Центральный тезис данного текста утверждает, что философия в её самом глубинном понимании является программой — набором из предписаний и практик/операций, которые задействуют реализуемости (см. функционализм), то есть то, что можно достичь с помощью особой категории качеств или форм. И чтобы надлежащим образом определить философию и подчеркнуть её значимость, мы должны рассмотреть в философии её программность. Это означает, что вместо того, чтобы задаваться вопросами о природе философии, вроде таких как: «Что философия хочет сказать?», «Что она на самом деле значит?», «Каково её применение?», «Актуальна ли она?», — мы должны поставить их так: «Какой программой философия является?», «Как она работает?», «Каков эффект от её работы?», «Каковы реализуемости для особых форм, которые она разрабатывает?», (и, в итоге) «Как программа, какие именно практики она предполагает?»

Несмотря на все вытекающие проблемы философии как специализированной дисциплины (общее содержание дискурсов, тяга за пределы области своей компетенции, эталонный вклад в другие дисциплины), их ни в коем случае нельзя игнорировать, так как в последствии будет заявлено, что они могут быть в достаточной мере разрешены только в контексте самой философии как более углублённой когнитивной задачи. Первоочередность этой когнитивной программы состоит в том, чтобы методически подстегнуть мышление к выявлению вытекающих из него же самого качеств (теоретическое и практическое умозрение); к изучению того, что может получиться из мышления и чем оно может стать.

§1. Принято считать, что философия является духовно-подвижнической программой по созиданию (базового) интеллекта.

Духовно-подвижнической в такой степени, что предполагает осуществление многозадачного, упорядоченного и неограниченного схватывания самой себя как формы мысли, которая превращает мышление в программу. Смысл этого определения состоит именно в том, что подразумевает под собой программа. Соответственно, чтобы прояснить значение философии как программной дисциплины, так и формы мышления, которая трансформирует его в программируемый проект, сперва необходимо выяснить, что разумеется под словом «программа» в её самом базовом значении. Для этого понятие программа — в смысле предписаний и практик/операций, достигающих нечто — должно быть определено сугубо через призму его обнаженной формальности, которая лишена тех общих, но необходимых особенностей, которые лежат в основе любого типа алгоритмов вне зависимости от их применения и целей. Речь идет о выборе тех множеств аксиом и проработке того, что следует за этим, учитывая то, что аксиомы будут рассматриваться не как незыблемые постулаты, но как абстрактные модули, которые воздействуют друг на друга.

Программа — это воплощение взаимодействий множеств её аксиом, отражающих ряд динамических моделей поведения, обладающих собственной сложностью и определенными характеристиками. Если быть еще точнее, то программы — это сборки, которые извлекают операционные дынные из своих аксиом и развивают различные возможности реализуемости (логический вывод) этих же данных. Соответственно, аксиомы являются операционными объектами или абстрактными реализаторами, которые содержат информацию о собственных качествах и категориях. По сути, программы разрабатывают реализуемости (что может быть разрешено или достигнуто) из множества простых абстрактных реализаторов (содержащих оперативные данные, касающиеся разрешения или достижения особой категории качеств и её моделей поведения) для более сложных сборок.

В каркасе программирования сам алгоритм при выборе аксиом не ограничивается их строгими условиями. Скорее, этот выбор касается только базовых качеств и операций, характерных для класса сложности этих аксиом. Иначе говоря, программа создает возможные реализуемости для основных качеств её аксиом, при этом не ограничиваясь их условиями. Простейшим примером, приходящим на ум, являются следующие высказывания:

1. a это Е

Если изобразить это в Платоновском стиле, грубо говоря получаем: «Если форма (Е) Сократ, частично что-то сообщает о сущности самого Сократа (a),» или менее замысловато, «Если Сократ это разумная форма жизни.»

