Вступление и перевод Марины Бородицкой («Иностранная литература» №1 2009 год)
Стихи Льюиса Кэрролла (кроме тех, что вошли в «Алису в Стране чудес» и «Алису в Зазеркалье») у нас не очень известны. Между тем знаменитый автор обеих «Алис» начинал в литературе как юмористический поэт. Мировая слава книг об Алисе затмила все остальное — даже остроумнейшую поэму «Охота на Снарка». Что уж говорить о стихах и тем более всевозможных стишках на случай, которых Кэрролл написал великое множество. А ведь по ним можно изучать эпоху, подробно и с наслаждением. Чего тут только нет: и репертуар театров, и перечень «захватанных» викторианскими поэтами приемов (передразниваемых в «PoetaFit…»), и приметы семейного и детского быта, и непременное посещение первой Всемирной промышленной выставки на территории лондонского Гайд-парка (куда не сразу удается попасть незадачливому Дамону и его верной Хлое)…
В большое собрание поэтических произведений Л. Кэрролла наряду с самыми известными стихотворениями и поэмами войдут и письма в стихах, и стихи из писем, и акростихи, и стихотворные загадки с пропущенными буквами — словом, целые россыпи поэтической «мелочи», забавной и драгоценной.
POETA FIT, NON NASCITUR*
— О, как бы мне поэтом стать?
Как убежать мне тленья?
Я чую, дедушка, в груди
Высокое стремленье!
Скажите лишь, с чего начать -
Начну без промедленья.
Старик с улыбкой на устах
Любуется юнцом:
Каков задор, каков размах,
И смотрит молодцом!
Без всяких там
Видна порода в нем.
— Ты, значит, вздумал сей же час
Заделаться поэтом?
Садись и слушай мой наказ,
Внимай моим советам!
Сперва усвой прием простой,
Сравнимый с винегретом:
Ты должен фразу написать,
Нарезать на слова
И как попало разбросать,
Перемешав сперва.
Порядок слов не важен тут,
И не нужна канва.
Чтоб впечатленье произвесть,
Как все твои собратья,
Учись писать с заглавных букв
Абстрактные понятья:
Добро и Совесть, Ум и Честь -
Все, словом, без изъятья.
При описаньях (затверди!)
Предметов и фигур
О них не прямо речь веди:
Намек иль каламбур
Тут будет к месту — взгляд не взгляд,
А мысленный прищур.
— Так я могу о пирогах
Мясных, для нас привычных,
Сказать: «То агнцев нежный прах
В узилищах пшеничных»?
— Ну что ж, отменный оборот,
Притом из лаконичных.
Затем эпитетов набор
Запомни и усвой:
Как соус редингский, они
Пойдут к еде любой.
Всех лучше — сирый, тайный, злой,
Безумный и младой.
— А взявши несколько, нельзя ль
В одну собрать их фразу:
«Безумец сирый, глядя вдаль,
Младую кушал зразу»?
— Нет, мальчик мой, остерегись
Их применять все сразу.
Они, как перец, остроту
Твореньям придают:
Стручок добавишь там и сям -
И слюнки потекут,
А переложишь — ад во рту,
Испорчен весь твой труд.
Теперь о технике письма:
Читательское стадо
Кормить излишней информа-
цией совсем не надо.
Куда ты гнешь, к чему ведешь -
Скрывай, как тайну вклада!
Имен, названий, точных дат
Упоминать не смей:
Пускай гадает невпопад
Пытливый книгочей.
В поэме должен быть туман -
Чем дальше, тем плотней.
Сначала выбери размер,
Не слишком утонченный,
Воды налей, не пожалей -
Сырой иль кипяченой, -
И заверши полет души
Строфой сенсационной.
— Сенсационной? Вот словцо
Из философских сфер!
Вы не могли бы разъяснить
Его значенье, сэр,
И к разъясненью приложить
Доступный мне пример?
Старик в окно, на сад и луг,
Взглянул без интереса:
Роса сверкала, солнца край
Виднелся
— В театр Адельфи, внук, ступай,
Там «Коллин Бон» есть пьеса,
И новая теория
В ней провозглашена:
Мол, Личность и История -
Песчинка и волна.
