Мы поговорили с журналисткой Komi Daily Таней Чупровой о том, как восстанавливать историю своей семьи и искать себя в этой истории. В конце нашего разговора вы сможете найти небольшую инструкцию о том, как самостоятельно искать и изучать своё семейное прошлое. Наш разговор приурочен к акции «Возвращение имён»: сегодня по всему миру люди восстанавливают историю советских  репрессий и депортаций, историю, которую путинский режим хотел бы стереть и забыть.

Расскажи немного о себе, что привело тебя к желанию заниматься сбором данных о своей семье?

Меня зовут Таня, сейчас мне двадцать семь лет. Я журналистка Komi Daily. Сколько себя помню, я интересовалась историей. В начальной школе это была история древнего мира, как и многие, я с ума сходила по Древнему Египту и Древней Греции. В свободное время я составляла родословные древнеегипетских богов. Позднее, в средней школе, я также увлеклась историей средневековой Европы, а потом и историей России. В итоге я поступила на международные отношения в СПбПУ.

Из-за того, что в школьной программе много времени уделялось истории России — больше всего информации я узнавала по этому предмету. Да и мой отец читал много исторической литературы, поэтому моё увлечение в общем-то поощрялось. Мне казалось, что если я буду знать всё, что было, то я смогу разобраться в том, что будет. Мне было любопытно, не думаю, что у этого была хоть какая-то причина. 

Когда мне было около двенадцати лет, у нас появился интернет. И если раньше мой отец читал книги по истории, теперь он стал искать фотографии  и статьи. Так однажды он нашёл фотографии с крейсера «Адмирал Нахимов», на котором Николай II запечатлён с матросами. Он долго рассматривал один из снимков.

А потом он позвал меня и указал на едва различимое лицо моряка. Он сказал, что, кажется, это его дед, мой прадед. Что зовут его Филиппов Василий Павлович и что он участвовал в русско-японской войне. С этого началось моё исследование.

Через некоторое время меня взяла под крыло учительница истории из моей школы, Елена Аркадьевна. Всё это происходило, когда я была в седьмом классе, — я ничего не знала о русско-японской войне, до этого я даже ничего не знала о своём прадеде.  

Сначала я стала расспрашивать своих родственников. Обо всех: о братьях, сёстрах, бабушках и дедушках. У меня уже тогда было ощущение, что если я не сохраню всё сейчас, если не разузнаю — всё растворится. Чувствовала, что это какая-то моя обязанность. 

Сложности были уже тогда: например, когда я расспрашивала бабушку по материнской линии о её отце, она рассказала, что после Великой отечественной его посадили по доносу, а потом спешно добавила, чтобы я ни в коем случае об этом не писала. Но мне казалось, что это важно, так что я упомянула об этом в своём исследовании.

Бабушка даже добавила, что знает, кто из соседей донос написал, но я так и не смогла её расспросить. Помню, как впервые поняла, что взрослые боятся, правда, тогда ещё не поняла, чего.

Будто бы между делом я узнавала много того, чего знать, наверное, не хотела бы. Другой мой прадед, тоже участник Великой отечественной, был контужен в 1941. А после возвращения стал жестоким человеком, и, кажется, (точно мне выяснить не удалось), позднее отсидел за попытку убийства своей жены. Я написала и об этом.

Мне тогда было лет тринадцать. Не сказать, что я не знала, что такое бывает. Но я увидела, как это хотят от меня скрыть. Было неприятно. 

Сейчас информацию о родственниках, участвовавших в великой отечественной, можно легко найти на сайте «Память народа». Несмотря на то, что сайт сделан при поддержке министерства обороны РФ, это прекрасно собранная база, где можно разузнать о своих предках, чаще прадедах, проследить их боевой путь, даже обнаружить архивные документы. Но сайт работает только с 2015 года.

Чтобы узнать всё то же самое, я ходила в библиотеку и искала информацию в книгах памяти Республики Коми. В небольшом абзаце были указаны фамилия, имя, отчество, звание, когда был призван. 

К счастью, в моей семье хранились ордена и медали, сохранились даже некоторые документы к ним. Из этих кусочков информации я пыталась составить целостную, — насколько это может сделать школьница, — картину. 

До родственников со стороны матери добраться было проще, поскольку мы жили в одном посёлке. А вот расспросить папину маму было сложнее, поскольку жила она в деревне Бакур. Я была школьницей, а потому была крайне ограничена в своих перемещениях. Так что сначала часть документов привёз мой отец. Самым ценным из них был ополченский билет моего прадеда 1898 года. 

Мы с папой вместе рассматривали его, я помню, какой трепет ощутила. Из него я узнала, что мой прадед действительно служил на крейсере «Адмирал Нахимов», который участвовал в русско-японской войне. 

