1.

Просто -

весна, когда мир грязно-

пышный маленький

хромой продавец шаров

свистит далеко и тихо

и эддди-и-билл приходят

убегают от мраморных шариков

и пиратства и это

весна

когда мир прекрасен как лужа

странный

свистит старый продавец шаров

далеко и тихо

и бетти-и-изабель приходят, танцуя

от классиков и скакалки и

это

весна

и 

козо-

копытный

свистит продавец шаров

далеко

и

тихо

2

мэгги и милли и молли и мэй

пошли поиграть на песке (в один день)

и мэгги нашла ракушку, что пела

так сладко что мэгги забыла проблемы

с морской звездой подружилась милли

чьими лучами пять пальцев были;

за молли гналось ужасное тело

оно мчалось боком и громко пыхтело

мэй с глянцевой галькой вернулась домой

огромной как грусть, как мир небольшой

ибо чтоб ни теряли (будь то ты или я)

находим у моря мы сами себя

3

в начале улицы задыхающаяся шарманка играет побитые молью

мелодии. толстая рука вертит заводную рукоятку; ящик извергает фей,

угрюмые гномы падают неуклюже, ящик высыпает противных эльфов

на опрятный солнечный свет в пораженныйцветами воздух, испачканный

отвратительным роем шустрых звучащих существ

— Дети стоят с круглыми испуганными лицами, глазея на

Тертого, человека, в чьей руке отчаянно вертится ручка шарманки,

снова и снова показывая на странную обезьянку

(если Вы кинете ей монетку, она ловко ее поймает, в воздухе и 

серьезно положит в карман), иногда она упускает

часть денег, и хозяин будет вопить перекрикивая

музыку и дергать за веревочку и обезьянка сядет,

и посмотрит на тебя своими серьезными прищуренными

глазамикоторыеникогданесмеются

и после того, как она поймает пенс или три пенса, ей бросят

арахис (который она откроет, умело держа во рту,

своей игрушечной ручкой), и затем она чопорно

выбросит скорлупу мелким скучающим жестом, заставляя

детей смеяться.

А я не смеюсь и ручка шарманки кружит вокруг безысходных эльфов

и бессмысленных гномов, а безумные феи рвутся прочь от потертой шарманки

густой и таинственный, пораженныйцветами, солнечный свет ветрено утолщает

мягко наматывает улицу и дети и обезьянко-

шарманка и человек плавно танцуют, покачиваясь вверх-

вниз в дрожащем тумане ужасной мелодии … тонкие мертвые

звуки наползают на мое лицо мои волосы покрываются вшами калечного пения

микроскопические крошки пробираются в уши слегка щекоча, загнивают

мелкие штучки

внутри

и

я чувствую натяженье веревки! улыбающийся

потертый человек перекрикивает музыку, я понимаю его я

натягиваю свою круглую красную шляпу обратно,

я сажусь и прищуриваюсь на вас своими

серьезными глазамикоторыеникогданесмеются

да, клянусь богом.

поскольку я и есть та самая, на которую они показывают, странная обезьяна

с лицом стареющей куклы и волосатыми руками тролля

и редакторскими каучуковыми ладонями

и быстрыми пальцами ног и качественным хвостом

который живет своей жизнью. (и она делит со мной красный плащ

и настоящий карман в нем и смешную круглую шляпу с огромным пером

что завязана под моим-ее подбородком.), она прыгает и кричит и бежит и

парит как игрушка

на веревочке

4

если свобода — хлопья на завтрак

а истина лжива или правдива

кротовые норы — бывшие горы

— уже давно, довольно давно

воля платит налог химере

а гений прислуживает таланту

и вода вдохновляет пламя

крючки для одежды выросли в рощу

танцуют надежды на лысых мужчинах

и каждый отросток — палец ноги

и каждая храбрость — большая тревога

— уже давно, довольно давно

ужасных слепней ужалили дети

а нечестивые все очистят

все те, кто видят — это слепцы

малиновки — те, что молчат весной

равнинный народ на шаре живёт

а люди «динь» испугались «дон»

общее редко и камень плывёт

— уже давно, довольно давно

завтра не поздно еще все равно

радость голос, а слово глист

вниз пойдет тот, кто идет наверх

грудь будет грудью, бедром — бедро

дела не мечтают, мечты в делах

но время — дерево (жизнь это лист)

любовь — это небо, а я для тебя

— уже давно, довольно давно

5

что, если все качества ветра

делают ложь лета правдивой;

круженьем листьев кровавят солнце

и дергают набок бессмертные звезды?