Коль это не сенсация -
То что тогда она?
Итак, дерзай, мой юный друг,
Ищи себя в работе…
— А там — в печать! — воскликнул внук. -
В зеленом переплете,
Формат in duodecimo[3],
С обрезом в позолоте.
И он вприпрыжку побежал
Взять перьев и чернил.
Довольным взглядом провожал
Парнишку старожил,
И лишь подумав про печать,
Вздохнул и приуныл.
МИСС ДЖОНС
Вы, горячие сердца, собирайтесь вкруг певца!
Эта горестная песня тронет старца и юнца.
Чтоб со мною вы скорбели о несчастной Арабелле,
Попрошу не расходиться и дослушать до конца.
Саймон Смит — высокий, стройный — малый был весьма достойный,
Но девицу Арабеллу червь сомненья вечно грыз,
Ведь ее не звал он Беллой, только Джонс и только Мисс.
Чуть она: «Мой Саймон, милый!» — враз глухим он притворится.
И сказала как-то Сьюзен, Арабеллина сестрица:
«То ли вежлив он сверх меры, то ли робостью томим, -
Если хочешь, кавалеру мы проверку учиним.
Напиши в записке краткой, что дела у нас в порядке,
Что простуда у тебя прошла совсем,
Что согласна ты умчаться, чтобы тайно с ним венчаться,
И что будешь у кожевни ровно в семь.
Нет, лучше в девять!»
Арабелла написала — и, заклеив, отослала –
и надела самый лучший свой наряд:
Серьги, брошку и браслетку, бусы, часики, лорнетку
и с брильянтами колечки все подряд,
Ведь мужчины страсть как падки до всего, что тешит взгляд!
Вот стоит она и ждет, придя на встречу роковую,
и сказал ей булочник: «Пора на боковую!»
И кожевник старый вышел глянуть, кто
Так гулко кашляет в ночи — и вынес ей пальто.
И, чихая, повторяла Арабелла:
«Милый Саймон, не спеши, хоть я совсем окоченела,
И день угас, и минул час назначенный давно, -
Я знаю, ты придешь! Я верю все равно!
О Саймон! Мой Саймон! Мой самый-самый Саймон,
Мой дорогой, любимый Саймон Смит!
Но вот часы на башне бьют, и на вокзале тоже бьют,
на почте и на площади — все бьют двенадцать раз!
О Саймон! Как поздно! Нет, правда, нет, серьезно -
Пускай меня колотит дрожь, я верю, утром ты придешь,
ведь ты ко мне придешь?
Тогда в карете золотой мы в
И верный Саймон… боже мой, ну что за имя — Саймон!
Вульгарно, пошло, просто стыд, я буду миссис Саймон Смит,
Но нет, меня он пощадит и согласится, например,
взять имя Клэр…»
Так сидела Арабелла и вздыхала то и дело
На сыром, холодном камне и ужасно оробела, когда кто-то,
незнакомый ей совсем,
Вдруг промолвил: «Добрый вечер, мэм!
И не страшно вам одной? Бродят воры в час ночной…
Это что у вас, браслетик? Вероятно, золотой!
А колечки? Разрешите… и напрасно вы кричите,
Потому что полицейский завершил уже обход
И чаёк на кухне пьет». -
«Стой! Держите негодяя! -
Завопила Арабелла, руки к небу воздевая, -
О, когда решилась я осчастливить Смита, разве знала я,
что стану жертвою бандита?
О мой Саймон, как ты мог поступить так гадко,
И зачем сидят с кухарками блюстители порядка!»
И вопль ее в ночную тьму летел шагов на двести: «Ну почему,
ну почему их вечно нет на месте?!»
ДАМОНУ — ОТ ХЛОИ
(понимающей его с полуслова)
Помнишь, следом за мной в магазин овощной
Ты зашел и сказал мне, бедняжка,
Что дурна я лицом и спесива притом,
Сам же, знаю, подумал: милашка!