Я помню, что тогда в планах было обратиться в военно-морской архив в Петербурге, чтобы получить больше информации. Но в школе для меня это было довольно сложной задачей, а позднее, когда я сама уже жила и училась в Петербурге, у меня не было необходимых документов, чтобы сделать запрос и разузнать больше. 

Позднее я сама ездила по деревням, откуда родом мои предки. В Ижемском районе, откуда родом мой папа, я даже познакомилась со своей дальней родственницей — Луизой Александровной. Оказывается, она вела свою родословную: кажется, в ней было восемь поколений. Я, мой отец, моя бабушка — были только маленькой ветвью её родословного древа. Луиза Александровна давно умерла, но мне бы хотелось, чтобы вы знали, что была такая замечательная женщина, которая берегла историю своей семьи.

В результате исследования я узнала своих предков до шестого колена. Говорят, что коми должны знать своих предков до седьмого, но увы. В восемнадцатом веке остаются только имена и примерное ощущение, когда они родились. Знаю, что все они были коми. Кроме Софии, которая пришла из Сибири. 

Не так давно узнала, что ещё поколение моих бабушек не знали русский язык, они учили его принудительно. И учили их русскому языку учителя, которые русский язык тоже не знали. 

Я услышала много семейных преданий. Например, про брата своего прадеда, который уехал на золотые прииски. По одной версии уехал сам, по другой — сослали. Отец говорил, что он бежал в 1918, когда к власти пришли красные. Но отец не любил коммунистов, так что он мог трактовать информацию так, как ему было удобно. 

От женщин не остаётся даже девичьей фамилии

Как я уже сказала, родословная была составлена до шестого поколения. Я буквально увидела, как стирается история: сначала есть имена, фамилии, отчества и даты. Потом только имена и отчества, хорошо, если год рождения. А потом только имена. И что самое печальное — только мужские имена. 

От женщин не остаётся даже девичьей фамилии, и не думаю, что даже в десятом классе я могла в действительности это осознать. Но позднее это определённо повлияло на меня. Впрочем, я и сейчас вижу, что все женщины в моей семье — с разными фамилиями. Это печально. 

Мне хотелось знать, какими были мои предки. Хорошими ли они были людьми. Я узнала, что они были разными, и порой меня это утешает. Думаю, исследование сделало меня и феминисткой, и оппозиционеркой. Я помню, что в детстве хотела оказаться на правильной стороне истории, позднее это заставляло меня ходить на митинги, хотя по натуре я труслива. Думаю, знание своей истории не позволило мне проникнуться неуважением [к другим культурам], которым пропитано российское общество. Было бы легче быть русской — но, а как же мой прадед? Как же прабабушки? Как же моя коми фамилия? Странным образом это знание придаёт мне сил.

Моя история больше, она глубже хотя бы потому, что я её знаю

Я определённо стеснялась быть коми. После полномасштабного вторжения России в Украину очень на многие вещи я не смогла закрыть глаза. Например, написала тред, когда увидела очередной оскорбительный пост в сторону своей национальности и своего языка. 

Почти все каникулы я проводила в деревнях: в Бакуре, в Сизябске, в Чёрныше и Слудке. Оттуда родом мои предки, там они жили, там их могилы сейчас. Когда летом все возвращались из Москвы с игрушкой из Макдональдса или из Турции с какой-нибудь клёвой одеждой, я определённо чувствовала себя пристыженной. 

Всё своё лето я сидела на заборе, сжигала старое сено, гоняла коров и кормила собой комаров в лесу. Мои родственники в деревнях говорили исключительно на коми языке. По отцовской линии я коми-ижемка, Ижемский район довольно изолирован, и даже сейчас там больше 80% населения коми говорят на коми языке. Так что и со мной там говорили на коми, и я понимала. 

В какой-то момент я стала говорить, что русская. Думаю, это было от внутреннего стыда. Родственники говорили мне, как я могу быть русской, если все они — коми. В моей детской голове это как-то укладывалось. Я не хотела быть коми, потому что была уверена, что это плохо. Потом это прошло само собой. 

Так что я не скрывала, что я коми. И за это мне прилетало неожиданным образом. Однажды две мои бывшие девушки пообщались между собой и пришли к выводу, которым поделились со мной: «Можно вытащить девушку из деревни, но не деревню из девушки».Я была совершенно разбита. А потом я стала спрашивать людей, кто они по национальности. И очень часто они отвечали мне примерно так: «Я не знаю, никогда не интересовался — русский, наверное». В России не объясняют разницу между русским и россиянином. Поэтому появляются уродливые баннеры вроде «Я калмык, но сегодня мы все русские». 

