В этих стихах, словно бы содержащих в себе зерно будущих романов Ильи Данишевского, телесное и социальное сплетены в нерасторжимое единство, узел, как называет это сам автор. Это стихи о чувственности, во многом репрессированной, но в то же время стремящейся разомкнуть репрессивность вовне, пересоздать мир под знаменем высвобождения той темной энергии, которая клубится где-то на краю зрения, когда мы идем по вечерней Москве и подозреваем за стенами, выровненными муниципальным усилием, скрытую жизнь, тревожную и угрожающую. Эта жизнь вызывающе чувственна, но не откровенна, что само по себе важно для современности, когда откровенность, бесконечно профанируемая и в искусстве, и в общественной жизни, стала синонимом лжи: вызывающе скрытое оказывается, таким образом, куда более правдивым и говорящим о сегодняшнем дне, чем любая попытка откровенности. В известном смысле в этих стихах ничего не происходит — они мучительно длятся, так что даже поэтическая строка почти превращается в прозаическую, балансируя на этой опасной границе. Сама длительность отражает структуру чувства — изматывающего, непрекращающегося, не знающего ни всплесков, ни затуханий, постоянно проживающего свое монотонное горение. Но эту монотонность можно принять как точный портрет реальности — как непосредственное отражение современности, не находящей внутренних сил для катастрофического взрыва, но существующей в его непрерывном ожидании.

Кирилл Корчагин

УЗЕЛ

* * *

Швейные фабрики вдовы штопают вновь

исходящие цайтгайстом внутренние поверхности рук

в поисках симметрии вечного сна или грохота голосов

то есть там, где вода спит

бензола прозака и под шёнберга биркенау кадавров в моем

тотенкляге = в твоем дисперсивном завтра

вдовы штопают ночь

* * *

снесенные то есть вытеснившие и предавшие желание

поезда зачерпывающие в черепах

из Ростова и потом назад медный огонь в чашах неповоротливого разговора

о снесенном в черепе и снесенном из–под ног//выпущенном за поворот желания

за проворот последнего ножа для резки бумаги и ненужной привязанности к советским книгам

которые рассказали о сохранении волос в узлах для памяти и неутешении по ускользающим возлюбленным в хищной застройке зигзагом пересекающей брюшную полость солнцеворот возвращения к закругленным мертвенным кластерам и язвам памяти

нержавеющая шведская сталь navuhodonosor в дорогом доме и первое столкновение с эпителиями и идущими волнами и копотью распущенных узлов деревянного перекрытия

и кровь на цветной мутный кафель зарешеченных созависимостей системы вентиляции непроходимости воздушных путей и попусту растраченного воска за здравие и попусту растраченного воска за упокой разрушенного тела когда черный ветер вокруг разобранного шпиля наркомфина и чернеющая смола легких влюбленного прерывающегося нержавеющей сталью и затяжками периоды аффектации — не отделяя, но раздвигая их надвое чтобы имена для паузы любовного поворота и имена для уютного погружения шведского металла ближе к подкожному жиру

navuhodonosor в опасной близости от фрагментированной поверхности пешей прогулки от каретного ряда через коридор томления в сторону грязных прудов покрытых обильным потоотделением объятий под балконами мясницкой квартиры которые не карману аффектам растекающимся под пальцами и в сторону синей вибрации жилы поднимающейся от твоего соска к капителям старой стены // в разводах плюща и той тени что может отбрасывать его глупое движение в ответ на твои слова // то что он называет эссенциальной тоской рассыпается при повороте ножа в зените ретроградного меркурия когда он спрашивает обрезан ли ты // когда его любопытство пытается прервать ваш контакт и когда тень двигается дальше потому что время перед расставанием движется с обычной скоростью

потому что ничего не останавливается само кроме руки поднимающей нож чтобы наказывать тело привычное к зависимости // довольствующее только теми кто отказывает ему в уважении // укрытое тенью оно отрекается от тебя как в тех поворотах когда географическая слепота вздрагивает чтобы шаги начали удаляться // еще до того как остаться один ты думал об одиноком движении в сторону своего одиночества и его прагматике перед совместным кровослужением

еще до того как ты посмотрел на календарь уже поздно

и твои одноклассники в поездах и в их черепах, а потом на твоих руках, а потом уже поздно

на фоне тех кто предавал желание // и не предавал желание отправиться на войну

…

снесите наши дома быстрее и конечно наши тела и наши углы и наши туннели

сообщающиеся сосуды вакуума под инфракрасными лампами перед сносом — наши постели

и наши царапины и психосоматику

пусть святость и разрушение разорвет в клочья

взаимоотношения

пробелов с пробелами

наказание разлитого в воздухе вторника до приторного повторения взрывных согласий

до залов судебного заседания передающегося из рук в руки потные и кровавые ладони проводов стагнирующих в лактации 6 мая паломников в сладких свитшотах

наказание за излишнюю прямолинейность отлучения от правдивого я бы хотел ебать тебя (в значении сейчас, здесь, потом завтра, в выходной, когда ты приезжаешь для смыкания, когда опускается вечер, и до конца времен — которое наступит может быть совсем скоро и мы не успеем ничего кроме размытого поцелуя; в значении любить тебя, но не только и выйти за горизонт и не оскорблять тебя молчанием о моем желании) отнятого у того что принято зубами засаживать сады далекого берега оберегая тебя от разрушительной силы правдивых слов

наказание за уклончивость и витиеватость отлучение от деликатного неприкосновения (когда я не сообщаю, чего мне бы хотелось, и когда я отдаюсь неизвестности дня и не начинаю будущего в опасении ядерной кромки горизонта) отнятого у тех кто нашел размеры для своего аффекта и укомплектовал в удобные письма в удобное для тебя время

наказание за измены как сохранение твоей целостности ценой чужих ватерлиний и чтобы не призывать тебя к революционному отвержению цепного мучения когда желание становится прибоем и «секс» как «приходится» как «свержение» как жидкая поверхность власти

наказание за прошлое поднятое медицинской картой расставание от разочарований в поле чужого диагноза и любовь как отсутствие признания в апатии сердечного капитала аппарата вращения крови внутри вены из которой каждый понедельник ты лакаешь от голода собственную кровь

наказание за ритмичные опечатки в смс когда боковым зрением вторжение в сирию становится вторжением в бельгию становится вторжением в белое пространство потустороннего путешествия к старому дому твоего прошлого внутри которого <…> — наказание за невозможность рассказать эту историю

за факты прошлого которые будут определять чувства будущего

наказание за незаконность рассказа этой истории

наказание за незаконность умалчивания этой истории

наказание за неэтичность рассказа об этой истории

наказание за неэтичность нужных слов в нужной последовательности временных контактов перепаянных схем и признание как натужный подвиг под действием паяльной лампы

наказание и судебный приговор за желание покончить со всеми процессами телесной памяти и невозможность даже приступить к процессу сцеживания правды из одного тела в другое путем орального контакта первой степени и наказание за право на апатию

за то что прилюдно вытираю тебе запотевшие очки

и это могут увидеть дети

за любое из прав кроме нарушенного астматичного дыхания

кроме мучения

кроме продолжение сумерек и если нет сил еще больше колес чтобы снова терпеть сумерки

никаких других прав у тела распадающегося на налоги

* * *

спасибо забывшие бойся цитирующих

и [главное] отдаляйся

точный акцент что это именно любовное переживание N*42-s15'а, с отличием от ****

тем, что N*42-s15'а следует — через неравный утомительный — промежуток после ****

и спасибо чтобы не говорить об этом — вот задержанные министры взятки синодальная кара до анальных трещин

вот собака растекающаяся в руках раскормленные кровавые слизни шувалов перевозит трупы над атлантикой

бастрыкин говорит что умные люди практикуют контроль утреннего семяизвержения

правые аналитики обвиняют правых аналитиков что те как-то полевели и не пора ли вернуться к истоку

не пора ли уже всех своих ебанных псов которые крутят кости в нейронах как-то подключить

к двигателям чтобы шебуршания и опасения и чтобы кровоточащие инновации и чтобы

все остальное

наполнило соками полноводные вскрытые руки

информационный террор благостно обесценивает

для всего мира моя любовная трещина N*42-s15'а так незначительна

что ее можно изучать в Сколково

* * *

Солнечный поворот над инструментами наказания:

а) колокола не смыкающего речевой затвор

отлитого из imperfect (с дефектом) relationships, ожидания как делания,

незнания выбранного для

б) ножей бытового уютного преступления

с фотографиями своих ран за каждого соучастника

разговора о преступлении, как повторении сделанного

= центростремительная игла судебного пристава для тристана

любовь как отнятое время виновного в любовной ажитации

снова смыкающихся возможностей которыми никто не воспользуется

в) каменными проникновение чужого аппарата

в мягкие ткани дискурса ритмично заполняющегося повторами

г) моего нахождения в поле твоей возможности к (о)суждению

в быстросменяющихся именах социальных трендов

и распечатанное признание вины с призывом к репосту,

что он, мол, fuck his heart out

и aus и так далее

и несменяемая власть над этим как бы сердечным аппаратом

такого же насилия

циркуляции

так же не способного к смыканию речевого затвора

в постоянном шаге от латания и/или литании прерывания

imperfect relationships

* * *

не разговаривая, заполоняющим фатерлянд

и так далее

а потом — к коммуникативным центрам, зеленовато-черным вмятинам памяти,

переполненный кэш костного мозга, костного крошева, к переулку, где 14-го десятого шестнадцатого звонок из отцовского дома впутывался в меня, отбраковывал, нарушал часовой пояс,

говорил о поясе верности и/или смертника, потом параллельный вызов, как бы отвлекающий от центрального импульса болезненного зажима

или одно воспоминание вспарывающее другое как незначительное

или так далее?

