В метро как всегда. Пухлая женщина сосредоточенно, внимательно, прилежно учится искусству лёгких касаний, торчат яркие закладки. Парень в причёске Пелевина не уважает, растолкал всех в округе, сел, поставил ноги, расставил руки, оставил полсиденья подруге, уставился: зачем однокоренные однородные? зачем рифма? Закольцевал (не рифму, подругу), чем-то обнял её — или она в него обнялась, обернулась. Обернулся на следующей станции вагон — теперь мы стоим к выходу спиной, проехали техноложку. Затмением взошла шляпа — всходя, даже не нагнулась. Ей, конечно, тоже уступили. А мы стоим, спиной — я повторяю. Снова тоннель, стрёкот, стремятся прямые в темноте. Можно и проще — проводка. Но: высокий звук, летящий на чёрном фоне. Звук огней.

Разглядываю потолок. В нём весь вагон повторён, заучен, рифмы парные — три ряда круглых ламп, параллельные линии поручней, даже экраны чьих-то устройств. Пассажиры петербургского метрополитена могут воспользоваться бесплатным широкополосным доступом в глобальную сеть интернет по технологии wi-fi. А могут и не могут, если, как я, глупые. Или ослепли, увидев старость: страшна́.

Дёрнуло. Хватаюсь за поручень — и сам одёргиваю руку. В чём-то. Кто-то, улыбаясь, потирая руки, уже смазанные на ночь прозрачным английским крэмом, вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню, где жена, хоть и лежала в постели, приподнялась, спрашивая, ну что, как, на что кто-то, снимая свой серый халат, ответил, обошлось, утром еду на Сенную, подпишем договор. Сын, подслушивавший в коридоре, со страхом представлял, что совсем скоро он покинет родину и будет учиться далеко, далеко, at a boring school in Kent, — и не мог представить, и злился на кого-то. Утром кто-то, конечно, проспал, бегал (искал носок), прыгал (надевал носок), выбежал, допрыгал как-то, стоял в вагоне, отдуваясь, ух, взявшись за, ух, поручень, боже мой. Коже моей неприятно, и пальцы трутся друг о друга, отряхиваются, пытаясь забыть вазелиновый поцелуй, с утра дожидавшийся меня.

Снова остановка, женщина встаёт и уходит. Мы садимся — наконец два места, — я занимаю место вставшей и ушедшей, прилаживаю себя к её фантомной форме. Занял место — заместил — как фигуру съел — коня — она напоминала коня (причёска?). Что-то шахматное будто бы рябило у шеи, шёлковое. Там же была завита материя потоньше, запах, лёгкое искусство. И да. Или нет. Но да. Но кто. Нет. Нет. Вряд ли. Похоже, но. Да.