2. а выполняет Х = F — функция или действие

«Затем Сократ делает что-то, что демонстрирует особые качества этой формы,» или «затем Сократ делает Х как разумная форма жизни.»

Являясь разумной формой жизни, Сократ в этом случае представляет частично спроектированный шаблон (запрограммированный), посредством которого скрытые характеристики или качества, присущие подобным формам, могут быть уже темпорально реализованы. F или то, что Сократ делает как разумная форма жизни, — это частичное разрешение этих форм в практике мышления или его операции. Другими словами, F — это практика, операционное содержание которой может быть прослежено, изменено и обобщено с другими практиками для создания более сложных реализуемостей конкретно для тех форм, которые Сократ частично олицетворяет. В этих примерах показаны аксиомы и их простые операционные данные, которые в виде логической формулы выглядят следующим образом: «Этот а является действием (F) Е-формы» (накинем текстуру: «Сократовы действия отражают форму, которой он принадлежит» или «Сократ — это то, что он делает как разумная форма жизни»).

Это означает, что «если, а имеет форму Е, значит оно делает Х» и «функция или действие F обозначает форму Е». Здесь вместо категории основных качеств использовался концепт формы понимаемый в Платоновском прочтении. Теперь подытожим эту формулу окончательно: «Форма Е, по крайне мере делает Х». Затем программа разрабатывает возможные реализуемости этой формы Е. Как минимум, алгоритм может делать или вызывать Х (необработанные операционные данные аксиомы). Или если вводить множества дополнительных аксиом и следовать разным стратегиям (или алгоритмам действия), с помощью которых операционное содержание аксиом может быть пожертвовано другим аксиомам, алгоритм имеет возможность генерировать иные операции относительно Е. Следуя уже данным примерам, это можно выразить так:

А-1: В случае S1 (конкретное положение дел дающее понимание, что Сократ делает), Сократ делает Х (Х олицетворяет поведение, которое ассоциируется с базовыми качествами разумной формы жизни).

А-2: В случае S2, Конфуций делает Y (Y олицетворяет другое поведение, которое отражает базовые качества разумной формы жизни).

Программа: различные схемы взаимодействия или операционного взаимосодержания между Х-действиями и Y-действиями, олицетворяющие разумную форму жизни. В зависимости от того, как выполняется и регулируется взаимодействие и оперативный обмен между аксиомами (синхронно или асинхронно), каких стратегий и поведений придерживается, независимо от того, являются ли элементарные взаимодействия детерминированными или нет, алгоритм может извлекать данные, характеризующие саму разумную форму жизни (чем на самом деле является, и что она содержит), а также повлечь её возможные реализуемости (чем разумная форма жизни могла бы заниматься). Эти реализуемости воспроизводят F (функции, действия), которые по существу не связаны со строгим условием самих аксиом.

Состыковывая аксиомы с их операционным содержанием, алгоритм также связывает их положения (S). Сама система аксиомы (данные о действии и положении или ситуации, в которой происходит эта деятельность или поведение) становится средой для другой аксиомы и, соответственно, наоборот. Говоря таким образом, обмен между аксиомами может рассматриваться как непрерывная коммуникация двух абстрактных посредников, которые по мере взаимодействия приобретают новые возможности и качества подобно тому, как многоагентная система может динамически эволюционировать. Исходя из этого, мы можем понять, что программа не является множеством независимых аксиом, на которые накладываются особые статические принципы или указания. Возможные построения самих аксиом — или то, как аксиомы соединяются друг с другом и взаимодействуют — это процесс развертки, через который алгоритм может извлекать дополнительные материалы из базовых качеств и использовать их для поиска и сборки возможных реализуемостей.

