Алексей Арбузов написал пьесу “Таня” в 1938 году, затем в 1947 году сделал ее второй вариант. Именно в редакции 1947 года года она и дошла до настоящего времени. И именно в таком варианте и взялся за нее Константин Богомолов, открыв “Таней” отремонтированный Театр на Малой Бронной.

Известно, что роль Тани Арбузов писал для конкретной актрисы — Марии Бабановой. Актрисы, чья Таня запомнилась звонким голосом и приподнятой подачей текста. До сих пор можно легко найти и послушать аудиоверсию спектакля Андрея Лобанова 1940-х годов. Еще можно легко найти и посмотреть фильм Анатолия Эфроса 1974 года, где Таню играла Ольга Яковлева. Тоже звонко и как-то наивно по-детски, но вместе с тем с тихой трагедийностью и обреченностью, которые у Бабановой заслоняла бравурность 1930-х годов. В 2003 году в РАМТе вышел спектакль Александра Пономарева с Дарьей Семеновой в главной роли, хрупкой, нежной, игрушечной и какой-то восторженной. Этих трех примеров вполне достаточно, чтобы понять, как играли Таню в тех немногих постановках, которые еще возможно увидеть в записи.

И вот за “Таню” взялся Константин Богомолов. Представить, что его Таня будет наивной и романтичной девчонкой, невозможно: слишком сильно это отличается от обычной манеры игры богомоловских актеров — чаще невыразительной, сухой, безэмоциональной, скучающей. И в “Тане” Богомолова действительно нет советской приподнятости и живости. Вместе с тем здесь и нет приемов, которыми часто пользуется Богомолов: нагромождения текста дополнительными текстами, ярко выраженной провокации и издевки над автором, жестокого глума, заигрывания со зрителями, кабареточности, игры с полами и возрастами героев. Можно даже сказать, что богомоловская “Таня” — это негромкий и сдержанный спектакль. Режиссер работает только с пьесой Арбузова, максимально чистит текст, отрезает побочные линии, выкидывает персонажей и целые сцены, оставляет только самую суть — историю женщины, которая слишком сильно любила. Единственное, что добавляет Богомолов к тексту пьесы — это авторские ремарки, выводимые в титрах.

Действие арбузовской пьесы происходит в конце 1930-х годов, когда в стране наблюдается подъем науки и образования, идет освоение Севера, женщины активно овладевают мужскими профессиями, а наибольшим уважением пользуются люди технических специальностей. Арбузов писал о своих современниках, поэтому и советская действительность у него представлена очень ярко: как с положительной стороны, так и с отрицательной. Наравне с самоотверженностью и смелостью в героях Арбузова заметна узость восприятия жизни, нежелание принимать то, что не соответствует норме.

Отличность Тани, которая не стремится получать профессию и действовать так, как принято, побуждает других людей осуждать и учить ее. Взять хотя бы придирки к ней ее мужа Германа, успешного инженера, во многом обязанном своим успехом Тане — именно она рисовала все его чертежи. Далеко не факт, что работающая жена носилась бы с его идеями так, как делала это Таня. Показателен фрагмент из спектакля с участием Марии Бабановой, когда Игнатов (Александр Ханов) прямо говорит Тане, что она выглядит сильно виноватой в чем-то. Видимо, как раз-таки в этой невозможности жить так, как живут другие.

Богомолов очень тщательно вычищает текст и, убирая из него целые куски, избавляется вместе с тем от типичных советских характеров. Над его героями не довлеет советское воспитание с его идеями и ценностями, они скорее отражают современность с ее зацикленностью на себе и своих чувствах. Например, если бы Герман не разрабатывал драгу, а создавал новые модели юбок, это, скорее всего, не изменило бы спектакль. Просто Таня делала бы другие чертежи.

В целом же на принадлежность пьесы к советскому времени указывают только декорации и костюмы актеров (работа художницы Ларисы Ломакиной). Вычищенный текст, аскетично умещающийся в полтора часа, поддерживается такой же аскетичной сценографией: на сцене только пианино, диван, который на протяжении спектакля меняет цвет от светло-бежевого до розового благодаря освещению (художник по свету Иван Виноградов), рыжий обеденный стол со стульями, буфет и клетка для ворона. На заднике и по бокам сцены — экраны, на которые транслируются крупные планы. При этом трансляция черно-белая в духе 1930-х годов. В сибирской части к мебели на сцене прибавляется только печка-буржуйка.

