Donate
Poetry

"Полутона"

I.

краем очерченная прямая -

жизнь без ухабов и власяницы.

разум кренится от края к кРаю:

память - слова - и лица.


лица: те, что листья, от спешки,

с веток спешившие на платформу

метро. из вагона летят в скворечник

пёрышки, не оставляя сора.


сумма частиц - мозаика целого.

дым пепелится в фонарных складках

света. разум питается мелом ли,

краской ли повседневного ада.


II.

нам осталось совсем немного:

два часа в трёх минутах чужих,

мерным прахом на стенках утробы

верить мёртвым - скорбеть по живым


III.

спой мне песенку - нет, ту,

что я слышал, слова не запомнив.

поднесём её ко рту:

не вплотную, комом в горле.


посидим же в тишине.

шума белого шуршание.

как огонь коптит в аорте

штрих портретов забывания.

вдох на выдох, pro на contra -

снова, снова на расстрел.


циферблат не унимается.

завывает за окном

в рог бессилия

рок изобилия;

пахнет жжёною резиною

наш овальный пластмассовый гроб.

пустотою глагол омывается.


IV.

и всё же порядок вещей прост.

холод не ломит костей

собакой виляет хвост;

тело в поисках знаков -

не приведи в таком виде встречать гостей.


представим, осталась последняя ночь

впереди - начало, позади - конец

обращаюсь к небу: не кровоточь,

оставь мимолетное нечто.

пробками что ли заткни

ворон склюет их.

тогда и посмотрим.


кто произнёс тишину после молчанья?

марш теней - на ощупь марш!

цыц. шагом ко мне и обратно.

комендантский час:

с глаз долой блеск,

а не то - сглаз

арифметикой узнавания.


V.

Что останется в сухом остатке:

в рукаве - рукав, иконка в рамке,

плотик, бывший некогда ковчегами,

и оскал червя на язычке огня.

Брось колоду центробежным возвращением -

сядем пересчитывать себя.


Если точка - продолженье многоточия,

а грядущее - уместно молчаливо,

в переулке между ними в таком случае

встань и закопай себе могилу.

Вот и равновесная цена обмена

шумного дыханья на звучание:


из-под пуговиц рубахи манекена

стук доносится периодически нечаянный.


VI.

мы проснёмся - нет, не с петухами.

с пением цианистым сверчков.

встретим паровозными гудками

неба пустоглазого смычок.

будем, словно дети в интернате,

от заката до седой зари

в потолок плевать, писать в тетради,

обсуждать друг с другом пустяки.


из пустого перельем в порожнее

и обратно, станем жить и умирать.

в четырёх углах немым заложником

пятый будем с фонарём искать.

да отыщется - куда ж он денется.

а когда нам снова надоест,

всё завертится да переменится,

убежит под лестницу в подъезд.


завернёмся, как письмо, в конверте -

где он, безучастный адресат?


вензелями изогнулись петли:

мы проснулись, чтобы засыпать.


VII.

Поскрипывают челюсти вагонов,

щетиной клацает зубная щётка рельс.

Немые языки прокуренных соборов

жестикулируют теченью через лес.


Подстрочником сцепления нажатий

пейзажа сетчатого, яблочек глазных

на спусковой крючок беспечных ожиданий

два ангелочка тихо снизошли.


Бежать из духоты июльского сеченья:

сойти с ума иль с поезда сойти -

какая разница. Вот камень преткновенья.

Я по привычке в этом поезде возник.


И ляжет путь мой по маршруту "Петушки-Москва".

Мурлычет репродуктор: "Cлед...Cтанция...Заря".


VIII.

я тоже из тех, кто вышел из строя,

кого упустила двуглавая Троя.

солóно хлебавши, ничто не кляня -

что станется с нами? крадёмся следами,

следы из золы пунктиром верстая:

кто мы, зачем мы - скажи мне - куда.


не пахнет жареным - воняет жжёным.

на Валаам эшелон прокажённых

бесшумно уходит террасой, с колёс

ныряя не в речку, но сразу обратно,

за горизонтик облачной карты -

в лагуну, атоллы, приступный утёс.


плачь, дымоход. гори, лунный зонтик.

к чему же вся «правда»? к чему же «исходник»?

над домами тихонько гудят провода,

точно мерцания, рябь на экране

в старом кино. ни к чему панораме

образы Бога, России, Царя:


в общем-то, нет - ни их, ни меня


IX.