В самом каркасе программирования аксиомы больше не отождествляются со святынями системы, вечно прикованными к некоему основополагающему смыслу, но становятся текущими процессами, которые могут обновляться, восстанавливаться, разбираться или собираться в комбинированные акты посредством взаимодействия. Сами же комбинированные акты демонстрируют сложную динамику поведения, которую бы никак не удалось сгенерировать при условии, что аксиомы являлись бы изолированными или трактовались как непоколебимые истины. Поэтому алгоритм запускает мощный эффект противоречия между аксиомами как простейшими актами или приводит их во взаимодействие. Это воздействие — суть возможные реализуемости программы или то, что можно достичь.

Новые качества и возможности реализуемостей могут быть раскрыты посредством экспериментирования с архитектурой самой программы. Экспериментирование в программе включает в себя добавление новых ограничений и контролируемое ослабление уже существующих на то, как аксиомы соединяются вместе и как происходит обмен их рабочими данными. Именно через этот вид манипуляций расширяется диапазон реализуемостей, характерных для категории качеств. Например, ослабление или добавление условий может привести к различному построению (как аксиомы с их операционным содержанием могут объединяться). Это может прервать так называемую непогрешимость аксиом в том, что каждый раз, когда аксиомы вызываются, они ведут себя по-разному и приводят к разным последствиям. На более сложных уровнях экспериментирования могут быть подключены новые аксиомы с различными качествами для проработки более широких массивов операций. А операции с иными качествами могут быть объединены с уже осуществляющимися для создания более сложных реализуемостей.

Значение программы заключается не в её аксиомах — что они отображают или что обозначают — но в том, как и при каких условиях они взаимодействуют. Правильным вопросом при рассмотрении программы будет не «Что означают эти аксиомы, или что означает эта программа?», а «Что это за программа, как она действует, каковы возможности её операций?».

Программа формулирует операционные назначения базовых качеств её аксиом в качестве действующих процессов. Сутью программы является результат работы её операций, связанность и содержание её действий и функций. И вместо того, чтобы просто прикрепиться к программе с уже предустановленным содержанием или к метафизическому эталону, эта суть программы являет себя не просто как шаблонный набор ходов, но связывается с эксплуатационными шансами самой программы, то есть её возможными реализуемостями.

Вот такой подход к философии избран здесь. Вместо того, чтобы отталкиваться от выводов (вклад её дискурса как специализированной дисциплины, что она обсуждает и т.д.), философия рассматривается как особый вид программы, смысл которой зависит от того, что она делает и как она это делает, от её операционных назначений и получаемых реализуемостей. В первой части текста (Аксиомы и Программы) будет обсуждаться полный объем философии как программы, которая сильно переплетается с глубинным функционалом того, что зовется мышлением. Во второй части (Программы и Реализуемости) реализуемости программы будут проработаны с точки зрения такой сборки образа интеллекта, который представляет собой высшее предназначение самого сознания.

§2 Философия — это программа, чьи первоначальные аксиомы являются возможностями сознания как такового. Задача её состоит в выработке особого операционного содержания, возможности которого указывают на то, чего можно достичь с помощью мышления, или, проще говоря, что мысль может в принципе. Если «мысль возможна или будет вообще возможна», то каковы последствия такой возможности?

Важность философии состоит в одной простой, но все же чрезвычайно важной мелочи, в том, что она использует сознание в качестве своей собственной предпосылки как аксиому, на которую можно систематически воздействовать. При этом она берет на себя обязательства по проработке того, что следует из предпосылки, то есть того, что может быть выведено из мышления, и что мышление может делать, или точнее неких перспектив мышления, направленных на развитие собственных функциональных возможностей.

Выбор аксиомы — это программная инициатива, предназначенная для выводов, открывающих перспективы сборки различных воплощений качеств, которые аксиомы отождествляют. Вместо того, чтобы просто являться инертными постулатами — или, что еще хуже, укоренившимися догмами — философская аксиоматизация выводов мышления представляет собой важный шаг вперед в программирование мышления как такового.

