Ночью, порой, я просыпаюсь. От шороха вереска.

Мне снится, что я сквозь, продираюсь.

Колотится сердце, и память, о прошлом, в горах

Выливается слезами.

Медленно, превозмогая боли, встаю.

Ищу рукава в халате. Спускаюсь осторожно, в темноте, на кухню.

Думая о куске сыра, хлеба.

Открываю холодильник.

Но вместо еды — вид с обрыва. Море.

И пощечина ветра.

Стою, пока холод, серебристыми змейками

Поднимается все выше и выше — к горлу.

Хватает сил захлопнуть дверь холодильника.

Сесть за стол. Уставиться на лампу.

И вспоминать, как шёл и шёл, напролом.

Через шелестящие поля вереска.

Садился на камни, слушал их рассказы.

Ловил мелодии ветра, дружил с гномами.

А однажды, заснув в пещере,

Я проснулся на празднике жертвоприношения.

Барабаны-бубны бились о скалы,

Носились обезумевшими пчелами

Вспарывали землю и небеса до самых.

Солнце поглотил Тартар.

И озарившееся небо алым

Зарезонировало с бьющей толчками,

В ритм бубнов, кровью.

И Taliesin тронул струны…

Медленно, опираюсь на стол, встаю.

За окном — стена, сломанная скамейка.

Прислоняюсь к печке. Впитываю тепло.

Медленнно поднимаюсь в спальню.

Шорох вереска, мелодии ветра

Утаскивают меня в расщелину сна.

Прижавшись к камням, там, я жду.

Когда начнется праздник жертвоприношения.

Когда кровь смешается с кровью заката.

Когда в шатре лопнут струны.

Когда я никогда уже не проснусь.