Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...
Poetry

Йегуда Амихай: между Тедом Хьюзом и Паулем Целаном

к. шелль
Ezhen Nezhenya
Valerie Chebeneva
+3

В московском издательстве «Книжники» выходит книга избранных текстов крупнейшего израильского поэта второй половины Йегуды Амихая. Как отмечают критики, Йегуда Амихай — наиболее переводимый ивритский поэт после Царя Давида. Среди его ближайших друзей — Тед Хьюз, среди корреспондентов — Целан. Поэтику Амихая можно рассматривать как самоотдельный путь — на примерно равном расстоянии, может быть, между их мирами. Стихи Амихая — о войне, Боге, детстве, любви, времени, и всё это выглядит как личный дневник, написанный разговорным языком; ежедневный иврит — и библейский пласт ассоциаций, события персональной истории — и глобальные исторические потрясения. В одном из интервью Амихай говорил: «Моей заботой было отсортировать, отделить любовь от войны. Голова была занята любовью, а история в это время была полна опасностей, новостей об убийствах, известий о Холокосте…». Составитель и переводчик книги избранных стихотворений Йегуды Амихая — известный русский поэт Александр Бараш, живущий в Иерусалиме с 1989 года.


* * *

Я приглашен в жизнь. Но
вижу, что хозяева показывают признаки
усталости и нетерпения. Деревья шевелятся,
облака молчат и уходят, горы смещаются
с места на место, небо зевает. А по ночам
ветер недовольно передвигает вещи,
дым, люди, огни.

Я записываюсь в книгу посетителей
Господа Бога: побывал здесь в гостях,
было хорошо, получил удовольствие,
грешил, изменял, нахожусь под впечатлением
от того, как меня принимали
в этом мире.

Lois Shelton
Lois Shelton

* * *

Иерусалим, место, где все помнят,
что забыли здесь что-то,
но не помнят, что именно.

И для того, чтобы вспомнить, я
надеваю на свое лицо — лицо отца.

Это мой город, где наполняются резервуары надежд,
как баллоны с кислородом у аквалангистов.

Его святость
превращается иногда в любовь.

И вопросы, которые задают в этих горах,
всегда одни и те же: ты видел мое стадо?

ты видел моего пастыря?

И дверь моего дома открыта,

как гробница, из которой восстали.

Из цикла «Ахзив»

*

Всю ночь ты лежала на спине без сна.
Был другой ветер

и был ветер как ты.
Свет луны
бросал на стену
еще одну решетку.

«Ключ под камнем рядом с воротами».
Утром контур твоего тела
были виден на полу, обозначенный
окурками сигарет.


*

Вокруг мертвого слова «мы-любили»,
покрытого морскими водорослями на песке,
собралась толпа.
И до вечера мы слушали свидетельские показания
волн, приходивших одна за другой, о том,

как это произошло.

*

Мы были в песке двуглавым цербером
с оскаленными зубами. В полдень
одна твоя нога была на востоке, а другая на западе,
а я между, опираясь на передние лапы,
озираясь по сторонам, грозно рыча, чтобы
не отобрали мою добычу.

Кто я?
Маленький еврейский мальчик из диаспоры
с кипой на голове. Оттуда. Из того времени.

Ночью мы вместе, без
тяжких воспоминаний, липких чувств, только
мышцы, напряжение и расслабление.

Далеко отсюда, на другом континенте времени,
ясно видны мертвые раввины моего детства,

держащие высоко над головами
надгробные камни.
Их душа завязана в узел моей жизни.
Боже мой, Боже мой,

для чего Ты меня не оставил?

*


Последняя ночь рядом с окном,
снаружи и внутри. Семь часов,

девять, десять. Одиннадцать часов:
свет луны
превратил наши тела
в хирургические инструменты,

жестокие, светящиеся злом.

Еще час, один, два, три,
пять часов: в первом утреннем свете
твое тело выглядит пойманным в сеть
своих артерий, как простыня,
которая упала ночью и запуталась
среди ветвей мертвого дерева
перед окном.

Помнить — это разновидность надежды

Скорость расстояния между нами:
не кто-то уходит, а другой остается,
а двойная скорость уходящих друг от друга.

От дома, который я разрушил, даже обломки — не мои.

А в свое время слова, которые мы хотели сказать друг другу

в течение жизни, были ровными штабелями окон

рядом с новым домом,
пока мы еще молчали.

Не знаю, что было с тобой с тех пор,
и не знаю, как случилось со мной
то, что случилось с тех пор:
помнить — это разновидность надежды.

* * *

Что это? Это старый чулан.
Нет. Это бывшая большая любовь.

Трепет и блаженство были в этой темноте,
и надежда. Кажется, я когда-то здесь был.
Я не подходил ближе, чтобы разглядеть.

Это голоса, зовущие из сна.
Нет, это большая любовь.
Нет, это старый чулан.

Киннерет

Разочарования встроены в жизнь,
разочарование в Иордане, что это не большая река,

разочарование в человеке и разочарование в Боге,
разочарование в теле и разочарование в сердце: слишком
мягкое. Разочарования встроены в жизнь
как камни, которые уже никак не вынуть —
без них все развалится.

И есть царапины боли на душе, как на пластинке,
и есть линии тоски по кому-то на ладони,
не линии характера, и не линии будущего, и не линии судьбы.

Вода смягчает отчаяние,
вода несет надежду, как плывущие листья,
вода, которую мы пьем, и вода, которой мы плачем.

И голоса перелетных птиц сильнее
голоса крови, этого пресловутого зова.
И в старом деревянном бараке
все еще слышны объяснения шепотом
о том, что было.

Я хочу сказать вам

здесь, на этом кладбище,
что маленькая девочка, сидящая на могиле,

не оскверняет могилу:
она славит Бога.

Опасная страна

Опасная страна. Страна, полная подозрительных предметов
и заминированных людей. Все может стать
началом новой религии: любые роды, любая смерть,
любой пожар в поле, любой дым.
Даже влюбленные должны быть осторожными в действиях и словах,
руки, протянутые для объятия, шепот в полночь,
плач украдкой, взгляд вдаль, спуск по лестнице
в белом платье. Все это начало новой религии.

Даже перелетные птицы знают это,
когда прилетают весной и осенью и не остаются тут,
как боги этой страны, даже они не остаются.
И тот, кто говорит «здесь было», пророк утешения и отрады.
И тот, кто говорит «здесь будет», пророк гнева и ярости.

И от севера до юга — бесконечная радость лета,
и предостережения о наводнениях
вместе с предостережениями о засухе,
и надгробные памятники расставлены повсюду, как гири,
чтобы история этой страны не разлетелась под ветром, словно листы бумаги.

Перевод Александра Бараша

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
к. шелль
Ezhen Nezhenya
Valerie Chebeneva
+3

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About