Как только некий вывод мысли принимается за аксиому (как то, что должно воздействовать), мышление становится субъектом распаковки и расширения операционных данных, скрытых в этих выводах/аксиомах. Операционная деятельность мышления сосредоточена — акт мышления — на проработке выводов мыслительной деятельности в плане того, что можно делать с этой деятельностью (операционные возможности программы), и чем может стать сознание, воздействуя на его возможности (возможные реализуемости программы). Другими словами, философия программирует сознание с целью систематического самовоздействия для осознания собственных целей и потребностей; её основным призванием является строгое и устойчивое размышление о перспективе собственных реализуемостей. Таким образом мышление теперь — это не просто факультатив, но целая практической инициатива.

Именно здесь «философия как программа» перекрывает «философию как форму мысли, превращающую сознание в программу». Используя ресурсы мысли для того, чтобы определить масштаб реализуемостей сознания, философия становится мыслительной программой для исследования и усвоения её собственных пространств. Говоря иными словами, негласное философское суждение о том, что «сознание программируемо», берется самим мышлением за принципиально нормативную задачу: «сознание должно быть запрограммировано». Именно благодаря этой нормативной задаче сознание открыто постулирует свои цели и умножает перспективы того, что оно может делать. Философия в этом смысле нечто большее, чем один из способов мышления наряду с другими. Она представляет собой когнитивно-практическую опору для развития и усиления стремления к самоопределению и осознанию. Мышление, стремящееся к самореализации, это мышление, которое прежде всего обеспечивает свои собственные цели. Но для достижения своих целей оно должно проблематизировать и расставлять приоритеты своим собственным запросам.

Эти запросы прежде всего касаются отвлечения мышления от гетерономных влияний — связаны ли они высшим авторитетом, поставленными им же условиями или же с конечными, материальными причинами. Однако, по мере развития самих запросов, их сосредоточенность, смещаясь с сопротивления гетерономии, сталкивается с определением того, что было вызвано этой самостоятельностью. Они становятся не запросами усвоенной мысли, но запросами, для которых что-то, что уже было усвоено — т.е. текущее состояние или текущее воплощение — само по себе не может являться достаточным выражением автономности. Вот такое мышление делает себя самостоятельным путём того, что определяет и собирает собственные допустимые реализуемости. Подобные запросы сосредоточены на возможностях разрешений мышления путем различных материальных реализаторов (не путать с абстрактными реализаторами/аксиомами программы). Иначе говоря, эти запросы вращаются вокруг возможности изменения мышления, невзирая на то, чем оно является в данный момент, и как оно вообще устроено. Запросы на восстановление и пересмотр возможностей мышления, но уже вне ограничивающих его условий, которые мышление имело в себе или обрело в процессе деятельности.

И соответственно, данная репрограммирующая переделка не ограничена только материальными реализаторами, составными компонентами и механизмами, которые прямо противоречат автономии мышления. Она включает в себя также и внутреннее составляющее, которое ограничивает масштаб реализуемостей мышления или возможных сборок. Не имеет значения, являются ли такие реализаторы частью биологической эволюции или социокультурного устройства сознания. Пока они оказывают гетерономное влияние на текущее разрешенное состояние и функции сознания или ограничивают будущие перспективы его автономности (масштаб его допустимых реализуемостей), они являются потенциальными целями обширного репрограммирования.

Для того, чтобы мышление могло сохранять свою автономию — в том смысле, что оно способно устанавливать и решать свои собственные цели — оно должно корректировать или изменять ту обстановку и те составные части, которые влияют на его нынешнее положение и возможности. Но для того, чтобы мышление было способно разрабатывать и следовать результатам своих собственных завершений, чтобы сделать внятным развитие своих перспектив, оно должно освободиться от тех условий, которые ограничивают его лишь особыми устоявшимися реализуемостями. Этот систематический шаг к отделению возможностей мышления от описаний исключительных состояний понимания является началом когнитивно-практического исследования возможности реализуемостей мышления. И именно путем исследования и сборки возможных реализуемостей мышления можно по-настоящему сделать понятными последствия его самостоятельности и развития его возможностей.

