В Перми прошел фестиваль сайт-специфических спектаклей независимой театральной компании «немхат»: в четырех междисциплинарных работах молодые пермские художники и перформеры исследуют тихие следы коми-пермяцкой культуры. «Коми-пермяки — носители исключительных музыкальных традиций, — сказано в листовке к одному из перформансов, — <…>. Но сегодня музыкальная культура коми-пермяков все еще остается малоизвестной для широкого круга». Широким кругом можно считать русскоязычного зрителя этого коми-пермяцкого фестиваля, затеянного куратором и режиссером Сашей Шумилиным из интереса и любви к своим предкам. Заработав реноме на актуальных театральных практиках, как правило, сайт-специфических и завязанных на работе с непрофессионалами (компания «немхат» родилась в 2017 году на базе Пермского медуниверситета), Шумилин двинулся в область локального, спрятанного, незащищенного, а значит — самого важного.

Профессиональный театральный туризм по стране не встал на паузу в феврале 2022, но стала очевидной истощенность лабораторного и фестивального паттерна, который одинаково воспроизводится на любой территории РФ и вне связи с локальной айдентикой. В ситуации войны универсализация и обобщение выглядят как прибавка к имперскому сознанию, с его ригидностью и невниманием к другому. Институциональная суть российского драматического театра, рожденного в центре и на центр всегда оглядывающегося, как будто не позволяет взять в работу периферию, высветить локальное, отнестись к другому как к еще одной «норме». Осознав идентичность, ты получаешь заново (или даже впервые) связь с местом и сформированной им повседневной культурой. Возможно, в этой точке есть ресурс для будущего диалога с другими и уважения к их идентичности, независимости, суверенности.

Коми-пермяцкий фестиваль «немхата» сосредоточен как раз на культуре повседневности — коми-пермяцком укладе жизни, фольклоре, личных документах, языке, речи. И на гении места. Показанные в разных точках города работы сложились в лаконичный и естественный узор из сайт-специфика, акустических опытов и танца. «Коми-пермяцкий алфавит» станцевали в спортзале колледжа олимпийского резерва: зрители сидели на синих матах перед квадратом из перформеров, повторявших заданный одной «буквой» рисунок танца. Опера «Улетают птицы» расположилась в оранжереях Ботанического сада пермского университета, по которым блуждали люди, слушая в наушниках музыку композитора Легионы Целебровски вперемежку с документальными «ариями». Акустический перформанс «К реке» звучал в диджитал порту на берегу Камы. Видео инсталляция «Один день с коми-пермяком» показывалась на втором этаже Центра городской культуры. В деревню Хохловка ездили на «пикник», аттестованный как «коми-пермяцкий отдых на природе». Природа в ее разных проявлениях оказалась главным ресурсом фестиваля, и если природы недостаточно в городе, то стоит погулять по городу особым образом, как ты ее обнаруживаешь. Как и все слабое, подчиненное агрессивному вмешательству, аннигилированное кем-то.

Собранные в мини-фестиваль проекты театра родились недавно, исключение — опера в Ботаническом саду, премьера которой была в декабре 2021.

Все проекты инспирированы поиском и фиксацией иногда слабых, иногда отчетливых следов, которые оставляет в пространстве и времени человек определенной культуры — в данном случае коми-пермяцкой. Каждый из спектаклей располагался больше либо в пространстве, либо в звучании, либо в движении, либо в изображении; сложенные вместе, они поймали непроявленную карту следов скромной, исчезающей коми-пермяцкой культуры, которая как будто хочет спрятаться и не претендовать на четко очерченное место в городе, крае, стране. Саша Шумилин и его соавторы не тянут эту культуру, к которой отчасти принадлежат и сами, за хвост наружу, чтоб показать ее притягательную аутентичность. И не экзотизируют ее — как что-то исконное, фольклорное, специфическое. Они просто разместили нас, зрителей, на время в пространстве, где фиксировались эти следы, а перформеры служили медиаторами между укладами, намекая на их подвижные границы.

В «Одном дне с коми-пермяком» снята на камеру поездка в весеннюю деревню. В духе «реального кино» авторы инсталляции остались за кадром, уступив место встреченным по дороге людям и среде их обитания. Камера сопровождает реальность в разных режимах: следит за шагающим по распутице мужчиной, надолго останавливается, чтобы в «однокадровом фильме» показать скворца, снующего из скворечника и обратно, оказывается в руках одной из героинь и фиксирует случайно взятый радиус пространства у дома. У фильма два нечаянных референса: школа Марины Разбежкиной с ее вниманием к окружающему миру и стремлением к невмешательству в чужую жизнь, и пьесы Павла Пряжко «Я свободен» (в 360 картинках, снятых на телефон), «Три дня в аду» (скольжение по Минску в четкой фиксации увиденного), демонстрирующие преимущества даосистского смирения перед реальностью. В «Одном дне» снятый материал разложен на три экрана и снабжен пюпитрами с таймкодами, коротко и поэтично описывающими, что и на какой минуте перформанса происходит. Каждый из зрителей (их помещается не больше семи-восьми на стульчиках в два ряда) может взять наушники и послушать речь, шумы и звуки, окружавшие «операторов» в их путешествии.

