты чужих мундиров и пиджаков, за какие-то цифры и лозунги. Но его сознание уже почти претворилось в перегной, в навоз, в супесь, в суглинок, в прах и пыль. Это очень хорошо, это обнадёживает… Ещё одно усилие — и президент наконец превратится из второго, третьего, десятого, бессменного и бессмертного президента России в последнего и обречённого исчезновению Председателя Земного Шара, в нерождённого или новорожденного предземшара-несмышлёныша. Превратится из постылого и унылого человека-стяжателя. Превратится-таки в конце концов. Может быть…