В таком плане, изучение возможных реализуемостей мышления синонимично совпадает с исследованием его целей, которые не заданы по умолчанию и не исчерпываются текущим состоянием. Конечно, изучение смысла и целей мышления может быть начато только радикальным образом путем разносторонних теоретических и практических проектов, которые нацелены на переустройство способности мышления за пределами его контингентной составляющей и текущей сборки. Определение того, что такое мышление, каковы его задачи и что оно может делать — становится вопросом исследования и сборки различных реализуемостей вне его привычной среды обитания.

Программа мышления по установлению своих автономных целей ведет к этапу, вынуждающему сознание — через принуждение своих первоочередных целей — описывать и изучать собственные задачи путём изменения текущей сборки. Этот этап представляет новый момент в разработке самостоятельности мышления, так как он включает в себя освобождение как реализуемостей, так и задач самого сознания. В этой связи задуманная работа, направленная на функциональные разрешения мышления вне его естественной среды и заданных форматов, является во всех смыслах программой по его освобождению. Так что это чисто философское стремление, в том смысле, что оно нормативным образом заключает непреходящее философское пари «Сознание не может быть зависимо»: сознанию присуща свобода.

То, что было заявлено на первый взгляд безобидной философской аксиомой, теперь является программой, которая направляет мышление теоретическим и практическим образом исследовать свои будущие осознания как перспективы реализуемости, которые асимметричны его прошлому и настоящему. Суть этой программы заключена в том, что объем её операций и творческих манипуляций содержит как реализуемое, так и реализованное, условия и условленное, из чего состоит сознание, и что оно собой выражает. Как окончательное требование запросов мышления эта преобразующая программа представляет собой именно дистилляцию извечных вопросов философии — что думать, и что делать — продвигаемых вперед в значительной степени непостижимой силой, которую можно обозвать как хроническое философское принуждение к мышлению.

§3. Через переформатирование мышления из побочного продукта материалистических и общественных отношений в программируемую нормативну инициативу, которая изучает его операционные и творческие возможности со всей строгостью, философия вводит представление искусственности в свою практику. Вместо сознания, которое просто привыкло к использованию собственных артефактов и имеет концепцию искусственности, новое сознание само является практикой искусственности.

«Концепция искусственности» означает идею деятельности как рецепта по созиданию чего-то, чьи задачи не следуют из или не даны в его материальных составляющих, хоть и обеспечиваются собственными качествами этих составляющих. Эти задачи следует понимать не только как внешние, в которых используется продукт созидания (артефакт), но и как потенциальные функциональные возможности, связанные с реализуемостями самого артефакта независимо от его цели использования или назначения. В этом отношении, искусственное выражает сложное и развивающееся взаимодействие между внешней функциональностью (касается внешних назначений деятельности) и возможными реализуемостями самого артефакта. Это взаимодействие может рассматриваться как процесс сдерживания, который соединяет функцию как использование артефакта с функцией как конкретизацией возможных реализуемостей артефакта. Через это слияние двух категорий действия процесс оискусствления (в смысле инженерного программирования) порождает или сдерживает (в смысле «упряжки») новую функциональность и задачи из позитивных ограничений, установленных между использованием и реализуемостями артефакта.

Артефакт в практическом размышлении играет роль по сути двойственную в той степени, в которой она одновременно определена основополагающей задачей и реализуемостью самого артефакта. Структура практического размышления об артефактах (например: «артефакт, а — это средство достижения результата c, поэтому я должен использовать а, когда нахожусь в ситуации s, как средство достижения с») напрямую зависит от этого взаимодействия между использованием и реализуемостями. Если мы возьмём задачи артефакта (в основополагающем контексте применения) в качестве предпосылок для достижения определенного результата, реализуемости артефакта можно рассматривать как добавление новых аксиом с новыми условиями, которые ослабляют идемпотентность и монотонную функцию следствия в практических размышлениях. Различные случаи применения для данного артефакта могут вести к различным развитиям или целям (ослабление идемпотентности), а добавление новых посылок относительно использования артефакта могут изменить цель, для которой артефакт является средством (ослабление монотонной функции) 1.