В спектакле Богомолова остаются только главные герои и несколько второстепенных. Остальных он убирает или, как в сцене застолья в квартире Германа и Тани, заменяет их манекенами.

Таня у Богомолова не восторженная и наивная девочка. Таня — спокойная, немного лукавая и уверенная в себе женщина. 25-летняя Анна Патокина выглядит очень органично в роли Тани и по возрасту (она ровесница арбузовской Тани), и по внешности: Патокина хрупкая, невысокая, особенно по сравнению с Игнатовым (Дмитрием Куличковым). Смотря на Таню Патокиной, начинаешь осознавать, насколько тяжело было вот такой вот юной Тане сначала понять, что муж ее больше не любит, потом пережить смерть сына, а после бороться со своими страхами в тайге. В одной из финальных сцен перед метелью, когда Таня винит себя в том, что не смогла помочь больной, она сидит, поджав ноги в углу дивана — маленькая, беззащитная, уязвимая — и ее действительно становится очень жалко. Богомоловская Таня ни в коем случае не дурачок, не ребенок на фоне остальных героев спектакля. Она просто женщина, которая решила, что ей больше хочется заботиться о муже, чем строить карьеру. Сейчас подобным выбором уже никого не удивишь.

Больше вопросов вызывает фигура Германа, которого играет Даниил Чуп. Чуп ровесник своему герою, ему тоже 28 лет. Если обратиться к “Тане” Эфроса, то можно вспомнить, что Валентину Гафту, исполняющему роль Германа, на момент съемок было 39 лет. Видимо, вот почему он выглядел в фильме таким взрослым, спокойным и рассудительным — этому как раз соответствовал его возраст. А Даниил Чуп выглядит на свои 28 лет — он мальчишка, эгоистичный и нервный. На этом фоне Таня кажется старше и мудрее своего мужа. А ее шуточная фраза о том, что ее ребенок — это Герман, не кажется такой уж шуткой. Очевидно, что Богомолов специально выбрал на роль Германа Даниила Чупа, которому больше подходит роль молодого мужа-сына Александры Ребенок в “Дяде Леве”, чем главы семьи в “Тане”. Наверное, именно поэтому в спектакле Герман не выдумывает ложь про работу в годовщину знакомства с женой, а честно отпрашивается на встречу с другом. Словно сынок у мамы.

Но также стоит задуматься и над тем, что в арбузовском тексте Герман хочет пойти в цирк, а не в театр на “Евгения Онегина”. И влюбляется Герман в ударницу Шаманову, которая сильно старше его и которая явно будет главой семьи, если учесть, как она приструнивает Германа. Возникает мысль, что идею Арбузова о Германе-мальчишке просто испортили режиссеры, выбирая на его роли мужественных взрослых мужчин, а сейчас Богомолов вернул Герману его истинный облик. От этого вся ситуация выглядит еще трагичнее: когда Таня просто влюбляется в эгоистичного и неблагодарного, пусть и талантливого мальчишку и никак не может его отпустить.

Марию Шаманову в спектакле играет Василиса Перелыгина — 26-летняя актриса с очень низким голосом. Только по этому голосу можно было бы понять, что она Шаманова. Перелыгина играет Шаманову серьезной, строгой и печальной, выглядящей гораздо старше возраста актрисы. Смотря на нее, действительно можно поверить, что она ровесница Игнатова. Богомоловская Шаманова не гадкая разлучница, она женщина, которая искренне хочет понять Таню и которой искренне жаль, что все вышло так, как вышло. Шаманова и Таня похожи. Можно даже предположить, что Таня повторяет судьбу Шамановой, которая тоже потеряла любимого человека, тоже нашла новый смысл жизни в работе и тоже в конце концов обрела семейное счастье, когда стала полезным членом общества. Но только если Шаманова уступила любимого мужчину смерти, то Таня уступила его другой женщине, с которой он мог стать счастливее, чем был с ней.

