Переводы Натальи Мавлевич и Натальи Шаховской

Лилиан Вутерс

Что ты оставил…

Что на земле оставил ты, Улисс?

Лишь песнь слепца, что в детстве мы испили.

Улисс! И Ганнибал, и Цезарь, или

Другой. Дела их — длинный путь,

которым — оглянись! -

Катит трамвай. Но не Желанье, а Забвенье,

Nebel und Nacht. Что славы гул?

Туман и ночь. Клубится время.

Пронзает холод. Ветер сдул

Мой белый цвет. Улисс ли, Цезарь, царь, царица…

Все было и прошло (все, как сказал мудрец, течет),

Все было, все течет, стирается, струится.

Так что же на земле, Улисс

(Или Дюпон), оставил ты? Былых времен

Туман и прошлогодний снег. Что блеск имен?

Исчезли шрамы, расплылись

Черты Улисса (иль Дюрана). Волос фиалковую прядь

Сапфо оставила, а девственница Жанна -

Пригоршню пепла. Не пора ль унять

Бесплодные раздумья, Лилиана?

О да. Но всем — и мне! — одни предписаны законы,

Гляжу и вижу: скоро, близок брег!

И побреду, как Цезари, Улиссы и Дюпоны,

Искать понуро прошлогодний снег.

Переходное состояние

Дойдешь до края пустоты,

До одиночества без дна и без предела,

Ни крова, ни огня, ни друга. Нищеты

Отверстый зев. Твердь бытия зыбка,

а время затвердело:

Былое — мертвый склон, грядущее — скала,

И так узка тропа. По ней — вперед и ввысь,

во что бы то ни стало.

За шагом шаг, не оступись. А станет тяжела

Дорога — отдохни, прильни к земле устало.

Где юности луга, привольный дол в цветах -

Их нет. Мир выцвел. Дни — постылые вериги.

Дойдешь до пепелища — черный прах

Узришь. И выпадут из рук и меч, и книги.

Руины и обрыв, но полно — торопись,

Осколки брось, уныние забудь -

За шагом шаг, смотри — не оступись.

Срок на исходе. Крут последний путь.

Остался только миг, остался только шаг,

Дойдешь до острия, до высшей точки,

До сути, до себя; гляди: ты слаб и наг,

В прозрачных жилах кровь, и мозг -

в непрочной оболочке.

Ты уязвим, ничтожен — погляди…

Но все ж не отрекись — и да воскреснешь снова.

В который раз — дыханье обрети;

В доспехах наготы, пока цела основа,

Оборванную нить, тончайший нерв найди.

Не отступись, иди!

Перевод Натальи Мавлевич

Андре Бальтазар

Салат

Картошка

Из земли.

Корень и выросты.

Формы существования этой затворницы: пузатые

окатыши, кремневые вспучивания, а также в

некоторых случаях причуды имбиря.

Внутри, в укромном тепле кожуры, крахмальные

грезы, грезы о белых дюнах, готовых растаять на

примолкших языках.

Спаржа

Прыжок на месте за счет толчка снизу.

Она проклевывается прямо на глазах из своей

сахарно-рассыпчатой лунки земли, пронзая тень

бледным рыльцем, чуть фиолетовым.

Вуалетка аспарагуса — ее фиговый листок, но

виноградный (мифологический напальчник

нежных мраморов) пришелся бы ей в самый раз.

Свекла

Воспринимается как этакая дура-Фекла, лишенная

всякой привлекательности толстуха без шеи и талии,

с маленьким хвостиком — это она-то, чья обильная

крепкая плоть цвета розы, столь нежной, что она

могла бы из–под земли напитать ароматом солнце.

Сваренная до красноты за несколько часов

медленного кипения, сопровождаемого запахами

гончарной глины, она лезет вон из кожи и дает

изрезать себя на куски, чтоб, умастившись маслом

и уксусом, покрасоваться россыпью маков на поле

из кукурузных зерен.

На тарелках оставляет кровавые мазки.

Тимьян

В садоводстве — куст, в кулинарии — веточки.

Тимьян или чабрец, смотря по расположению звезд.

Стебли сухие и ломкие, как спички, только погрубее

и пошероховатее, крученые, как миниатюрные

стволы олив, одетые множеством листочков,

которые быстро раструшиваются в пыль,

забивающуюся по сусекам.

Во время цветения покрывается пчелами, чей мед

будет пахнуть пряным соусом.