Это было сентябрьское, октябрьское какое-нибудь утро, ну представим октябрьское, какая вам разница. Важнее, что было пусто и одиноко, а что там утро, ну было какое-то и пусть. Открыта форточка, и в кабинете дует, но слегка и только иногда, очень неожиданно, так, что ты вспоминаешь невыполненное задание. Ты забыл о нём, no, one more time, in passive, please, оно забыто тобой, isn’t it? yes, it is. Тема вопрос-переспрос, рабочая тетрадь Барашковой Е.А. Но пока что stand up, sit down, делаем зарядку для языка, вспоминаем, язычок проснулся, вытряхнул коврик и решил сделать уборку: помыл пол, помыл стены, покрасил потолок, выглянул и посмотрел по сторонам. Пытаясь успокоиться, ты тоже смотришь по сторонам, по углам кабинета, видишь шкаф со стеклянными дверцами, на котором лежит — немного криво — коробка, из неё выглядывают яркая страница с изображением воздушного, что ли, шара и — нелепой пародией — полосатый мяч, уже вполне объёмный. Но вы не будете теперь играть — ни в мяч, ни в снежный ком — потому что, а теперь проверяем домашнее задание, open your workbooks on page ну положим twenty seven. Зато ты запомнишь, где именно располагалось то задание: в нижней части левой страницы, ныне забытой — получается, у забытого номера страницы, wasn’t it? Yes, it was. Учительница, ставшая размером с воробья или колибри, летит прямо на тебя в своём маленьком истребителе с открытым верхом; развевается застёжка пилотского шлема, очки бликуют. Но ты уже давно в режиме боевой готовности; защищаясь от воздушного тарана, ты возводишь прозрачные сферы, одну за другой, и снова, и снова. Самолётик хоть и пробивает их, одну за другой, и ещё, ещё, но движенье его значительно замедляется. Ты знаешь, что главное — сосредоточиться; прилежно, в подробностях представить защитные экраны. Для действенности можно помолиться: ослабиоставипрости боже прегрешения наша вольная и невольно я смотрю на соседа который зная как я смешлив показывает мне фигу, а затем поворачивает её упираясь указательным и средним пальцами в стол и тем самым изображая долговязого человечка между ногами которого игриво шевелится большой большой палец и мне смешно в уме и в помышлении яже в слове и в деле яже во дни и в нощи вся нам простишь яко благ и человеколюбец, do you? Но нет, хи дазнт, и пока ты с соседом втихую хихикаешь над вопросом where does the prime minister live, эт эппл о эт даунинг стрит, пытаясь догадаться, какой из вариантов более нелеп, вцепившись в руль, налётчица атакует последнюю из хрупких сфер, и лучи закатного, а не утреннего солнца бликуют в авиаторских очках, под которыми робко блестят ещё одни, учительские — прямоугольный, усталый прищур оправы.

Гудение обрывается визгом и дребезгом, в окнах совсем ничего, совсем. А в вагоне очень светло — и почему-то пусто. Но погодите, где люди, куда все делись? Видимо, вышли, встали и вышли. Свет дотошный, как в морге: подчёркивает морщины, болезненную белизну, смятую рубашку. Я отодвинулся, и отражение исчезло. Но что за окном? Какие-то огни. Блещут. А это? провода? Нет, слишком низко для проводов. Неожиданно, словно под стеклянным колпаком, проплывает освещённое высоким фонарём дерево. Показали — и тут же спрятали. Потом какая-то будка с прислонённым велосипедом, потом что-то невнятное, но красивое. Перед вами коллекция параноика, экспонаты демонстрируются не дольше мгновенья. Стало ясно (хоть темно, темно), что снизу смежные рельсы. Торопливо, наигранно женский голос представил нам станцию, и чмокнули на прощанье будто бы только что напомаженные губы. Надевая рюкзак, взаимно вежливый мужчина вскинул руки так, как птица вскидывает крылья перед полётом. он вышел в тамбур, к выходу вышел и — прямо со ступенек — взлетел. Этого я не видел, только слышал, хлоп, хлоп. Будьте осторожны при выходе из вагона.

Но стоп, погодите, всё не то, я ведь в метро, сижу, вдыхаю парфюм, обтираю руки салфеткой. Что-то напоминает весь этот вазелин. Дежавю. Поезд разогнался, и если через окно посмотреть на соседний вагон, то видно, как сильно его качает. Брызги света и стук колёс. Открыта форточка — зачем? Реклама: жирный кот и такса, на дряхлой шее собаки повязана салфетка: что у нас на обед? Парацетамол. Циан. Карта метрополитена. Подскажите, как добраться до Admiralteyskaya station? Is it far? No, it isn’t. You should — как дальше? Как же дальше? Забыл, не знаю. Я пишу этот текст больше полугода, и уже не помню, что следует, and what should not be said. Как добраться из пункта в пункт, что значит из точки в точку, из пунктума в пунктум. Так как же? П-п-п-по-видимому, п у н к т и р о м букв. П-по дороге поппался тоннель, и тоннелю нетттт конца. Точка как знак тоннеля. Точка как знак конца. Точка превращается в двойку, если её не исправить. Diana Spencer died in a car accident on 31st August 1997 in Paris. As a child, Diana studied at a boarding school in Kent. Повторяем за диктором. Повторяем за диктором. As a child, repeat after me, Diana, please, repeat, Diana Spencer died, please, at a boarding school, where, yes, repeat, repeat after me, Prokofyev, where did Diana Spencer die? Дневник на стол.