Вообще слово “счастье” в пьесе Арбузова определяющее, задающее ей тон. Все ищут его. Вопрос только, в чем. Слово “счастье” употребляется в пьесе редко и всегда связано с человеческими отношениями. Например, Таня говорит о счастье в начале пьесы в привязке к своей любви к Герману, упоминая счастливый день их годовщины и счастливые дни, когда они вместе готовили чертежи драги: “Он был свидетелем самых счастливых наших дней… Бессонные ночи, бутерброды с колбасой, чертежи и надежды!” Герман использует слово “счастье”, когда объясняется в своих чувствах к Шамановой: “Значит, по-вашему, я должен отказаться от счастья, потому что…”, а потом — говоря о своем сыне: “Знаешь, иметь сына — это такое счастье!” Игнатов, отвечая на вопрос о счастье в конце пьесы, очень однозначно говорит о своей любви к Тане: “Что такое истинное счастье, я узнал только неделю назад, когда… отведал вашего соуса к винегрету”. Получается, что слово “счастье” выступает синонимом любви. Таким образом, и счастье герои пьесы ищут в любви. В любви, а не в работе, не в перевыполненных планах, не в жертвах ради Родины.

Это подтверждают слова Тани и Шамановой о своей работе. Вот фраза Тани после того, как она потеряла Германа: “Важно, что я чувствую себя здесь полезной. Остальное несущественно. Только работа может принести человеку истинное счастье. Все прочее — выдумка, ложь!” А вот что говорит Шамановой до того, как она Германа обрела: “Такая жизнь — очень трудная штука, даже если работу любишь крепче всего… Впрочем… все образуется, верно? Если живешь по-настоящему, то завтрашний день всегда лучше вчерашнего”. Очень похожие и очень горькие слова. Слова женщин, которые совсем не выглядят счастливыми.

Богомолов очень точно работает с текстом Арбузова и оставляет в спектакле все эти реплики героев о счастье, хотя никакого счастья на сцене не видно. Вообще, если обратиться к творчеству Богомолова, то его работы и слово “счастье” практически несовместимы. Герои Богомолова несчастны по определению, все, что с ними происходит, делает их еще несчастнее. Они мучаются от несправедливой жизни, скучают, хандрят, имеют все и не находят в этом никакой радости, или же их делают глубоко несчастными другие люди.

Арбузов, в отличие от Богомолова, видимо, верил в возможность счастья для своих героев. Но не просто в счастье, которое дано тебе по праву рождения, а счастье, которое ты должен заслужить. “Ведь счастье — оно только сильному по плечу”, — говорит Алексей Игнатов, своеобразный резонер в пьесе. А что делает человека сильным, если следовать мысли Арбузова? Страдания и труд, если тоже судить по пьесе. Это ярко показано не только на примере Тани, но и в случае с Шамановой.

Кажется, что с этой фразой про счастье сильного больше всего спорит Богомолов. Да, его Таня повзрослела, прошла через тяжелейшие испытания, но не сломалась, не стала злой и циничной. Она обрела силу и смелость, но никакого счастья ей не привалило. Из арбузовского текста можно при желании вычитать, что Таня так и не полюбила Игнатова, что она так и продолжает любить своего бывшего мужа. Богомолов хватается за эту зацепку и показывает на сцене невозможность совместного счастья Тани и Игнатова. Герои слишком далеки друг от друга как в переносном, так и в прямом смысле: когда Таня говорит про “удивительное чувство свободы, словно не прожит еще ни один день жизни и только юность кончилась”, про то, что их следы с Игнатовым заметет снег, она сидит на одном крае сцены, а Игнатов стоит на другом.

Дальнейшая сцена, когда Таня в одиночестве читает стих, который транслируется на заднике, не оставляет сомнения, что никакого счастья Таня даже и не ждет. Этот стих сочинил сам Богомолов, и этот стих очень помогает в понимании богомоловской “Тани”:

Мы идем и снег идет

Провожает нас со мной

Снег домой…

Мы идем и снег за нами –

Привязался, пес бездомный,

Мы теперь идем втроем

Снег — и мы со мной вдвоем…

Через мертвые луга

На другие берега

Там бездомный пес растает

Он пока о том не знает

Мы останемся вдвоем

Мы со мной теперь живем.

Все становится еще яснее, если учесть, что Богомолов дает в спектакле не весь стих, а только его отрывок. Начинается же стих вот с такой строчки: “На расставание с женами”. Получается, что “Таня” Богомолова — не о том и не про то, как наивная девчонка стала сильной женщиной, прошла через испытания и обрела награду. “Таня” Богомолова — это о том, что не все потери возможно пережить и забыть. Это о боли расставания, которая не отпускает, которая продолжает точить и которую не может занести никакой снег.