Покупая муку (я ведь славно пеку)
Для шарлотки и сало свиное, -
Помнишь, взяв кошелек, яблок полный кулек
Поручила держать тебе Хлоя?
Не забудь, как потом ты запрыгнул с кульком
Прямо в омнибус, я же осталась:
Не рассеянность, нет, пожалел на билет
Ты три пенса мне — сущую малость!
Помнишь, как удалась мне шарлотка в тот раз,
Как считал ты минуты до чаю?
Ты сказал, что она сыровата, пресна, -
Это шутка была, я же знаю!
Вспомни, как пригласил нас на Выставку Билл,
Где штуковины всякого рода.
Ты сказал, что пойдем мы кратчайшим путем -
Два часа он прождал нас у входа.
Этот путь был кружной, миль двенадцать длиной,
В павильон нас уже не впустили,
И приятель твой Билл над тобой же трунил,
А тебе хоть бы что, простофиле!
Тут, уняв свою прыть, ты спросил, как нам быть,
Я сказала: «Домой, и скорее!»
Ты, как верный мой паж, оплатил экипаж.
(И не взял даже сдачи с гинеи!)
Но припомни, Дамон, как ты был удивлен,
Что затеяла этак мудрить я:
Ехать нынче домой, а с утра в павильон
(Ты бы ждал там всю ночь до открытья).
Или вспомни загадку, которую Джон
Повторил тебе, милый, раз десять:
«Если кто-то
То за что его нужно повесить?»
Ты ко мне со всех ног прибежал, дурачок,
Угадав, что помочь я сумею.
Ну-ка, вспомни, Дамон, как ты был потрясен,
Когда я отвечала: «За шею!»
Ты, Дамон, тугодум, слабо развит твой ум,
Все смеются вокруг над тобою,
Хоть собой ты хорош — что с такого возьмешь?
Соглашайся-ка лучше на Хлою.
Только Хлоя тебя так сумеет, любя,
Защитить и понять с полуслова!
Ты же сам без меня не протянешь и дня…
Может, все повторить тебе снова?
ТРИ ДЕВИЦЫ
К мисс Мэри Уотсон
Три девицы (их мог бы назвать я,
Но не стану) сидели рядком
И на пяльцы свои, и на платья
Лили слезы тайком.
Пальцы мерзли, кололась иголка,
Разноцветные нитки рвались -
От шитья не предвиделось толка,
Только слезы лились.
«Мама, мамочка, — плакали дети, -
Зимы в Гилфорде — просто беда!
Есть же теплые страны на свете?
Увези нас туда!»
Мать сказала: «Терпение, дочки!
Летом солнце пригреет сады,
Собирать вы пойдете цветочки
И бродить у воды».
«О, скорей бы уж, — всхлипнула Мэри, -
Приезжал господин сочини-
тель историй и прочих материй
Коротать с нами дни!»
(Дочь имела в виду джентльмена,
Что на поезде издалека
Ездил к ним, но она неизменно
С ним бывала дерзка.)
«А пока что оставьте уловки
И учитесь, — продолжила мать, -
Ведь должна же три детских головки
Чем-то я занимать!
Вы, однако ж, сегодня устали,
Да и ужина час подошел…
Вот что, крошки: забудьте печали -
И скорее за стол!»
ТРЕМ ДЕВОЧКАМ ИЗ ПОЕЗДА, ОТ АВТОРА
Трем мисс Друри
Три девочки, уставшие от тряски,
Три пары ушек, слушающих сказки,
Три поднятых руки — в надежде сладкой
С ужасно трудной справиться загадкой,
Три пары глаз, взирающих на чудо:
На трое ножниц маленьких — откуда?!
Три ротика, благодарящих друга,
Что книжечку прислал им для досуга…
Но будут ли всё это вспоминать
Недельки через три они? Как знать!
* Поэтами становятся, а не рождаются (лат.). Ироническая вариация известного изречения Цицерона: «Oratoresfiunt, poetaenascuntur» — «Ораторами становятся, поэтами рождаются».