1.«Идемпотентность и монотонная функция следствия — это правила вывода, которые напрямую воздействуют на суждения или отношения между антецедентами и консеквентами. Идемпотентность следствия утверждает, что одни и те же консеквенты могут быть выведены из многих состояний гипотезы, как из одного (“A, B, B ⊢ C” может быть сокращено до “A, B ⊢ C”, оставляя вывод С целостным). Монотонная функция следствия, означает, что гипотезы любого выведенного факта могут быть произвольно расширены дополнительными предположениями (“A ⊢ C” может быть принято как “A, d ⊢ C”, Где d-дополнительное предположение, а C-неизменное следствие). Символ ⊢ обозначает «выводимо». Антецеденты стоят слева от ⊢, а консеквенты, соответственно справа. Идемпотентность следствия подразумевает наличие антецедентов в качестве свободных ресурсов (в контексте рассуждения с помощью артефактов, различные случаи применения или использования данного артефакта не меняют вывода). А монотонная функция следствия подразумевает контекстную независимость для размышления (расширение роли артефакта или добавление новых предположений о его использовании для достижения каких-то целей — не меняет результата).

Оискусствление, таким образом, можно определить как процесс, направленный на функциональное переназначение, демонстрирующий крайне не инертное и не однотипное поведение в отношении следствий и целей. Переназначение же может проявляться как дополнение существующей реализуемости артефакта, а также как абстрагирование и перенос некоторой существующей функции или важного качества в иной или совершенно новый контекст применения и операции; переадаптация с существующего типа использования на иные способы реализуемостей артефактов; а в его наиболее радикальной форме, как сборка новых применений и разрешений путем вовлечения в сборку, что включает в себя как новый метод абстрагирования, так и более строгую интеллектуальную деятельность (материалы и практики).

Если то, что подчеркивает концепцию искусственности, это творческое приспособление к различным задачам и реализуемостям, то в разрешении своих собственных целей и адаптации полученного результата к растущим требованиям этих целей мышление превращается в радикальный процесс оискусствления. В своей основе мышление, усиленное философией для систематического изучения развития возможностей — чтобы открыть собственные реализуемости и предназначения — является мышлением, которое в самом фундаментальном смысле представляет строгую программу оискусствления. Эта мысль одновременно направлена на постижение и адаптацию к новым целям и посвящена программе конкретного само-оискусствления. Для сознания, имеющего свои собственные цели и требования, само-оисскуствление является выражением его приверженности исследованию своих возможных реализуемостей для восстановления перспектив из гетерономных и сдерживающих условий, навязанных основополагающими разрешениями и привычками. То есть это является выражением его стремления к самостоятельности или господству не навязанных целей.

Однако для того, чтобы сознание могло исследовать свои возможные реализуемости, оно должно прежде всего установить присущую ему способность поддаваться процессу оискусствления. Уже сейчас можно понять, что мышление — это не невыразимая вещь, а функция или акт особенный, но не сверхъестественный (в смысле чужой воли), и что оно может быть запрограммировано, перепрограммировано, а также обращено в конструктивно-управляемое инициативу в том смысле, что каждый шаг в погоне за этой инициативой будет иметь далеко идущее последствие для его составляющей.