Вечером, на акустическом перформансе «К реке» то же пространство было представлено в чисто звуковом аспекте — поющая на коми-пермяцком Даша Калина исполняла песни, перемежавшиеся историей любовной переписки, каждый новый листок которой зрителю приносил перформер и ставил на пюпитр. Смонтированная Дариной Чирковой история из писем двух односельчан оказывалась предвестием сюжета, рассказанного в другом перформансе — «Улетают птицы». Посмотрев все, можно было сложить пазл из историй и разных времен, ретроспективно прояснить истоки события или догадаться, почему сложилось так, а не иначе. Но истории и их связи не становятся главным.

Природный мотив постепенно обнаруживается в самом строении «грибницы» из людей и семейных «кланов», мест, звуковых и письменных свидетельств, букв. Сложная гетерогенная материя из проявленных и невидимых элементов, не видна, как правило, никому, кроме документалистов: Саша Шумилин и его соавторы достали вещество жизни и сплели из него ажурные композиции.

«Нет, я не боюсь смерти. Только вот неохота умирать, там ведь солнышка не увидишь», — говорит Раиса Степановна, 1940 года рождения, героиня и адресат любовной переписки. Ее живой голос вперемежку с сэмплированными звуками и микрокомпозициями Целебровски звучит в наушниках у бродящих по Ботаническому саду зрителей. Перформанс «Улетают птицы» встречает зрителя фактом умирания, исчезновения всего живого, как обычного, так и уникального, как собранных в оранжерее растений, так и людей. Сидя за столом, перформеры-исполнители порождают звуки, следуя определенным паттернам, договариваясь друг с другом тайными знаками, сосредоточенно следя за ходом «сюжета», состоящего из пролога, 15 арий и финала.

Сам способ структурации перформанса «Улетают птицы» напоминает о минималистском шедевре Элвина Люсье «I am sitting in the room» (1969), и о той его интерпретации, которую в 2019 осуществил театр post. О том спектакле Дмитрия Волкострелова и Дмитрия Власика исследовательница Марина Исраилова писала как о специально обустроенном «сообществе звуков», дробность которых подчеркивалась, а не нивелировалась. В «Улетают птицы» таким сообществом являются восемь перформеров на кассетных плеерах, один на записывающем и один дирижер. На глазах у всех (столик с олдскульными и новыми гаджетами стоит в первой оранжерее) монтируя звуки, как готовые, так и добываемые в реальном времени, инженеры перформанса показывают тебе «центр управления полетами». Но можно проигнорировать этот «центр» и отправиться гулять по другим оранжереям, чтобы разглядывать фотоснимки с незнакомыми людьми из деревни Пелым и послушать голос Раисы Степановны.

Утопленная в скромности материала и специфической, характерной для Саши Шумилина ровности интонации, гетерогенность сообщает действию внутреннюю остроту. Действие строится не по законам драматического театра — оно отталкивается от фактуры выбранных материалов, потому рисунок твоего, зрительского, состояния зависит именно от способа, которым взаимодействуют друг с другом эти «материалы» и их носители. В «Коми-пермяцком алфавите», коллективном перфотанце в спортзале, такими элементами оказываются буквы и их «носители». 35 перформеров разных возрастов и танцевальных бэкграундов повторяют за каждым новым «солистом» движения, положенные на закрепленный трек. Букв — 35, потому что к русским 33 прибавили две пермские. Тел — великое разнообразие, ни одно тело не равно другому, инаковость элементов подчеркивается перформансом. Другой, диаметрально противоположный эффект от «Коми-пермяцкого алфавита» — это его слаженность, маршеобразное единство, вырастающее из одновременности присутствия и геометрии расстановки участников. Не случайно в геометрически идеальной «Спортпьесе» Эльфриды Елинек в постановке Айнара Шлеефа («Бургтеатр», 1998) рефлексировалась природа коллективного как потенциальной угрозы. Вот и здесь 35 мирных, улыбающихся людей в черно-белой одежде с буквами на груди невольно порождали чувство тревоги из–за коллективного, хотя при этом были абсолютно индивидуальны.

Новые проекты пермского «немхат» не аттестуешь как работу с идентичностью, потому что они про работу с собой — с тем собой, который осознает, что внимание к самой слабой, непроявленной, дискриминированной стороне может стать спасением для художника. Отказ от желания быть сильным — единственное в российском театре сегодня, на что можно смотреть без боли.