Снег, между прочим, идет на сцене весь спектакль. То на боковых вертикальных экранах по краям сцены, то на центральном экране, то по-настоящему — искусственными хлопьями падая на головы героев. Когда снег не идет, он течет дождем. Но в любом случае он на сцене. Как пьеса Арбузова по преимуществу зимняя, так и спектакль Богомолова тоже зимний, снежный. Таня же — это девочка-снегурочка, которая живет в снегу и для которой снег, если ориентироваться на Арбузова, — это благо и счастье. Не зря она вспоминает, как мама играла на пианино, и весь Краснодар был белый-белый, не просто так зрители видят Таню первый раз в тот момент, когда она возвращается с лыжной прогулки и еще верит в свою любовь с Германом, да и совместное счастье с Игнатовым Таня рисует на фоне снега: “снег заметет наши следы” и тому подобное.

Но у Богомолова все не так однозначно. Если вернуться к мысли о том, что счастья у героини нет и не будет, то снег у него — это что-то близкое не к деятельному счастью, а к замерзшему горю, к безвременью, к смерти, а не к жизни. Замерзшую и застывшую Таню зритель видит довольно рано — буквально в одной из первых сцен, когда в годовщину их знакомства Герман покидает Таню ради встречи с другом. Тогда она садится и буквально застывает как манекен. Пока Таня сидит и смотрит в одну точку, Дуся успевает сходить в кино — несколько неподвижных часов Тани схлопываются в пару минут на сцене.

В спектакле в целом очень много моментов, когда Таня просто недвижимо стоит. Также можно заметить, что видеотрансляция на заднике сцены тоже периодически застывает. И это явно не проблемы с камерами, а вполне целенаправленный ход режиссера. Неподвижность подчеркивается и сценой, когда Таня узнает о том, что муж ее не любит — за столом сидят неподвижные манекены-гости, вороненок, которого выпускают в тот же день, — это просто черный тяжелый шар, с грохотом падающий на сцену. Никаким свободным полетом здесь и не пахнет, только тяжелым несчастьем.

Если посмотреть, во что одеты герои, то можно заметить, что на сцене холодно. Пальто в мае, кофты с мехом, теплые свитера. Ноябрь холодный, май холодный. Просто очень холодно. Герои мерзнут и кутаются в теплую одежду, даже манекенов в мае одели в вязаную жилетку и в пиджак. Стоит учесть, что нет ни одной сцены на улице, все действие происходит только в помещениях. Таня самая закаленная на фоне всех остальных. Когда в мае Дуся ходит в шубе, Таня разгуливает в легком платье. Когда Шаманова сидит в пальто в доме, Тане достаточно свитера. При этом в самой первой сцене, где Таня еще верила в свое совместное счастье с Германом, на ней очень легкая блузка и юбка, а на Германе — рубашка. Складывается ощущение, что Таня не мерзнет, потому что она уже совсем замерзла, она настолько застыла, что уже не чувствует холода. Как снегу все равно, что на улице идет снег, так и Тане, что температура понизилась.

Но снег может растаять от жаркого солнца, как и ребенок Тани Юрик. Богомолов прямо и выводит титры: “растаял ребенок, как снег, от жаркого солнца”. “Там бездомный пес растает”, — фраза из стихотворения Богомолова. Пес или ребенок — какая разница, если итог один. А в мае, когда Таня ушла от Германа, было “тепло и тревожно” (другие титры). Но Таня не растаяла, она просто утекла от Германа в другую жизнь, горькую и тяжелую.

Если опять обратиться к пьесе Арбузова, можно заметить, что в ней очень много музыки: от классической до народной. Например, “Шотландская песня” Бетховена, полька, “Песенка Миньоны”. В спектакле эта музыкальность сохраняется (саунд-дизайнер Валерий Васюков). Здесь можно услышать не только музыку, которую упоминает Арбузов, но и другую, которая раскрывает основную идею спектакля о невозможности обрести счастье и забыть потерю.

Например, Шаманова с Михеем танцует в квартире Германа и Тани под песню Георгия Виноградова “Счастливая звезда”:

Настоящей радостной весною

Стала нашей юности весна!