Сдувают короля в бомжа, а королеву в призрак

(сдувают друга в недруга: сдувают пространство во время),

— когда небеса повешены, и океаны утоплены,

единственной тайной останется человек/что, если острый холодный

ветер снимает кожу

с кричащих холмов вместе с градом и снегом:

душит долины веревками сущих

и глушит леса в белом прошедшем?

Сдувает надежду в насилье; зрячего слепит

(сдувает жалость в обиду и душу сдувает в ум),

— чьи сердца — это горы, чьи корни — деревья,

это они должны кричать привет весне/что если смертного сна рассвет

раскусит эту вселенную надвое,

вылезет навсегда из своей могилы

и обрызгает неизвестное место со мной и тобой?

Сдувает скоро в никогда и никогда в дважды

(жизнь в небытие: смерть в прожитое)

— все, чего нет — наш самый огромный дом;

чем больше их сдохнет, тем больше нас станет.

6

платон говорил

ему: он не мог

поверить (иисус

говорил ему; он

не поверил

бы) лао

дзы

естественно, говорил

ему, и генерал

(да,

мэм)

Шерман;

и даже

(верьте или

же нет) вы

говорили ему: я говорил

ему; мы говорили ему

(он не верил, нет,

сэр) нужно было,

чтобы переплавленная японцами

сталь старой

надземной железной дороги

с шестой авеню

ударила по макушке: чтобы

поверил

7

Вся в зеленом едет моя любовь

на огромной лошади золотой

к серебряной заре

четыре тощие гончие припали к земле, улыбаясь

прекрасный олень пробежал уже.

Они будут проворнее снов

быстрый милый олень

благородный олень.

Четыре красные косули в белой воде

жестокий горн пропел уже.

С рожком на бедре едет моя любовь

оседлавшая эхо

к серебряной заре.

четыре тощие гончие припали к земле, улыбаясь

заливные луга пробежал уже.

Они будут мягче пижамных снов

тощий гибкий олень

летящий проворный олень.

Четверо проворных в золотой долине

голодная стрела пропела уже.

C луком на ремне едет моя любовь

спускаясь вниз по горе

к серебряной заре.

четыре тощие гончие припали к земле, улыбаясь

отвесные скалы пробежали уже.

Бледнее чем страшная смерть

холеный худой олень

высокий возбужденный олень.

Четверо оленей говорят на зеленой горе

счастливый охотник пропел уже.

Вся в зеленом едет моя любовь

на огромной лошади золотой

к серебряной заре

четыре тощие гончие припали к земле, улыбаясь

мое сердце мертво уже.

8

если действительно есть рай, то моя мама (совершенно одна) в нем

пребудет. Это не будут нежные небеса,

хрупкие небеса ландышей, но

это будут небеса черно-красных роз

мой отец будет (глубокий как роза

высокий как роза)

стоять около моей

(покачиваясь над ней

тихий)

с глазами как лепестки и не видеть

ничего, с лицом поэта, которое

есть цветок, а не лицо

с руками

которые шепчут

Это — мой возлюбленный мой

(внезапно в солнечном свете

он склонится,

с ним склонится и целый сад)

9

когда бог скажет да будет телу

из каждого смелого глаза выращу древо

с фруктами свисающими оттуда

мир пурпурный пустится в пляс покуда

Между губами, которые песню пели

роза разверзнет эту весну капели

ту, что девы, давно забытые негой

положат между холмами, укрытые снегом

Сильные пальцы, пальцы, которых боятся

В птиц мельтешащих, в суетных птиц превратятся

моя любовь гуляет в траве сейчас

их крылья коснутся лица ее, носа, глаз

и все это время будет мое сердце

С дыханьем и колыханьем у моря греться

10

не жалей этого занятого монстра, че-зло-

вечество. Прогресс — это удобная болезнь:

твоя жертва (смерть и жизнь в сохранности вдалеке)

играет с величиной его малости

электроны обожествляют лезвие бритвы

до масштабов горы; расширяет зум

нежелание через изгиб где-когда пока нежелание

не превратится в нестяжание.

Мир сделанных

— это не мир родившейся убогой и бедной плоти

и деревьев, несчастных звезд и камней, но никогда не

этот прекрасный образчик гиперволшебных

ультрамогуществ. Мы, терапевты, знаем

безнадежный случай совсем: но есть преисподняя

хорошей вселенной вблизи; пошли!