Уважаемые пассажиры, не забывайте свои вещи в вагоне метро, о вещах, оставленных пассажирами, немедленно сообщайте машинисту. Девочка хохочет над тем, как ласкается со своей собачкой сидящая напротив девушка — хохочет, и от смущения прикрывает лицо ладошкой — неумело, будто от слишком яркого света, пальчики торчат. Уставшая, осевшая как бы женщина по-настоящему садиться не хочет, даром её уговаривают: да я так, скоро выхожу. Старик с глазами тритона заснул и клюёт своим длинным носом, клюёт. На полу валяется газета, её все обходят. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Московская, выход к остановке автобууууу. Бусина за бусиной, поезд нанизывается на маршрут. Стучат колёса, и тени всё истеричней описывают свои полукружья, пока тоннель не обрезает свет. Я закрываю глаза и вспоминаю запах, обычно встречавший меня в театрах, слишком цветочный для школы. Я открываю глаза и пугаюсь смотрящего на меня кондуктора. Я уже прикладывал. По большим неровным стёклам проплывают вывески и как камушек прыгает раздвоившийся номер троллейбуса. Круги по воде. Я замечаю своё отражение и отвожу взгляд от собственных глаз. Дежавю. Гаражи и краны, промзона. Всё заснежено тьмой. Небо уселось на провода. Не пролезайте под стоящими вагонами, не залезайте на крыши вагонов. Следующая станция Обухово. В вагоне пусто, и дрожит что-то металлическое. Так пахла Барашкова Е. А. Я не знаю ни лица её, не возраста, но когда кто-то устало опускается в кровать и тупо, тупо утыкается в её плечо, кто-то, возможно, думает о театре, о бархатных подлокотниках лож, набитых парфюмом и пылью. Девочка уткнулась в подмышку своей бабушки, и непонятно, хохочет она или хнычет. Уступайте места пожилым беременным женщинам и инвалидам с детьми. Вагон накреняется, и уважаемые пассажиры ложатся друг на друга, закидывают подбородки на чужие плечи. Такса лает. Мигает пунктир пути. Во избежание травм держитесь за поручни. Наша безопасность в наших руках. Просим оставаться на своих местах с застёгнутыми ремнями безопасности. В окне брызжут огни, повторяясь, повторяясь, повторяясь, повторяясь, повторяясь. Они напоминают фонари вдоль дороги, а за ними ели и темнота, та-та та-та, та-та та-та, но это глупость, ведь я в метро. Мужчина отпустил своё лицо, и кожа медленно, занавесом сползла, подбородок на подбородок. Кто-то подпёр меня локтем. Напоминаем, что в соответствии с постановлением правительства Санкт-Петербурга от тринадцатого марта две тысячи двадцать первого года граждане обязаны соблюдать масочный режим. Если вы путешествуете с ребёнком, обеспечьте маской сначала себя, потом ребёнка. Чтобы воспользоваться бесплатным широкополосным доступом в глобальную сеть, отключите блютуз-соединение, переведите все электронные устройства. Фастен йо сит бэллтс. Тайтен зэ стрэп. Разместить ручную полке или под сиденьем в вертикальное положение откидной шторку иллюминатора. Временно выключим основное освещение, чтобы вы могли увидеть звёзды. Ю мэй юз йо индивидьюэль ридинг лайт. Дамы и господа, иже еси на небесех, приятного полёта.

--
Тома улетала домой. В подземном переходе мы кивали синим указателям и низким потолкам, а мальчик кричал и размахивал: дневник дневник правительственная газета санкт-петербурга дневник. Я улетел через неделю.