Вызывает также повышенный интерес у котов-

ботаников, любителей пускать струю в воздух.

Лавр

Из–за листа не видно дерева — это про него.

Вильям Клифф

Баллада о юношах былых времен

о где теперь Алкивиад, когда-то

Платона чаровавший, и Сократа,

и целый ряд философов других?

и где красавец этой же породы,

о ком поведал нам Шекспиров стих?

где Бонаротти юные модели,

чьи столь его прельщавшие тела

ваял он в рабских позах неспроста?

все эти чудо-отроки — ужели

одно лишь лето их краса цвела?

где ныне богоравный Антиной,

с кем, воссоздав эпоху Адриана,

нас заново знакомит Юрсенар?

великий Нил во цвете лет забрал

того, кто, вечной младости взыскуя,

арканам смерти бросить вызов смел

оплакивали все его удел,

а безутешный Адриан статуи

заказывал, чтобы хоть в них жила

краса, что лето лишь одно цвела

где мальчики эпохи Ренессанса,

чьи бедра так обтягивало три-

ко? где пажи пленительные, при

чьем виде таял Генрих номер Три?

узреть миньонов этих есть ли шансы?

Боюсь, что нет, ведь нежную их плоть

обратно с глиною смешал Господь,

и сколь судьба к ним ни была щедра -

одно лишь лето их краса цвела

о вы, прелестники былых эпох,

дойдет ли к вам из нашей скорбный вздох

того, кто скоро сгинет в той же яме,

где вы пропали, съедены червями,

чья тоже, какова бы ни была,

одно лишь лето красота цвела?

Вернер Ламберси

* * *

Все что есть опирается на

то что рухнет

так берега больше нет

для моста и ковчега

когда воды

пускаются в пляску бури

а еще на соблазн

в необъятное возвратиться

пологим склоном

обрывающимся в пустоту

Ги Гоффетт

Две вариации на тему одной посадки в трамвай

I

Cидящий позади, спиной к движенью, дым

пуская в ясный день, он живо обернулся

на незнакомку, что вскочить решилась на ходу

в трамвай, одной рукой поддернув юбку и

мелькнув округлой стройной ножкой в черном

тугом чулке. Он все увидел, все

прочувствовал, постиг: уклейки быстрый проблеск

в стремнине, самый первый вкус

украденного яблока и свист

хлестнувшей в воздухе орешниковой ветки -

за миг, когда она спиною детской оземь

едва не грянулась; а стал живописать

ее гогочущим друзьям — и ничего:

ни прелести, ни всплеска жизни, только

слова, как сальные бумажки на лугу,

где празднику конец, ложится тень и сердце стынет.

II

Кондуктор номера 559 увидал

лишь риск паденья, и рука его метнулась

схватить добычу, отражение презрев -

но поздно. Дерзкая стоит уж на подножке,

легонько чиркая носком другой ноги

о быстро убегающую землю.

Довольно, чтобы, перед тем как отвернуться,

попутчик охватить успел одной чертой

весь абрис от чулка до нежного затылка.

И пусть он так и не увидел мелового

лица, расширившихся глаз, вишневых губ -

зато унес он то, что долго еще биться

заставит кровь вещей,

как сердце в стенах мертвых комнат:

испуг внезапно смятой розы, прах

всех обещаний, что под спудом время

хранит, и то, как смерть

пройдет вплотную — и не обернется.

Ив Намюр

* * *

Что есть свет,

Как не узенький мостик

Между

Камнем вообще

И совокупностью имен, что носит камень

В своем центре тяжести,

Между

Наименованиями камня

И безымянностью, которая есть камень.

Таков же, может быть, и свет всего на свете -

Тот узкий мостик,

Тот еле различимый зыбкий мостик

Между вещами

И сутью вещей.

Беатрис Либер

Праздничное угощение

В кухне

на заставленном снедью столе

узнаёшь ты индейку,

что распускала хвост по весне,

смакуешь вприглядку

пироги и паштет,

пышки и плюшки,

желе и суфле.

Апельсин ласкаешь взглядом и грушу,

орех и каштан

в пропеченной всем летом теплой еще скорлупе.

И пока не видят, спешишь утащить

Самый дух, тайный мед радостей этих земных.

Филипп Лекеш

Духовная битва

Поэзия, и бьюсь, и бился за тебя я,

Но был тем воином, что племя предает.

