Искусство и визуальная культура противоположны -9589
Андрей Ханов
6 октября 2016 г. в 13:08 · Москва ·
Я думаю, что в современном контексте — «визуальная культура», это «визуальная метафора культуры». Это (буквально) — нарисованное — общественное самосознание. Это мое мнение, я этого не скрываю.
Конечно, культура — это многозначный термин, в частности — это и набор правил, необходимых обществу для выживания. В таком контексте — визуальная культура — это правила изображения, то есть — понимание правил — культуры — с помощью рисунка.
Рисунок — это четко сформулированная идея чувств — другими словами — «концепт» коллективного восприятия жизни, понятый нами, через визуальную метафору. Можно сколь угодно долго и сложно говорить об обобщении потока восприятия жизни, а можно его просто нарисовать.
Конечно, мы не ставим цель нарисовать общественное самосознание, и рисуем, то есть познаем — свое. Но, получается общественное. Почему?
Дело в том, что мы просто не видим того, о чем не мыслим. И, поэтому, подменяем обобщение собственных непосредственных ощущений жизни — социально приемлемыми суждениями о них. Рисуем эти общественные правила восприятия жизни.
В результате оказывается, что «визуальная культура» — это не познание самой жизни, а лишь субъективные представления об определении ее понятия обществом — то есть, отражение общественным самосознанием самого себя. Селфи.
Искусство — напротив — преодолевает барьер культуры и доносит невидимые нам, непосредственные ощущения жизни до мышления. Как именно? Непонятно. Как сказал Чжуан Цзы: "Будучи существом ограниченным, пытаться понять безграничное — глупо. И, как раз, такая глупость, то есть — подмена искусства — суждением о его сущности — есть культура…
Галерея, холст, картина — всё это визуальная культура. Искусство — композиционный принцип, который парит над этой культурой, как застывшее — то есть — ставшее понятным (донесенное до мышления особого рода метафорой, не такой как простая метафора рисунка) — непосредственное восприятие жизни.
_ _ _
1) http://http750342.tilda.ws/andrei_khanov_arhive
Andrei Khanov (Андрей Ханов) — советский андерграудный, российский художник. Жанры: концептуализм, крипто-абстракция (арт-блокчейн).
Родился 22.12.1964 в новосибирском Академгородке. Участник ленинградского андеграунда 1980-х, возрождения сибирского областничества в 1990-х, международного арт-блокчейн движения.
Рисует новое «пространство» картины, новыми координатами: 1) ощущение самой пространственности передаётся ритмами, растворенными в 2) блокчейн — цепоках ощущений этого пространства. Высвобожаясь из блокчейн, ритмы проявляют 3) искривление плоскости картины сферой смыслов. Подробнее: первичное ощущение (потерянный нулевой блок) рождается пересечением осознанности и интуиции и развивается блокчейн цепочкой, проекциями которой являются обыденность и искусство. Другие произведения: стихи-действия, музыка, тексты своей философии, афоризмы, теории цвета и композиции.
• Видео-концепт «Пространство» https://youtu.be/Ao5EaPH6mvc
• «Жизнь и смерть новосферы»: https://syg.ma/@andrei-khanov/zhizn-i-smiert-novosfiery
2.1.) Предистория:
Летом 2016, на «ночь музеев» я устроил выставку своих картин на стенах дома на Пречистенке, под проливным дождем и прочел лекцию «Новая геометрия метафоры», передав позже текст в библиотеку ГЦСИ.
Спикер как и слушатели отведали шашлыка, были сыты-пьяны, видеопроектор сломался, а один скульптор акомпонимировал мне на ударной установке. Вслед за лекцией должен был состояться концерт. Другой, такой, по домашнему доброй выставки просто не помню.
2.2) Конфликт симметрий чисел 4321-1234:
Через полгода, меня пригласили на научную конференцию в ММСИ на Петровке. «Визуальная культура и общественное самосознание, которая сопровождала ретроспективную выставку работ 1960-х арт-студии "Новая реальность». Ведущие дали мне слово в самом конце конференции, 20 минут. Затем — послушав немного — предложили сократить время моего выступления до 5 минут, а затем, выключили микрофон, вызвали администрацию музея, с просьбой прекратить моё выступление.
2.3) Разговор по существу
Девушка из Гессен университета, Ольга, еще одна участница этой конференции, заявила ведущим протест против прекращения моего выступления, так как она его конспектировала.