Это то, что в своей наиболее решительной форме было проиллюстрировано в самых ранних философских практиках, особенно у киников, стоиков и конфуциан в их философских программах относительно программируемого аспекта сознания: понимать само сознание как административную функцию, не изолировать мышление от жизни, но считать её за помощника по созиданию сознания, так же не избавляться от эмоций и аффектов, но придавать им форму, приводя их в соответствие с целями сознания, и демонстрировать возможности мышления как целеполагающего и перенаправляемого акта. Короче говоря, общий тезис, лежащий в основе этих алгоритмических философских практик, состоит в том, чтобы научиться видеть в сознание артефакт его собственных целей, который становится таковым благодаря его искусственной реализуемости 2.

2. Для понимания контекста советуем: William Desmond, Cynics (Stocksfield: Acumen, 2006); John Sellars, The Art of Living: The Stoics on the Nature and Function of Philosophy (Bristol: Bristol Classical Press, 2009); Philip J. Ivanhoe, Confucian Moral Self Cultivation (Indianapolis: Hackett Publishing Company, 2000).

Это одно из самых мощных достижений философии: формулируя концепцию хорошей жизни через призму практических возможностей, добытых благодаря искусственным манипуляциям с мышлением как конструируемым и перенаправляемым актом, она устанавливает связь между возможностью разрешения мысли в артефакте и стремлением к благу. Идея разрешения в артефактах может быть представлена как выражение потребности сознания расширить свои реализуемости. И поэтому она может быть помещена в контексте созидания жизни, которая бы удовлетворяла потребность сознания в развитии его возможных реализуемостей в какой угодно форме и конфигурации — вот оно — мышление, которое истинно понимает в изучении того, чем оно может быть, и что оно может делать.

Созидание разумной формы жизни, которая, по меньшей мере, обладает всеми способностями субъекта мышления, достигнутыми на данный момент, является продолжением созидания благой среды, подходящей субъекту, который расширил свое изучение умозрительных источников и следствий своих разрешений. Иными словами, это замысел формы жизни, приемлемый и соответствующий нынешним требованиям сознания и являющийся не только теоретическим багажем представлений о текущем его состоянии (умозрительность его начал), но ещё и практическим, полным грядущих возможных реализуемостей (умозрительная практика, которая может раскрыть его перспективы).

Второй этап, показывающий, что мышление как акт действительно может быть искусственным, связан с анализом природы этой деятельности. Анализ подразумевает исследование начал или истоков возможности мышления (различных условий, необходимых для его разрешения). Без этого исследования разработка и развитие следствий мышления, его возможные реализуемости не смогут набирать своих оборотов.

Если мышление является определенным актом, то какова внутренняя логика или структура этого акта, как она осуществляется, что она выполняет, может ли она быть разложена на более простейшие акты, и каковы механизмы, обеспечивающие предшествующий толчок? Таким образом, философски мотивированное исследование, отправляющееся в пространство умозрительного, создает почву для более широкого анализа природы той явной деятельности, которую мы называем мышлением.

Мышление исследуется как посредством его внутренних, особых алгоритмов, так и лежащих в основе более общих шаблонов, в которых эти особенности материально разрешены. Иными словами, анализ мышления как особого акта охватывает два его измерения как функции: функцию как внутренний спроектированный шаблон мышления или правил, которые образуют эту самую его активность, а также функцию как механизм, в котором эти правила/модели — в первом понимании функционала — материализованы.

Исходя из этого, философское изучение природы мышления разделяется на две отдельные, но интегрируемые сферы анализа: объяснение мышления через призму функций или значений его содержания (логико-концептуальный способ мышления) и посредством исследования материалов — в смысле природных и социальных закономерностей — в которых воплощается вся эта логико-концептуальная структура во всем богатстве (каузальность материализации мышления).

В этой связи, философская программа своим изучением разделяет возможности программируемого мышления и переназначение его действий на два широких естествоиспытательских направления — идеалистическо-рациональный и материалистическо-эмпирический. При этом она закладывает критерии для особых форм исследования, основанных на предпочтениях этих двух направлений. Грубо говоря, с одной стороны — это будут лингвистические и логические исследования, которые сосредоточены на семантической, концептуальной и дискурсивной структуре сознания (лингвоконцептуальные опоры мышления), а с другой стороны — эмпирические исследования, касающиеся материальных условий (как нейробиологических, так и социокультурных), необходимых для ее воплощения.