В Коми я не живу с 2013, не была там с 2017. Но примерно в 2019 я начала заново собирать свою родословную. Совсем недавно, в 2022, правдами и неправдами я получила флешку, на которой были остатки моих наработок. И, погружаясь в них заново, я осознала: первое упоминание Чёрныша — 1620 год, Слудка была основана в 1621,  Ижма — в 1567, Сизябск основан выходцами из Ижмы в 1728 году, а Бакур в 1859. Моя история больше, она глубже хотя бы потому, что я её знаю. Мои деревни никогда не были хуже их городов. 

А вот люди, которые позволяют себе оценивать человека по месту жительства и национальности — уже сомнительные. 

Почему такую практику поиска корней можно назвать деколониальной?

Думаю, сказанное выше является ответом на этот вопрос. Когда ребёнок в коми семье в шестом поколении говорит, что он или она  — русские, что-то сильно не так. Это не забавно, это следует объяснять. Есть национальность, а есть гражданство. Есть идентичность, а есть отношение к ней. 

После 24 февраля я многое осознала. Мои знакомые знали, что я коми, мне казалось, что они знают, что это моя национальность, что я — так или иначе — часть своего народа, даже если я говорю на русском языке, моя культура важна. 

И с удивлением я обнаружила, что всё это время некоторые всё равно считали меня русской. Что когда я говорю о 20% убыли коми населения за 10 лет, я кого-то оскорбляю. Что «в такой большой стране другие языки не нужны».

Когда ты знаешь, кто ты и откуда, мне кажется, ты сочтёшь неуважением вычёркивание части твоего родословного древа. У меня случай довольно исключительный, я не знаю больше никого, у кого бы все предки были одной национальности. Мечтаю однажды сделать генетический тест, чтобы узнать, откуда я ещё. Правда моя подруга на это шутливо спрашивает: «Сделать генетический тест, чтобы узнать, что ты коми?»

Ещё в школе в выводах своей работы я писала о том, что история складывается из судеб отдельных людей. Сейчас я бы добавила, что если бы каждый знал, откуда он родом, кто его предки, мы бы жили в более приятном и спокойном мире. Люди бы меньше искали причастность к чему-то большему, если бы знали, что они уже к нему причастны. К своей семье, к своей истории. 

Определённо узнавание своих корней — деколониальная практика по многим причинам. Это способ сблизиться со своими ещё живыми родственниками, узнать о своих предках, изучить историю своего города, региона, страны. Задаться вопросом: а как мы тут оказались? 

Это может быть болезненный процесс, особенно — в России. У нас всё ещё закрыты архивы, мы всё ещё не знаем всех расстрелянных и всех палачей. Многие и сейчас не знают своих настоящих фамилий. Мне особенно больно ещё и потому, что Коми — моя Республика — для многих стала местом ссылки, местом смерти. Место, которое я люблю за бескрайнюю тайгу, морошковую настойку и колючий воздух в -35°C, место, где я провела детство и где похоронен мой отец, — для многих синоним ледяного ада.

Я думаю, что когда мы все узнаем своё прошлое и как следует о нём поплачем, все смогут вернуться домой.

Совместно с Таней мы составили небольшую инструкцию. Что вы можете сделать сами, чтобы изучить историю родной семьи:

1. Ваши источники — родственники и друзья семьи. Постарайтесь, если это возможно, собрать информацию из первых рук, попробуйте поговорить со своими родственниками. Может быть, есть семейные фотографии, где вы не знаете, «кто все эти люди». Постарайтесь записать не только имена, но и известные места и профессии — это может помочь позже в идентификации. 

2. Онлайн-архивы: существуют оцифрованные базы данных, где можно найти информацию о своей семье. Например, базы данных жертв репрессий: Бессмертный барак, Память народа, Подвиг народа. Ликвидированный сейчас «Мемориал» также помогал искать, имея базу данных в 3 миллиона имен. На сайте есть и другие базы данных. В интернете еще есть группы по поиску родственников по фамилии, которые могут помочь в поиске. Проверьте, есть ли совпадения в онлайн-базах. Скорее всего, если есть совпадения, то там будут указаны названия архивов, где вы можете запросить информацию. 

3. Обращение в ЗАГС или городской/региональный/федеральный архив. Выбор учреждения для отправки запроса зависит от цели и даты зарегистрированного в ЗАГС события. По нормативам, если с момента создания документа не прошло сто лет, то он должен храниться у территориальных органов ЗАГС. Заранее лучше узнать, занимается ли конкретный ЗАГС предоставлением такой информации, чтобы ваше время не ушло в пустую. Узнайте, как архиву будет удобнее принять заявление — по электронной почте или обычным письмом. В последнем случае лучше сразу вложить дополнительный конверт с марками для обратной отправки, так как архивисты часто не отвечают из-за отсутствия бюджета для ведения переписки. 

Другие материалы: