Бертольт Брехт — знаменитый немецкий драматург, театральный деятель, поэт и писатель. Из его обширного наследия особо выделяется сюжет, к которому Брехт обращался целых три раза: в пьесе «Трёхгрошовая опера», в «Трёхгрошовом фильме» и в «Трёхгрошовом романе». То есть Брехт три раза рассказал одну и ту же историю, использовав для этого разные художественные средства.

Трёхгрошовый сюжет

В основе сюжета лежит произведение XVIII века «Опера нищих» Джона Гея. В этой сатирической книге в образе нищих изображены имущие круги Англии того времени вплоть до некоторых угадываемых персонажей (угадываемых читателями того времени, разумеется). У немецкого же классика главными героями стали предприниматели средней руки — Пичем и Мэкхит. Это центральные образы, но есть и множество других — людей их круга, и более высокого положения, и более низкого. Пичем — серый кардинал рынка милостыни: каждый бедняк, желающий жить подаянием, должен поступить к нему на службу, получить соответствующий костюм с пичемовских швейных мастерских и занять определённое место на лондонских улицах. Без «крыши» работать нельзя: откуда ни возьмись такого попрошайку окружали подозрительные личности и объясняли, что к чему.

Однако Пичем не был супербогат: кое–какой капиталец имелся, но хотелось большего. И он ввязывается в авантюру с поставкой британскому правительству подержанных кораблей для отправки солдат на англо-бурский театр военных действий (действие романа происходит в разгар войны в Южной Африке). На каждого мудреца оказывается предостаточно простоты, и авантюра оборачивается настоящей аферой, в которой Пичем — лишь марионетка в хитрой игре другого местного жулика — маклера Кокса. Выбранные и купленные Коксом корабли — развалюхи, неспособные плыть, правительство негодует, нужны деньги, чтобы отремонтировать их или купить новые нормальные судна, а их у Пичема уже почти нет. Он хочет выдать за Кокса свою дочь и так решить проблему. Но та выбирает другого махинатора — Мэкхита.

Когда-то Мэкхит был попросту бандитом-налётчиком, он грабил магазины, есть на его руках и кровь. Но, в конце концов, разве не так зачастую зарабатываются первоначальные состояния в капиталистической системе? Вот и Мэкхит, получив значительное количество ворованного товара, задумывается о его легализации — он хочет стать почтенным джентльменом, у которого никто не спросит об источнике дохода. И тогда Мэкхиту приходит в голову идея создания сети лавок товаров повседневного спроса, в которых цены будут очень низкими и покупателями смогут стать даже бедняки. Каждая из этих лавок полунезависима, их номинальные владельцы могут управлять ими как хотят, но товар обязаны закупать у Мэкхита. За счёт ценового демпинга ушлый налётчик практически разоряет своих основных конкурентов и становится крупным торговым предпринимателем — главой синдиката розничной торговли, попутно войдя в правление респектабельного банка. С ним и венчается тайным браком дочь Пичема. Тот сначала не одобряет выбор дочери, но когда становятся понятны недюжинные деловые качества Мэкхита, проникается к нему теплотой. А Кокса попросту устраняют, причём одновременно несколько убийц — он мешал всем.

Портрет капитализма в зрелости

Похождения героев и художественная манера их описания отсылают к трём литературным источникам. Здесь чувствуется Диккенс с его дотошной хроникой лондонской околоделовой суеты. Сочувственное внимание к тяжёлому и трагическому положению бедняков заставляет вспомнить очерковое произведение Джека Лондона «Люди бездны». Наконец, очевидные сатирические интонации напоминают Ильфа и Петрова: в дельцах «Трёхгрошового романа» много от великого комбинатора. Разве что уголовный кодекс они совершенно не чтят. Это и неудивительно, ведь преступления лежат в самой основе их экономического преуспеяния. Может, не каждая собственность — это грабёж, как полагают некоторые, но начало многим состояниям действительно положило преступление. Но даже если речь не идёт о прямом грабеже и аферах, прибыль в основном образуется за счёт сверхэксплуатации подчинённых, хотя преступлением в капитализме это уже не считается: эксплуатируемые отдают часть произведённой ими прибавочной стоимости добровольно. В книге нет отношения к людям как ценности самой по себе, они — такие же элементы экономической системы, как средства производства и товары. Даже свою дочь Пичем рассматривает как товар, который нужно сбыть как можно выгоднее, независимо от её чувств.

То, что Бертольт Брехт ставил цель изобразить не отдельные недостатки отдельных людей, а порочность всей капиталистической системы, несомненно. Всё-таки он — один из наиболее видных левых интеллектуалов Европы того времени. Впрочем, анатомирует капитализм он ненавязчиво и без особого дидактизма, избирая своим методом скорее высмеивание, чем откровенное нравственное обличение. И не формулирует общее, а ярко показывает типичное частное — характеры людей и специфику отношений между ними. А представление о негодности капитализма, наверное, в итоге должно родиться у читателя само собой, даже без формулирования внятной альтернативы. Например, когда он понимает, что ни одного в полном смысле положительного персонажа в книге нет.

Капитализм показывается в его поздней стадии — монополистической и империалистической. Первое проявляется в том, что герои, по сути, стремятся к монополизму во всех сферах. Пичем монополизировал попрошайничество и не допускает конкуренцию, ценности рыночной экономики в духе Адама Смита для него — тоже лишь средство. Мэкхит сначала был фактическим монополистом в грабежах лавок и скупках краденого, а потом, когда стал создавать свою сеть, сразу же решил подмять под себя конкурентов и стать единоличным главой розничной торговли. Конечно, монополистические тенденции позднего капитализма Брехту можно было бы показать на примерах более крупных промышленных трестов, но и здесь всё достаточно показательно — в малом отражается большое, причём карикатурно. Что же касается империализма, то его особенности призвана иллюстрировать Англо-бурская война. Она характерна тем, что мир к тому времени уже практически был поделен на колонии, и белым колонистам приходилось сталкиваться друг с другом, чтобы переделить добычу. С такой точки зрения эту войну можно рассматривать как предвестие Первой мировой.

Революционная ситуация не созрела

Однако если речь в «Трёхгрошовом романе» идёт о зрелом, развитом капитализме, то от марксиста Брехта мы вправе ожидать ещё и предвестий грядущих революций. Если капиталисты всех кругом нещадно эксплуатируют, то логично увидеть хоть какую-то борьбу рабочих за свои права. Например, нищие Пичема и лавочники Мэкхита могли бы основать профсоюзы, чтобы бороться за лучшие условия труда. А в политике могли бы участвовать социалистические партии. В конце концов, в реальной Англии начала ХХ века левая активность уже была: Лейбористская партия основана как раз в 1900 году под именем Комитет рабочего представительства. И это не первая политическая сила левого толка. Но ничего этого в книге нет: никто не читает классиков марксизма, не спорит об иных способах организации экономики и общества, не мечтает о революции и даже за свои права совершенно не борется. Здесь даже у бедняков мораль примерно похожа на мораль новоявленных господ: борьба за существование, стремление к личному успеху, опора на собственные силы и таланты и т.д. У бедняков незаметно классовое сознание: каждый из них считает себя свободным индивидуалистом и разумным эгоистом, который в силу ряда обстоятельств просто оказался в трудном положении, но затем обязательно исправит его.

Характерный пример — владельцы лавок мэкхитовской сети. Они буквально нищенствуют, ведь чтобы разорить конкурентов и стать монополистом бывший налётчик вынуждает лавочников продавать товар крайне дёшево. Потом, мол, поднимем цены, а пока надо потерпеть, чтобы вся торговля оказалась в моём кармане. И они терпят, потому что считают себя предпринимателями, руководствующимися рациональной бизнес-логикой. Примерно так же и нищие Пичема: при желании взаимоотношения с боссом можно рассматривать как взаимовыгодный обмен. Он тебе даёт спецодежду, собаку-поводыря, костыли и прочие средства производства, охраняет и бережёт, а ты за это отчуждаешь ему часть своего заработка. Это не рабство, это даже на эксплуатацию внешне мало похоже: представьте человека, который хочет заработать работой в такси. Его отношения с сервисами типа Яндекс.Такси или Uber очень похожи на отношения подопечных Пичема и Мэкхита со своими боссами. То есть, в общем-то, модель оказалась вполне жизнеспособной. Наши герои зарабатывают, но и дают другим заработать свой пенни. А если недоволен — так и катись куда-нибудь в канаву, подыхай там с голода. Никто держать не будет.

Это жестокая, крайне индивидуалистическая мораль, но нельзя сказать, что она свойственна лишь богатым, а бедняки там — сплошь альтруисты и человеколюбцы. Отнюдь нет: можно не сомневаться, что окажись нынешние бедняки на месте богатых, сущностно ничего бы не изменилось. Поэтому никто особо не помышляет о революционном переустройстве общества, помышляют только об изменении своего в нём положения. Для полновесной левой пропаганды Брехту здесь не остаётся места.

Так есть ли альтернатива?

Однако и в другую крайность — в фашизм — его герои не скатываются. Для интереса к анатомии перехода «правого» строя к «крайне правому» у немецкого драматурга есть все основания. Он эмигрировал сразу после поджога Рейхстага в 1933 году, а «Трёхгрошовый роман» написал всего год спустя, когда впечатления от торжества Гитлера ещё должны были оставаться свежими. И кажется, что герои Брехта балансируют где-то на грани фашизма. Например, Мэкхит так формулирует свою главную этическую максиму: «Больной умирает, а здоровый борется». Это не очень далеко от совета Ницше «подтолкнуть падающего» — та же животная борьба за жизнь и кусок хлеба, в которой слабому нет места. Неспроста иногда говорят, что социальная опора фашизма — это такие вот лавочники, озабоченные проблемой выживания в жёсткой конкурентной борьбе.

Однако ни в книге Брехта, ни в исторической действительности фашизм в Англии не приживается. Для этого попросту нет основополагающих причин. Так, Англия не терпела крупных унизительных поражений, из–за чего её национальные чувства не были уязвлены и не требовали компенсации. У англичан начала прошлого века практически нет особой любви к сильному и тем более тотальному государству: в решении своих проблем они полагаются в большей степени на собственную инициативу, а не на бюрократа. Кроме того, не было необходимости искать внутренних врагов вроде евреев или коммунистов и сплачивать нацию против них: во-первых, эти силы были не так уж многочисленны и сильны, а во-вторых, с ними можно было справиться в частном порядке. Примерно так, как за счёт ценового демпинга Мэкхит расправляется с одним из конкурентов — евреем Аароном. Но не до конца, а до признания им главенствующего положения Мэкхита и вступления в синдикат. Всё, эта проблема решена, и никакое «окончательное решение» уже не требуется.

В исторической реальности движущей силой фашизма были не столько представители среднего класса вроде Пичема и Мэкхита, сколько по-настоящему крупные воротилы, которые при помощи военизированных банд стремились сохранить в неприкосновенности от коммунизма собственность и капиталы. В той Англии, которую изобразил Брехт в своей книге, для этого просто не было оснований, так как не было оснований и для коммунизма — никто на капиталы не покушался. Возможно, поэтому и в реальной Англии фашистские и коммунистические политические силы не достигли успеха. Вот умеренно социалистические вроде лейбористов — достигли, и состоялось частичное перераспределение благосостояния в обществе — бедность значительно сократилась.

И не является загадкой, почему это так: тот же Мэкхит рассуждал, что если бы его покупателям хватало доходов не только на еду, но и на товары не первой необходимости, у главы торгового синдиката доходы были бы намного выше. То есть повышение благосостояния покупателей необходимо капиталистической системе для собственного развития: то, что произведено, должно быть кому-то продано. И эти соображения привели общество к благосостоянию без всяких революций. А гуманизация капитализма оказалась возможной за счёт рабочего движения и парламентской борьбы социал-демократов (хотя, вероятно, успех российской революции тоже сыграл свою роль).

Исходя из вышеизложенного, может показаться, что в «Трёхгрошовом романе» содержится апология капиталистической экономики как средства решать общественные конфликты без насилия и революций. Наверное, Брехт очень бы удивился такому выводу, ведь он своими сатирическими средствами хотел показать непривлекательность и бесчеловечность оголтелого капитализма, разрушительность жажды наживы любой ценой. Чтобы читатель на контрасте сам нарисовал в голове картины иного, более гуманного общества. Но ирония в том, что с высоты нашего исторического опыта мы рисуем другие картины: нам вспоминаются фашистские и коммунистические эксперименты по созданию нового общества не органически-эволюционными, а механистически-революционными методами. Эти эксперименты нельзя уравнивать, ведь коммунизм в гуманистическом смысле стоит неизмеримо выше фашизма как дегуманизирующей идеологии. Общее у них одно: любая попытка насильственного переустройства общества настолько глубоко рвёт ткань социального организма, что никакие потенциальные блага не способны компенсировать глубину неизбежной трагедии народа. Эта «вселенская гармония», похоже, действительно не стоит бесчисленных «слезинок ребёнка». Пусть естественное состояние в виде экономической войны каждого против каждого малопривлекательно, но война кучки фанатиков против всего общества — ещё хуже.

P. S. Один из трёх кораблей-развалюх, которые Пичем всё-таки подсунул английскому правительству, утонул в Атлантике, утянув на дно сотни юных англичан. Путь в капиталистический рай, увы, открыт не всем.