Слова, которые знаменуют скорое счастье Шамановой и близкое горе Тани, а еще предвосхищают речь Тани о новой юности в конце спектакля. При желании в этой песне можно найти и идею о том, что весна для снегурочки Тани скорее губительна, чем плодотворна. Что и подтверждается в спектакле, если учесть, что все самые тяжелые события для Тани происходят в теплое время года.

А взять хотя бы “Песню Миньоны”. В ней есть такие строчки:

Знаешь ты гору, где высится облачный мост?

Там ищет дорогу в тумане блуждающий пес…

Вот и опять мотив пса, который есть и в стихе Богомолова. Можно предположить, что и Таня — это тоже такая же бездомная собака, которая зачем-то еще хранит верность своему бывшему хозяину.

А еще есть песня The Beatles “Yesterday”, которая играет после того, как Таня расстается с Германом. Песня о потерянной любви, о вчерашнем счастливом дне и женщине, которая ушла. Ну чем не краткий пересказ “Тани”. В целом же музыка в спектакле практически не утихает, она играет постоянно, тихо, громко, разборчиво или же еле слышно. Но она всегда на сцене, как в московской, так и в сибирской части.

Интересно, что сибирскую часть “Тани” Богомолов кромсает еще сильнее, чем московскую, выкидывает и Васина, и Чапаева со всей его драмкомпанией. Нет в спектакле и сцены, когда Таню приносят бездыханную на прииск. По сюжету спектакля она проходит через метель, но метель не причиняет ей никакого вреда. Видимо, замороженной Тане метель просто не страшна. Как не страшны ни волки, ни медведи, о чем и говорят титры. Страшно только снова не успеть.

Успеть куда? Спасти ребенка, чужого ребенка, который оказывается сыном Шамановой и Германа. То, что Таня предстает перед Шамановой не в полудохлом состоянии, а твердо стоящей на двух ногах, подчеркивает истинный подвиг Тани. Ведь вылечить сына бывшего мужа, придумать историю о причине своего ухода, скрыть от Германа их умершего ребенка — явно гораздо сложнее, чем идти на лыжах в метель. Подвиг и сила Тани заключаются не в том, что она преодолела метель, а в том, что она не сделала больно человеку, который причинил боль ей.

Таня приезжает в Сибирь в надежде встретить Германа, и встреча с Германом оказывается самым сложным испытанием для Тани. Можно даже сказать, что это то испытание, оправиться от которого Таня уже не сможет. Надеяться все это время на то, что счастье снова может вернуться к тебе, а потом услышать, как твой любимый человек говорит о счастье, к тебе не имеющем никакого отношения. Это очень больно. Это убивает. Как солнце, от которого тает ребенок, как механизм по оттаиванию мерзлых грунтов, над которым работает Герман. Только искусственный снег не тает, потому что он фальшивый, как и слова Тани о том, как она, попрощавшись с бывшим мужем, ощутила новую молодость.

Таня продолжает любить Германа, не может отпустить его, но вместе с тем и не может быть с ним вместе. Таня Рябова напоминает в этом плане другую Таню — Ларину, которая влюбилась в первого встречного, не очень хорошего и не очень подходящего ей человека, и носила эту любовь с собой, словно глупый французский роман. Не просто так в пьесе есть прямые указания на “Евгения Онегина”. Например, в начале спектакля Таня хочет идти на оперу по этому роману. Сцена же с хозяйкой квартиры, которая рассказывает про свою неудавшуюся любовь, явно перекликается с разговором Тани Лариной с няней. А в спектакле звучит предостережением Тани о том, что и она может прождать всю жизнь того, кто уже давно радуется жизни с другой женщиной.

В сибирской части спектакля есть очень красивая сцена, когда Таня спит на диване в доме Германа и Шамановой, на Таню падает искусственный снег, а вместо музыки звучит страшный отрывок из “Евгения Онегина”, который все знают как “сон Татьяны”. Сон, после которого Таня Ларина увидела, на что способен истинный живой Онегин, а не Онегин в ее мечтах. А Таня Рябова встретилась со своим бывшим мужем и поняла, что он совершенно счастлив со своей новой семьей.

Интересны слова, которые говорит Таня после расставания с Германом: “Как странно, неужели мне надо было увидеть его, чтобы все понять…” Похожая формулировка встречается и в “Евгении Онегине”:

И начинает понемногу

Моя Татьяна понимать

Теперь яснее — слава богу –

Того, по ком она вздыхать

Осуждена судьбою властной <…>

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон?…

Уж не пародия ли он?