или потому что нет, когда не успевшие к осени вынуждены смотреть на снег

или не так

никогда не разговаривающие согласием смотрят с шестнадцатого этажа ночь, чтобы спать

— не сегодня — или не о чем

кардиостимуляторы для речи ощупывающих крохотное вздутие антигоны молочной железы продолжительные проводы с экономией оловянной монеты на глаза

и манипулятивные заходы с того фланга, где все зачищено от памяти

говорящие я так люблю свою любовную речь к тебе что отдалю свою опухоль или не говорящие подразумевающие перебои электроэнергии тихая хмарь затухающего фонаря в мутном нересте неопределенной до времени — словесно — прозрачности межречевых волокон

или не только?

в авиарежиме непроницаемых вызовов соединяющихся друг с другом через TOR потоков последовательных подключений/последовательных разъединений/последовательных неудовлетворительных контактов

последовательных не сегодня не о чем или не так

и, конечно, так далее

* * *

«Мне кажется, что извечно: горло мое — это вечер,

что легче и проще для ночи в него не входить предельно», —

а потом потерянность среди коммерческих натуралов в поисках поклонной горы

в поисках сустава дрожания камня эшенбаха и имен тех кто и тех кто обратное

всего за 300 р/час пытаясь наслаждаться весной запах нарастающего нарастающего

и проваливающегося обратно спокойствия к годовщине реставрации и приближения

к монархической надежности, и осталось две минуты до XT 075 77

который может повернуть не туда и тогда ты начинаешь злиться

что ебаные мигранты заполонили город и твои 13 процентов идут на ----

но верный поворот успокаивает твое направление потому что весеннее солнце

и этот подъем наконец закончились и ты можешь вернуться домой

чтобы думать о спокойствии

чтобы отметить четырех своих знакомых на новых фотографиях

и чтобы Ангелина Ч. кинула тебе рефренд, который ты отвергнешь,

потому что

чтобы написать шесть безукоризненных строк приближающих тебя к окончанию дня

безоблачное по средам укомплектовано в то сообщение которое все же не

которое могло бы спасти от огня, но ведь и так дожди

свежеиспорченное настроение участка от дома до магазина

обратно с ощущением меняющегося горизонта

событий которые не происходят

и надеясь что это закончилось именно в тот момент когда ты попросил это закончиться:

«всех режет вечер: стекло — есть ветер, а горло — время,

и ночь — суть сутки; разрежь меня так, как девочка режет руки»

* * *

наискучнейший излом приморского горизонта утопленного в растрате драгоценного времени

рядом с более грамотно проводящими жизнь и играющими в песок и избыток событий

море похожее на ощущение неправильно расставленных приоритетов и долгих предрассудков

ad nauseam ожидания до комариного полдня, а потом до самого вечера и потом опять

ad nauseam отношений которые затянуты для резюме

чтобы с осени на более высокомаржинальные отношения и потом горные лыжи

а потом скрип подъемника и мышечный поиск и холодный воздух перекрывающий

ложный путь размышлений

возвращение домой

вещи оставлены в беспорядочном применении не по назначению

новость о мужчине разорвавшем анальное отверстие бутылочкой ehrmann (которая в этом сезоне на 25% больше при прежней цене)

новость о лесном пожаре который может случиться

а может и не случиться, но если да то Россия сгорит дотла

возможно черный дым отыщет твои зеркала и твои трещины чтобы спрятать их от чужих глаз

седые волосы (которых в этом сезоне на 25% больше при прежней сердечной нагрузке)

сгорают при температуре в несколько раз больше чем выдержит твоя жизнь

квитанция из налоговой которая хочет 1250 рублей за твою склонность к апатии

за доступ к водохранилищам и стеклянным перегородкам за которыми мерцающая взвесь асоциальных капиталов

снова направившие свои признания в любви легким нажатием идут нахуй

спасение памяти от травмы, которой нет,

интерпретация памяти

интерпретация травмы

интерпретация нет

--- ни для чего другого не оставляя времени