Дело в том, что будучи исследователем творчества Ильи Кабакова, она критически отнеслась к статье Бориса Гройса, в которой он определил творчество художника визуализацией концепций Михаила Бахтина.
Теренс МакКена в 1970-х просто повторил концепт Бахтина. Искусство — это надежда на воодушевляющие видения Иного (трансцендентального объекта) и если это Иное — не увидит художник, то его не увидит никто.
Точка зрения самой Ольги, что Кабаков «вырвался из социаллистического ада в капиталлистический рай» и «визуализировал своё ощущение счастья».
Ранее я успел сообщить в своём прерванном докладе, что метод студии «Новая реальность» — по моему мнению — именно такая попытка, альтернативная методам европейского постмодернизма и американских прагматизма и неопрагматического постмодернизма. Привел пример, когда девущки-филологи, в 1980-е пропогандировали концепты Бахтина в художественной среде, призывая к визуализации смысла того времени.
Пояснил, что причина происходящего здесь и сейчас конфликта музея и художника — есть противо-направленность тех же самых двух игр: 4231 — игра в монополию на понимание символов или при-знаков, причин (например — творчества художника студии «Новая реальность»), ради наслаждения реализацией своих собственных житейских стремлений (научная степень, социальный статус, индекс цитирования) — что и есть тот самый дискурс университета (или музея) и второй игры, в дискурс художника 1324, как стремление к эстетическому наслаждению, композиции, по сути «творческий обсешн», как символ понимания причин чего-либо, в данном случае — пространства смысла. Именно это «освобождение смысла», как «освобождение концепта из плена слов», по моему убеждению, художники «Новой реальности» и пытались нарисовать. По крайней мере, такое впечатления на меня произвели работы Владислава Зубарева. И, концепция Бахтина об ответственности художника за достоверность собственного творчества — более чем подходила в качестве исходного пункта такой концептуальной метафоры «новой реальности». Но, прошло время и сейчас мы, здесь, обсуждая метафору художников 1960-х — демонстрируем обратное подчинение смысла форме идеи, в единственным изначальным значением такого действа — иронии, сарказма.
На этом месте меня и прервали ведущие конференции. Но, разговор, продолжился еще час. Я рассказал, что движение «концептуализма» было очередной попыткой поиска нового метода, взамен всех прежних: единства опыта и познания, концептуализма 15-го века, или, метода романтизма — в духе Фауста Гёте, начала 18-го века — единства материи и формы, метода и содержания, прагматического метода поиска значения смысло-формы идеи (семиотического знака), или метода анализа игр-дискурсов 1970-х. Все это очень слабо влияло на нас, через железный занавес, потому художники в СССР, на мой взгляд, «изобретали велосипед». Текст сокращен. Ольга тогда ответила, что поняла концепт. Сейчас можно лишь вспоминать обо всём этом пришествии с улыбкой. Стоило ли устраивать шоу с отключением микрофона?
3) Поскриптум:
3.1.) Значение для пытливых исследователей языка культуры. Евангелие от компьютера 2.0
Здесь то, что мне не дали сказать о самой теме конференции, о «визуальной культуре» и «обществом самопознании» — предметно.
1. Мир человека меняется, становится цифровым, но специалисты не имеют концепции такого нового определения человека. Факт очевидный.
2. Такие «гуманитарии» сейчас озабочены исследованиями «смыслов» и это уровень семиологии, рубежа 19 и 20 веков.
Когда, постмодернизм 1970-х — есть возврат от такого структурализма к первоначальной прагматической логике — семиотике знака (Пирс, Дьюи и др).
Англо-американский неопрагматизм (Рорти, Шустерман) и европейский континентальный постмодернизм (Фуко, Лакан, Деррида, Делёз и др) давно сошлись в постаналитическую традицию философии будущего.
Истина — это просто обрыв цепочки знаков, обычай. И, вместо поиска ложной истины нам следует делать мир лучше.
«Гуманитарии» же, своими призывами поиска «смысла» — просто проявляют свою культурную бедность. Смысл — это интерпретация формы идеи, не более. Нет идеи, нет и её смысла.
3. По Пирсу — интеллектуальные знаки начинаются с определения цели — бахтинского единства означающего и означаемого — как типа соответствия идеи ее будущему формо-смыслу.