Складывается ощущение, что Арбузов в своей “Тане” словно пытался предложить альтернативную версию “Евгения Онегина”, которая бы закончилась для героини хорошо. Хорошо, конечно, не в том плане, что Таня Ларина бросила бы мужа и жила бы счастливо с Онегиным — понятно, что с Евгением счастье вряд ли было бы достижимо. Правильный финал здесь заключался бы только в том, что Таня бы отпустила и забыла Онегина. И другая Таня, в арбузовской пьесе, как раз-таки все поняла и поступила так, как следовало. Богомолов же, прямо показывая связь между романом и пьесой, решил не идти на поводу у Арбузова и оставил Таню пусть и сильной, но одинокой и несчастной женщиной.

“Таня” Богомолова — это не просто горький спектакль, это спектакль, который можно было бы назвать жутким. Совсем немного, чуть-чуть, но все же достаточно. Жуть проглядывает кое-где в виде мертвецов-манекенов за праздничным столом, в образе мертвого шара-вороненка, вылезает мутным красным цветом, которым наливается задник, когда Таня уходит из дома. Своего пика жуть достигает в самой последней сцене, когда Таня читает богомоловский стих про одиночество, потерянность и смерть.

Эта последняя сцена все с тем же стихом наталкивает на мысль, от которой невозможно избавиться. Это мысль о перекличке “Тани” с сериалом Федора Бондарчука “Псих”, в котором Константин Богомолов сыграл главную роль — психолога Олега, от которого ушла жена. В “Психе”, как и в “Тане”, поднимается тема потери любимого и близкого человека, оправиться от которой у героя так и не получается.

Связь спектакля и сериала, прежде всего, улавливается в сценографии и, в первую очередь, — в красном цвете. “Таня” — очень скупой на цвета спектакль, мебель и костюмы героев выполнены в приглушенных оттенках — белых, серых, коричневых, бледно-желтых, синих, бежевых. Даже проекция на заднике черно-белая. Только стул и стулья здесь ярко-рыжие, но все равно они остаются в общей цветовой гамме. Выбивается только красное платье Тани, которое она надевает на годовщину ее знакомства с Германом. Если обратиться к “Психу”, то герой Богомолова практически постоянно ходит в красных очках и видит все в таком же красном цвете, цвете отчаяния и безумия, в которое он постепенно погружается. В момент, когда Таня узнает о любви своего мужа к Шамановой, задник сцены тоже становится красным, мутно-страшно-красным, и на этом фоне остается только Таня в своем таком же красном платье.

За указание на связь с “Психом” можно принять и манекены — в “Психе” такая же мертвая кукла заменяет Олегу жену. Но самая страшная перекличка — это мотив чистоты, который в спектакле можно при желании додумать. Что такое снег? Это чистота, белый снег, который заметает все так, словно стирает. Таня говорит Игнатову совершенно страшную фразу: “А наутро снег заметет наши следы, словно мы никогда и не проезжали по этой дороге”. Следы занесет снегом, буквально очистит землю от них. Снег заметет все и скроет, как и клеенка, которой застилает квартиру в конце сериала герой Богомолова, чтобы все осталось чистым.

Эти страшные переклички приводят к другой страшной мысли. Кажется, что история совсем не заканчивается на том моменте, когда Таня уходит со сцены, когда на поклон выходят артисты, когда зрители в очереди в гардероб говорят, что в этот раз Богомолов был скучноват. Нет, история Тани будто продолжается, и у нее есть все шансы закончиться где-то за кулисами, куда уходит в самом конце Таня после прочтения страшного стиха. Закончиться так же страшно.

Арбузову еще при жизни говорили, что он ходит в розовых очках и советовали писать более правдивые вещи. На что он всегда отвечал: “Когда нельзя писать правду, надо писать сказки”. Вот и Таня у него получилась сказкой со счастливым концом, когда справедливость восторжествовала и сильная Таня стала любимой. Но Богомолов реалист, а не сказочник, поэтому в его спектакле сказка не претворилась в жизнь. За спокойной игрой актеров и поэтичными титрами зритель может увидеть только жестокую и страшную реальность, от которой не сбежишь, как бы этого не хотелось. И от которой можно только скрыться под тяжелым слоем снега, если на то хватит смелости.