Это было со мной — поиск имени для пережитого чувства или эмоции, боязливые попытки нащупать твердую почву на «темной стороне» разума, где, может, и вовсе нет никакой тверди, а только черный океан с дном из лунной пыли. «Это было со мной» Александра Артемова на малой сцене БДТ — пожалуй, одна из самых прямолинейных постановок именно по части близости к dark side зрителя. Или зрительницы? Позволим себе феминитив, пусть будет в качестве маяка времени и иронии над ним же.

В контексте бушующей феминистской дискуссии постановка не столько актуальна, сколько дальновидна. Конечно, авторы Александр Артемов и Настасья Хрущева писали не о том, о чем клокочет фейсбук. Но я все же рада за тонко настроенный петербургский театр: предчувствие некого социального нарыва тем ценнее, чем менее осознано. Но и без феминизма тут хватает «трудностей перевода». Рассказ о вымышленных похождениях итальянского поэта, политика и эксцентрика Габриэля Д’Аннунцио рискует столкнуться с непониманием зрителя, который даже «Матильду» корит не за художественную слабость, а за недокументальность. После спектакля нам еще раз объясняют: миф — это то, чего не было. Впрочем, героини и сами дают понять, что до ваших «фи» им нет дела. Потому что, во-первых, их никогда не было, и, во-вторых, из–за первого пункта они делают не то, что было «в реальности», а то, что задумали авторы.

Шесть любовниц Д’Аннунцио садятся в круг лицом к кальяну, спиной к зрителям. Тебе вроде бы хочется к ним подсесть, покурить, тоже что-нибудь порассказать. Но ты видишь только полуголые спины в черных платьях и дым. Кальян, к слову, похож на шар гадалок, а любовницы поэта — на ведьм-мойр, но не будем углубляться в трактовку метафор и символов. Основной посыл постановки — все же чувственный, о нём и пойдет речь.

Здесь важен не мифический персонаж, а эмоциональный спектр, мир индивидуального и интуитивного преломления «этого» в экваториальных широтах разума, за которыми начинается тот черный океан без дна. Это (а еще периодический женский шепот «сучка») и дает чувство того, что в этом кругу — все женщины, что есть в зале, а не только любовницы Д’Аннунцио, что любая может сесть и продолжить: «Это было со мной, это случилось со мной». Всплеск страсти, не замутнённой осознанием. Одна героиня в забытьи ест после смены в пекарне булки, затем тесто, затем и вовсе муку, валяясь в ней, как в чистой смятой простыни. На этой-то «простыне», в мучном облаке, её и настиг Герой. Другая водит трамвай и много лет вспоминает жаркий день, когда странный пассажир катался с ней кругами и застал врасплох в пустом душном вагоне, идущем в депо. Третья — деревенская Дева Мария, она любила звезды над пашней, запах земли и реку, где только однажды издалека увидела Его. Четвертая бесстыже рассказывает о соитии во время карнавального шествия, у всех на виду. С карликом, шагавшим на ходулях… «Сучка, сучка…» — вторят друг другу наши мойры.

Каждая женщина — ведьма. Каждый мужчина может стать мифом. И наоборот. В этом гротескном хороводе эмоций, в контрасте документального видеоряда и фантастических историй я с удивлением обнаруживаю отзвук текстов еще одного итальянского авантюриста XX века, писателя, журналиста и офицера Курцио Малапарте. Его «Капут» и «Шкура» — зарисовки о монструозных аристократах фашизма и скотской плотоядности победителей, макросъемка своего круга, полная, тем не менее, не только буквальности, но и театральной условности, карнавального напряжения сил, потому что «гуляем в последний раз». Собственно, и героини «Это было со мной» (если верить им и авторам) загуляли всего однажды, о чем нам поведали. Они встают из–за стола, и теперь, кажется, наш черед сесть за кальян и, уставив в его дымное брюхо застывший взгляд, вытянуть по капле нужные слова из черного океана за экватором.