Эти варианты значения — есть либо изначальная самоирония, либо непосредственно наблюдаемый художественный образ такого единства (перцепт) или его аргумент (философский концепт).
Знаки переживания начинаются с выбора формы идеи (что это? символ идеи, пример идеи или её подделка поверхностными признаками-икона) и завершаются значение-смыслом.
Да, смысл есть, отредактированный целью — или ожидаемым значением, вариант интерпретации избранной нами формы посетившей нас идеи, это просто выбор одного из трех вариантов интерпретации: что это? хайп, факт или закон природы?). Но, смысл, как выбор — просто невозможен сам по себе, без других аспектов знака.
4. Кроме того, возможны иные, постмодернистские очередности построения знака — дискурсы — различые пути разворачивания мышления от этапа к этапу. Таких путей, или игр — много. Это динамика знака. Прагматизм её не учел. Это его ошибка. Не успел.
Один и тот же знак можно построить разными очерёдностями формы, смысла и значения — и, итог будет различаться. Все люди мыслят по-разному образуя целевые аудитории, соответственно свои знакам, или — более современными терминами — дискурсивным играм.
Бессмысленно конфликтовать противопоставляя разные смыслами, во первых — это не меняет игры, во вторых — цель иная, консенсус, так как, ни один человек, отождествляя себя со знаком своего мышления — не видит всей картины смысла, только все мы вместе.
Это единство и ощущает художник, как символическое пространством смысла. Что конечно — есть холизм Аристотеля, гуру средневековых богословов. Пока Фома Аквинский не противопоставил такой холизм — Благодати. Кто её определяет? Тот, чей статус выше. Игра масштабов знаков платоновской души (как индивидуального уникального сочетания ярости, страсти и мудрости). Масштаб, статус — сменил прежнюю игру в уникальность человеческой души. С этого начался дискурс богословского университета, феодализм, который силен и сейчас.
Что есть постпрагматическая творческая ирония? Это желание переписать все прежние словари, распутать все нити ложных истин.
Но ровно тоже самое ощущает и обыватель, как обычай, как общечеловеческую солидарность. Поэтому, вместо конкуренции знаков — нам следует искать консенсус именно между творческой иронией и общечеловеческой солидарностью. Учение Рорти именно об этом. Как и Бахтина. Но, философию Рорти, в России приводят образцом того, как не следует философствовать. В итоге — обычай побеждает.
5. Да, Высокие постмодернистские концепции докторов философии о консенсусе всех философских культур (всех знаков, всех игр-дискурсов) — конца 20-го века — сейчас пали под натиском житейской обыденности, и не только в России. Эта проблема глобальна. Форма этой идеи опустилась от философского символа к житейской иконичности, теперь это и консенсус в политике, и равные права всех генденых групп, и равенство китча и искусства (в контепрорари), и преимущество цинизма над творчеством и т.д.
В итоге, прежние маргинальные группы, получив приглашение к постмодернистскому круглому столу — стали требовать себе еще больших прав, как компенсацию за века унижения. Они ведь не постмодернисты.
В России эти «маргиналы» и были у руля, а теперь они требуют еще большего финансирования своих сословий, оправдывая это защитой угнетенных ими групп. Увы, это наша жизнь, наша матрица игры, из нее просто нет иного выхода, кроме как сыграть в «гейм овер». Но, как?
6. Очень просто, все знаки, дискурсы, игры, достоверности и масштабы — на самом деле — есть просто конструкции из слов, подменяющие подлинные концепты, они не более, чем оболочка нашего ощущения себя человеком. Судите сами, ведь мы находим общий язык и договориваемся друг с другом — потому, что мы люди, а не на основании сходства фантазий об истине. Этот нерв внутри слов. Как его увидеть?
7. Визуальная культура, или визуальный поворот культуры (по аналогии с лингвистическим поворотом от постмодерна к постмодернизму) описан и определен оксфордским ПшД Аланом Кирби, ещё в 2006, как «дигимодернизм» (дигитальный постмодернизм), когда комфорт общения, который человеку дают гаджеты (компьютеры, социальные сети и т.д) — для него важнее прежней интеллектуальной постмодернистской игры слов, ранее позволявшей ему ощущать смысл внутри словесных оболочек.