Я, труп-лунатик, богохульный рифмоплет,

Швырял заветный клад христопродавцев стае.

Среди людей я жил как зомби, и, не зная

Покоя, летом, и зимой, и круглый год

Искал лишь юных тел, бессонный поиск тот

В угаре мерзости своей за жизнь считая.

Я бился плохо, да, я выдохся, разбит,

Глаза, как студень, и лишь нагота мне щит,

В лицо же скалятся и праведник, и бездарь…

И вот я, пугалом с прорехою в боку,

Покорен ветру слов, треплюсь в ночи беззвездной.

Но с кем я бился — так понять и не могу.

Карел Ложист

* * *

Он жил так, чтобы никогда никому не быть в тягость.

Младенцем он пищал лишь тогда, когда был уверен,

что его не могут услышать.

Ребенком он избегал игр, где существовал риск

самоутвердиться за счет товарища. Став взрослым,

взял за правило не вожделеть ни одну женщину,

опасаясь, как бы та или вот эта не оказалась чьей-то

невестой.

Много позже, уже глубоким стариком, он не

позволял себе умереть, боясь создать проблемы

для окружающих.

Я вам пришел сказать…

(Стихотворение, составленное из александрин,

попадавшихся при чтении романов о Мегрэ летом

2007)

— Я вам пришел сказать, что это был ваш сын.

Он так бухгалтером, по сути, и остался…

— Но как же так… мой сын… такой хороший мальчик…

— Кто вас в Норвегию отправил и зачем?

Он настороженно косился на Мегрэ:

— Ну… я уже давно мечтал туда поехать.

— Понятно. А теперь решились наконец.

Мегрэ прикрыл глаза. Медлительный и грузный,

Он взвешивал в уме очередной вопрос.

— Вы говорили с ним о вашем квартиранте -

Об этом игроке, который влез в долги?

Он заходил в тупик и начинал с начала.

— Что ж, на сегодня все. Сейчас я жду звонка:

Возможно, что Люка мне что-то сообщит.

Вас вызовут, когда возникнут к вам вопросы.

Из–за тумана все казалось нереальным.

Серж Делэв

* * *

Был я собой

а хотел чего-то еще

угол где я квартирую

так и остался пуст

решено: в будущей жизни

попытаю счастья в карьере

футбольной звезды

Знаменит на весь мир

дома я сбросив бутсы

наслаждаться буду стихами

читая их вслух

над личным бассейном

и нет-нет подумаю вдруг:

может стать самому поэтом

чем век свой тупо

пинать пузырь

но на такую мысль

в ответ мне очевидность

кожаный свой мяч

отфутболит в лоб

так чтоб загудело:

По усам течет

в рот не попадает

Отто Ганц

* * *

И скажут тебе

смотри вот поэма

ты в ней прочтешь едва ли треть

а ведь она твое творенье

Тобой

питается то, что носишь в себе

то улетает

когда ты пуст

подобной же судьбе

обрекают осы

гусеницу в которой

зреют их яйца

точь-в-точь как в душе

понятье о Боге

Паскаль Леклерк

Стихи к моему яблочку

я бы

яблочка съел — слышу: — ой!

что за фрукт ты такой?

или сердца у тебя нету?

— нету даже сердцевины

есть резцы-молодцы

клыки-крюки

коренные-жернова -

пропала твоя голова!

лежит яблочко в траве

и бухтит под нос себе:

— ну вот!

что за компот!

я совсем раскисло

кумпол всмятку

бок прокушен

не хватало теперь

чтобы всякий там червь

лез мне в душу!

— чье ты, яблочко, откуда?

— я от яблоневой ветви

ну, а ты?

— ну, а я от обезьяны,

не от человетви!

Узнавание

Пес глянул мне в лицо -

И я увидел вдруг,

Что это бывший человек.

Какой-то человек

Былых времен, не верящий глазам,

Твердящий про себя: “Да, это он!” -

Узнав во мне того, кем я когда-то был -

Давно, совсем давно, когда меня

И не было еще.

Перевод Натальи Шаховской

# ї Luneau-Ascot, 1983

ї Le Cherсhe midi, 2002

ї Le Taillis Pré; Le Noroît, 2007

ї Ministère de la Communauté française, 2004

ї Ministère de la Communauté française, 2008

ї Наталья Мавлевич. Перевод, 2011

ї Наталья Шаховская. Перевод, 2011