Еле дочитал «Лето в Бадене». Ты уехал, ты уехал в Петербург, а приехал в Ленинград, только наоборот. В электричке герой читает дневник жены Достоевского и воображает житьё-бытьё знаменитой пары в Бадене. Могло бы получиться интересное эссе про любовь еврея к писателю-антисемиту, но вышел любовный роман для псевдоинтеллектуалов: «Федя подумал, что она подумала, что он смешон, и разозлился, швырнул стул, закричал, что выпрыгнет из окна, но когда она закрыла лицо руками, он заметил заплату на рукаве, и, умилённый, раскаялся, бросился ей в ноги — Аня была так предана ему, так терпелива, и она угадала его мысли, и оба…» Обожаемый классик отравил текст дешёвым психологизмом — как и всегда, глубокое погружение в мысли и чувства и пугающая откровенность кончились стыдливыми метафорами вроде «Федя сладко её ужалил». Удивили речевые и пунктуационные ошибки — вот что получается, если пишешь в стол, а через 50 лет тебя публикует НЛО. То, что Сьюзан Зонтаг назвала «Лето в Бадене» одним из лучших романов века, больше говорит о самой Зонтаг, чем о Цыпкине. Да и вообще — это не роман, а рассказ, раздутый до размеров повести. Не называйте собаку волком, а «Между собакой и волком» — романом. Но нет, всем хочется написать энциклопедию русской жизни.

Кстати, почему в экспериментальной прозе 70х воспевали электричку? Вета Акатова — ветка акации — северная ветка ж/д, пахнущая пылью тамбура и цветами, из «Школы для дураков»; путешествие Венички. Это такая кибитка 20 века? Метафора внутренней эмиграции? Сегодняшние ловкачи могли бы с лёгкостью превратить её в рекламу внутреннего туризма. Но, слава богу, литература никого не интересует)