Прежний, лингвистический постмодернизм — «сохранился» (как предмет научных интересов британских аспирантов) в истории литературы, теософии и воспитании детей (воодушевляющие проповеди, мультики, Гари Поттер, игрушки — все это, по прежнему, построено на игре слов). Но, игра слов для взрослых — тонет в обыденном сарказме и цинизме. Выход — более яркие ощущения смысла, которые человеку дали гаджеты, но теперь дает виртуальная реальность.
Наметился новый, очередной поворот от визуальной к виртуальной культуре, и смысл этой конференции — конечно — «винтаж», дань ретро.
Сама такая постановка вопроса о смерти лингвистического постмодернизма (игры слов) — уже игра слов. Постмодернизм тотален, конечно он не умер, он может лишь развиваться, принимать новые формы, смыслы и значения, создавая новые воодушевляющие компьютерные визуальные технологии. Типа биткоина.
Это была шутка Алана Кирби 2006 года, но вызвала такой отклик, что её автору пришлось писать научную монографию в 2009. Надеюсь эта моя статья, также приведет к подобному обсуждению. Проблема визуализации смысла есть, и она, в целом — просто игнорируется, но надеюсь найдутся молодые художники, кураторы, исследователи культуры и искусства, кто продолжит эту мою игру в визуализацию смысла.
8. Вернусь к дигимодернизму. Этот новый визуально-виртуальный смысл, при отсутствии интеллектуальной альтернативы — есть семиотический знак «переживание» — то есть: икона (лицо бренда), заведомо сарказм и хайп.
Но, есть и другие знаки — сотни других знаков, например новая философия, новая компьютерная технологии символизации — приравнивание к предмету чего угодно — любой фантазии, даже самого хайпа, это арт-блокчейн, создание систем доверия между людьми вне прежних иерархических методов этого, а также — нового образа бытия, как пространства ощущений смысла в искусстве.
Мир — многолик. Мы сами делаем в нем свой выбор. Зачем?
9. Часто этот выбор — следствие нашей банальной культурной бедности. Мы провели 70 лет за железным занавесом, как в парнике для сорняков. Пора подышать нам свежим воздухом искусства.
Прежних знаний о душе, знаке — нам уже недостаточно для того, чтобы ощущать ускорившиеся ритмы жизни, эти ощущения самой жизни, подменены ее экранной версией, селфи — яркий пример этому. Но, не только.
В 1970-е физика подменил непосредственный эксперимент компьютерным моделированием и сразу физики увидели более интересную компьютерную картинку невидимой материи. Её легко было подделать и — возможно потому — новых элементарных частиц — стало так много, что их теория утратила всякий смысл.
Ровно тоже происходит и в других областях. И что?
10. А ничего!
Все эти игровые фантазии физиков тогда легко подчинились теории групп, математическим абстрактам всевозможных симметрий. За вариациями симметрий они увидели сам объект — материю — точнее, абстрактные блоки, из которых состоят точно также и игры, и знаки, отражения. Это уже не материя. В основе которых струны — более понятно — блокчейны, цепочки знаков
Подобное многообразие восприятия пространства человеком, а пространство смысла — лишь его часть, при переходе от оболочек слов к компьютерным — подчинилось ровно тому же математическому правилу симметрий. Один тип симметрии — это первобытная психоделия — отражение природы человеком, а человека — природой. Одушевление природы или оприродывание мышления человека.
Другой тип симметрии — это ощущение пространства, как движения знаков. Знак может быть достоверным (быть силлогизмом Аристотеля) или быть софизмом (обманом или ошибкой логики), может быть построенным или недостроенным, может образовываться и разрушаться, рассыпаться на равноценные осколки (которые больно колят друг друга, как в России) или наоборот, складываться обратно в паззл, к чему нас призывали великие постмодернисты 1980-х.
Все методы равны.
Все это дает разные ощущения одного и того же пространства смысла. Можно ощутить это пространство сменой масштаба знаков, их иерархией, социальной структурой или наоборот — абсурдом, как протестом против такого закабаления чувственности человека в матрицу, контролтруемую властями, университетом, церковной иерархией и т.д.
Но, сколько существует таких разных дискурсивных игр, столько существует и методов закабаления духа человека. Игра в наркозависимость, в символы хорошей жизни — бренды, в академии, в музеи, игры в галереи, в
Что остается художнику, если его тысячелетняя практика замораживания ощущений пространства смысла, как композиций из пятен цвета и форм — сейчас признана лишь игрой, не лучше и не хуже других? Задача прежняя — ощущение пространства смысла, но не просто возрождение прежних принципов композиции, а создание новых.