Обе траектории можно рассматривать как векторы, углубляющие умозрительность сознания через анализ или детализацию его функций в более мелкие фрагменты активности внутри логики и причинности. В рамках этой двойной аналитической схемы, феномены или активности, которые ранее считались унитарными, могут оказаться разъединенными, и наоборот соответственно. Концептуальность и причинность в данном случае дифференцируются только для того, чтобы обнаружить их сходства на фундаментальном уровне. Мышление продемонстрировано здесь как возможность, несмотря на материалистические причины и социокультурные тонусы, но благодаря особым видам причин и актов. Таким образом, углубление умозрительности сознания как акт соединяет пределы этих двух направлений, поскольку умозрительность — его реализуемость — в конечном счете заключается в тщательной интеграции его логико-концептуальных и материалистически-каузальных измерений.

Интересно, что одной из областей, где эти два измерения сближались самым радикальным образом, была информатика как место, где физика, нейробиология, математика, логика и лингвистика сошлись вместе. Это особенно актуально в свете последних достижений основных теорий вычислений, особенно теорий двойственности и их применения к многоагентным системам (MAC) в качестве оптимальных условий для проектирования передового искусственного интеллекта.

Первообразом, стоящим за теорией двойственности, является идея взаимодействия в смысле синхронных и асинхронных параллельных процессов или взаимообмена и перестановки ролей, стратегий, поведения и функций между пользователями. Вычисление — это взаимодействие системы с окружающей средой или агента с другими агентами. Но это взаимодействие изложено глубже и не в обыденном смысле, потому что оно online, параллельно, имеет как отрицательные, так и позитивные ограничения (negatively and positively constraining), оно перенимает и открыто (на протяжении всего вычисления система остается открытой для различных входных потоков). Было показано, что двойственности отвечают за генерирование сложных когнитивных и вычислительных навыков посредством объединяющих процессов между все более обособляющимися и функционально свободными структурами взаимодействия, имеющих различные вычислительные качества 3.

3. Исследования о вычислительной двойственности и параллелизме можно уже встретить в работах Маршалла Стоуна и Карла Адама Петри. Применение Стоуном математических двойственностей (биективное соответствие между множествами и отношения равнозначности между категориями как обратными функторами) к булевой алгебре задало направление для более глубокого анализа семантики информационных процессов. Вклад Петри в информатику — прежде всего его сети, которые были изобретены первоначально для описания химических процессов — обеспечил необходимые инструменты для изучения процессов выполнения и проблем, связанных с параллельными вычислениями, таких как планирование и управление ресурсами (см. «Задача об обедающих философах»). Но основные прорывы в изучении вычислительных двойственностей были сделаны лишь недавно благодаря пересечению различных направлений исследований асинхронных моделей параллелизма в физических системах (см., например, работы Питера Вегнера), математических и вычислительных моделях игр непоследовательного взаимодействия (см. Робин Милнер, Андреас Бласс и Самсон Абрамски), а также субструктурной логики и теории доказательств, в частности работы Жан-Ив Жирар'а.

×

Продолжение следует в «Что такое философия? Часть II: Программы и Реализуемости »

Все изображения: “The Study of Hidden Symmetries in Raphael’s The School of Athens,” from Guerino Mazzola, Detlef Krömker, and Georg Rainer Hofmann, Rasterbild — Bildraster (Anwendung der Graphischen Datenverarbeitung zur geometrischen Analyse eines Meisterwerks der Renaissance: Raffaels “Schule von Athen”)

ноябрь 2015

Перевод статьи: Матвей Будяков

Отдельная благодарность: Настасье Шмиголь и Никите Бысову.