Тайный язык цветов: абстрактный взгляд Джорджии О’Кифф

Признаюсь, эта художница занимает особое место в моём сердце.

Маленькая, упрямая и колючая девочка из семьи с ирландскими корнями. За характер братья и сёстры прозвали её «Маленький цветочек» — что на ирландском английском несло оттенок иного значения: маленькая выдающаяся личность или нежный, но стойкий ребёнок.

Удивительно, как детское прозвище может оказаться пророческим.

Спустя десятилетия Джорджия О’Кифф стала матерью американского модернизма — одной из самых знаменитых художниц в мире, которая прославилась своими гигантскими, чувственными ботаническими полотнами.

Её путь к этому начался далеко от нью-йоркских галерей — на ферме в Висконсине, где та самая маленькая девочка, вопреки вековым устоям, видевшим женский удел лишь в замужестве, решила стать художницей.

Чикагский институт искусства, преподавание в техасских школах и в 1916 году — судьбоносная встреча с галеристом Альфредом Стиглицем, будущим мужем. Так родился творческий союз-легенда. Стиглиц сделал её звездой, но в то же время пытался заключить её творчество в рамки женского взгляда. О’Кифф сопротивлялась. Молча. Кистью.

Она взяла то, что считалось украшением, — цветок. О’Кифф не стремилась достоверно повторять ботаническое строение, а создавала то самое личное восприятие природных форм и образов: в её руках лилия становилась лоном, ирис — раскрывающимся телом, калла — затаённым желанием. Это была поэзия плоти.

Критики шептались. Зрители краснели. А О’Кифф продолжала писать.

Ярлыки «истерии» и «одержимости эротикой» сводили её искусство к «комплексам неудовлетворённой женщины».

О’Кифф не оправдывалась. Она давала оглушительный ответ новой картиной — ещё более смелой, ещё более откровенной в своей сокровенности.

«Чёрный ирис» (1926) — цветок или откровение?

Это был визуальный удар. Тёмный цветок, почти пугающий, заполняет собой всё полотно.

Глубокий фиолетовый переходит в в бездонный чёрный. Бархатные лепестки смыкаются в форме, которую невозможно трактовать иначе. Сгусток плоти, энергии, тайны. Картина, которая не просит, а требует: смотри, если осмелишься.

Хотя она отрицала фрейдистские толкования, говоря: «Это просто цветок», О’Кифф никогда не отрицала эротизм — она усугубляла его, доводя до абстракции, где форма не намекала, а утверждала.

Апофеозом стала работа «Дурман» (1931) — которую почти век спустя продали за $44,4 млн, сделав её самой дорогой работой женщины-художника в истории*.

Ирония в том, что произведение, отрицающее рыночную логику, стало её триумфом. Но важнее цифр был прорыв: женщина, которую критики снисходительно звали «художницей цветочков», побила рекорд мужского арт-мира.

О’Кифф изменила оптику восприятия:

Приблизив зрителя так близко, что цветок терял ботаническую идентичность. Увеличивая масштаб, она возвеличивала традиционно «малое».

Пока другие писали обнажённую натуру как форму, О’Кифф писала форму как натуру.

Её цветы существуют вне одобрения или интерпретации. Они не требуют объяснений — только переживания и ощущения.

Так абстракция стала её главным оружием.

После смерти Стиглица она окончательно переехала в Нью-Мексико, где нашла свой настоящий дом — и свободу. Та самая «Маленький цветочек» теперь писала пустыню — бескрайнюю, как её внутренний мир.

Её искусство говорит:

женская сексуальность — это не то, что показывают. Это то, что чувствуют. И это чувство может быть огромным, как пустыня, и нежным, как цветок.

Подлинное откровение не кричит. Оно вызревает в тепле земли, обжигает, как южное солнце, и остаётся безмолвным, как кактус в ночи. Оно дикое — и оттого совершенно прекрасное.

* Примечание: рекорд продержался до 2021 года.