Перейти на новый уровень — играйтесь дальше…
Композиция прежнего художника (баланс цвета, равновесие форм, актуальные метафоры или соответствие композиции Духу своего времени), обесцененная подозрением в театральности такой его живописи — выражала знак или душу (ритм, движение или переменчивость восприятия, рефлексию как причину перемен в судьбе), сменилась новым знаком, как композицией из психоделических отражений, самих прежних знаков и игр.
Что же выражается этим новым пространством смысла? Рассуждайте сами, уважаемые исследователи. Художник лишь демонстрирует это пространство, как нерв внутри собственных слов, а — оболочками из своих слов этот нерв окружают сами зрители.
Это новый мир новых знаков.
3.2) Значение для нового поколения художников.
Другая лекция, прочитанная мною молодым стрит-артистам в моей (тогда ещё) мастерской на Мясницкой улице (Кривоколленный 12), как ответ на их вопросы о конференции.
Пятьдесят тысяч лет тому назад, человек вдруг испытал тягу к путешествиям и заселил самые дальние уголки планеты. Хотя, для этого не было ни возможности, ни практической необходимости. Всех сапиенсов — на тот момент — было не более 50 тысяч, на всю огромную планету.
Но, затем — стремление человечества к освоению географического пространства сменилось стремлением к освоению пространства смысла — как пространства своего мышления. Такое шаманское видение иного в обыденной жизни и есть искусство.
За 35 тысяч лет мы заселили эту планету внутри нас. И, где-то к 1990-м на ней больше не осталось белых пятен.
Но людей много, очень много. Если поставить на пол пустые стаканы и рассыпать на них сверху горох всевозможных мыслей, то в каждом стакане что-нибудь да окажется. Так и каждому из нас достается крупица целого. Но общая картина ускользает.
Так вот, искусство это видение того первоначального состояния мыслей, когда они были плотно упакованы в мешок. А культура — это разглядывание рассыпавшегося по полу гороха. Взгляд от одной горошины к другой.
Весь мир, для каждого из нас, в отдельности — это стакан с несколькими горошинами мыслей. И, многие верят, что в мире просто нет ничего, кроме таких крупиц житейской обыденности. Пока не увидят это Иное нарисованным.
И вот, кто-то переворачивает ваш стакан с горошинами кверх тормашками. Лингвистический поворот 1970-х. Вслед за ним произошел и визуальный поворот. Та самая визуальная культура. Когда мы стали верить не своим ощущениям смысла, но ощущениям другого смысла генерируемым компьютером. Этот метод — «дигитальный постмодернизм» («дигимодернизм») отразился и в языке. Доверившись компьютеру, мы переслали доверять друг другу. Осталось единственное Евангелие — и то от компьютера.
Картинок становится столько много, что на них не хватит никаких музеев. Дефицит оценки это дефицит смысла. А дефицит порождает коррупцию.
Культура призвана транслировать достижения понимания подлинного бытия, как вода разносить волны от брошенного в неё камня. Но если вода загустела, превратилась в кисель, волны быстро затухают.
Потоки информации увеличиваются и ускоряются только потому, что мы обрели новую возможность перерабатывать их. Но тем, в ком эти новые способности мышления пока еще спят — всё это богатство представляется просто кошмаром визуальной культуры.
В этом заболачивании культуры нет ничего нового, такое уже было в 5-м веке до нашей эры в Афинах. До Сократа. У каждого своя правда. А также в 13-м веке — прав тот, кто выше по статусу. Причина — софистика и университетский дискурс — игры в статусы вместо реальной работы. Две горошины из целого мешка.
Сейчас — с 1970-х — добавилась еще третья горошина — дискурс психоделического гуру. Как и четвертая горошина барыги — того, кто подменяет смыслы их поверхностными признакам, выдавая за насыщение жажды познания. Все галерейщики такие. «Художники» — теперь — они.
Горошин стало столько много, что они окончательно просыпались из мешка. Даже сам художник растерялся. Всё перепуталось. Теперь, какие горошины мы подбираем, из таких и строим смыслы, как случайную цепочку блоков, блокчейн. Но, и в этом тоже можно увидеть знак.
Всё это я наблюдаю и здесь и сейчас, это было и в на конференции «визуальная культура и искусство» в ММОМА — игра в бисер — собирание горошин.