ни мыльных пузырей, ни пуль свинцовых.

в скорлупках памяти растерянный птенец.

когда-то этот скромный, пыльный город

был местом твоего рождения, а после -

стал памятью ковырянной коростой,

рассеянным дыханием из дымовых колец.


здесь площадь есть. и памятник знакомый

из камня впаян: то пророк он, то палач -

без головы. иль вовсе - безголовый.

птенец растрёпанный в растресканных скорлупках,

пытаясь взглядом оперения найти обрубкам,

рыдает оттого, что просто зряч.


теперь гляди с изношенных балконных

качель в чужого неба сумрак. не ищи

ни в чём ничьей вины. проездом дома

ты - безбилетник, жизнь - несчастный случай.

и всё-таки - чем гуще в небе тучи,

тем пуще прежнего костёр в глазах трещит.


X.

До свиданья - скорой встречи!

Ухожу. Пора.

Постою в дверном проёме,

подожду пока.

Что ж, друзья мои, до встречи -

это не всерьёз.

За окном - давно уж вечер,

может быть - и ночь.

Там опять сбирают вече

мириады звёзд.

Оставляю вам все вещи;

и отсюда - прочь.


Там - за сонным корогодом,

меркнут фонари;

там - за вечным хороводом,

кружат лебеди́.

Там - смеркается при встрече,

мрак снимает фрак,

говоря вам: "Добрый вечер!",

носит на руках.

Там - смешались ночь и утро,

плавают в ногах

облака. И гладит утку

пьяница-солдат.


Задержусь в дверном пролёте -

впрочем, как всегда.

Задержусь здесь ненадолго -

может, навсегда.


XI.

ныне не листья шуршат, но бычьей крови

всё теснее в висках, покуда тишь.

некоторые не спят; в тисках - лишь двое:

взгляд и его отраженье в точке, куда глядишь,

образующей кратер. на его месте вскроют

скважину. пить не будут - установят фонтан.

ручей закидают песком, нахмурив брови.

засухе удивятся, крестик поставят в кустах.


значит, чем дальше в лес, тем безобидней волки,

чем пространнее звук, тем он более пуст.

значит, чем плодовитей и полнее уроки,

тем они бесполезней, слаще ошибок вкус.

но, опустив глаза, никто и ничто не вздрогнет.

в лужах скриви́тся диском глухонемое "кыш".

значит, пора идти, поскольку отныне волен,

но не сдвинешься с места, не закричишь.


XII.

на этом свете или - на свету́,

останется немногое; сплету

венок кудрявый из листвы. должно́ быть,

нет вещи более знакомой

небытию.

что значит зеленью обвитый о́бод?

венчанья знак природы с пустотою

и тишиной, в престол посаженной собою.


само собою, кончится строка.

век кончится. но что река? река -

рука, несущая в себе букеты,

цветки, которые пустили дети

издалека.

ещё их нет пока на этом свете.

но встречу я с закрытыми глазами

цветы плывущие, взошедшие слезами.



XIII.

Неужели - не ты, неужели - не я, скажи,

незаметно пройдём в этот вечер толпой над миром?

По себе не оставив ни правды, ни лжи -

только чёрные в белом следов виражи,

да нетронутый плод инжира?


Если это не так, отчего же тогда на скамье,

устыдившись присутствия третьего, шепчутся двое?

Был ли третий? Иль это лишь контуре в огне

беглецов, чьи оковы внутри, а не вне

поля зрения и часового...


Заряди же потуже двустволку, вдыхая закат,

а не порох, покуда тебя целует время,

оставляя ожоги на лбу. Впопыхах

вдоль парадных и арок скачи в облаках -

Дон Кихот, посеявший стремя.


Если б время умело держать в руках перо,

наши шансы - зеро́, точнее - дерьмо; до блефа

не дойдёт. На пейзаже останется - что:

горизонт, листопад, шелушащийся сон

летней ночи и песенка ветра.


Где задуманы вещи, ограды трепещут, скрипят:

заступивши за них, позабудешь дорогу обратно.

Неужели - не ты, неужели - не я

до рождения знали потерянный сад,

голодая в подножии яблонь?


Я не знаю, что "я" в этом диком, холодном огне.

Может быть, не впервой в этом пламени каждый сгорает,

не вернувшись назад, сон не видя во сне:

ни чертей, ни кипящего масла в котле.

Ибо Ад есть чувство утраты Рая.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About