Tata Gutmacher: В поисках причин и следствий ксенофобии русскоязычной диаспоры.

За последние недели произошел дипломатический прорыв в виде беспрецедентной волны признания Палестины ведущими западными странами: Великобритания, Канада, Австралия и Португалия (21 сентября), на следующий день к ним присоединились Франция, Монако, Люксембург, Мальта и Андорра, а 23 сентября — Сан-Марино. Слишком поздно, почти бессмысленно, военные действия продолжаются в Газе с прежней силой, поселенцы вместе с армией бесчинствуют на Западном берегу, а нам кажется, что это хоть что-то. Статус Израиля и Палестины сходен  — оба являются частично признанными государствами. Отчасти дипломатическое признание Палестины случилось на волне впечатлений от фильма «The Voice of Hind Rajab». Международные комментаторы подчеркивают, что прямота и аутентичность фильма, основанного на реальных аудиозаписях, сделали его отправной точкой для разговора о военных преступлениях, ответственности, международном праве и признании Палестины как государства.

…доклад намеренно воздерживается от использования терминологии, связанной с законами ведения войны. Так, например, в нём нигде не упоминается о «несоразмерных» атаках. Несоразмерная атака предполагает, что легитимной целью атаки являлся военный объект, но при этом погибло чрезмерное количество мирных жителей. Напротив, в докладе  установлено, что в подавляющем большинстве случаев целями атак являлись гражданское население и инфраструктура Газы. Было установлено, что, напротив, если тщательно изучить не отдельные частные случаи, а совокупную фактическую картину израильской операции — абсолютные числа убитых и раненых жителей Газы, соотношение гражданских лиц и комбатантов; систематические и целенаправленные атаки на гражданских лиц вдоль маршрутов эвакуации и в безопасных зонах, …систематические и целенаправленные атаки на детей, включая младенцев, с попаданием в голову и грудь… — то становится невозможным объяснить эту совокупную  фактическую реальность оборонительной "войной" против организации ХАМАС.

(из комментария Нормана Финкельштейна по докладу ООН о геноциде в Газе)

Я хотела писать о двух девочках, но буду неизбежно больше писать об одной из них — о палестинской девочке Хинд Раджаб, история Анны Франк более известна.

В университете был такой предмет на историческом факультете — источниковедение, source study на английском. Это важная и первая составная часть собственно исследования события: анализ и правила работы с историческим источником. Вот и тут, нам важно напомнить себе, как детский голос становится документом, а потом символом исторической трагедии.

Я хочу указать на сходство этих двух страшных историй. Эти два исторических документа, два голоса не случайно стали иконическими иллюстрациями. Это особенно важно сейчас, когда в обществе идет все большая поляризация.

Голос Анны Франк — неслышный, письменный, вложенный в строчки дневника, из тишины тайной комнаты, одинокий и направленный сразу в будущее. Голос Хинд Раджаб — не всегда понятный из-под грохота снарядов, живой, срывающийся, висящий на волоске мобильной связи, но она не совсем одна, она с кем-то, кто ее слышит.

И тот, и другой — это голос девочки, которая очень боится и, наверное, не до конца понимает, что происходит и почему. Но каждая из них не просто жертва, она видит и понимает ужас творящегося вокруг. Оба голоса — фиксация страшного пограничного детского опыта. Каждый из этих голосов — призыв к действию и напоминание об ответственности для того, кто этот голос услышал.

Сначала о фильме

«Голос Хинд Раджаб», The Voice of Hind Rajab (араб.: صوت هند رجب, Ṣawt Hind Rajab) — фильм об убийстве пятилетней палестинской девочки Хинд Раджаб солдатами израильской армии 29 января 2024 года. Хинд Раджаб провела последние часы своей жизни в автомобиле среди расстрелянных на ее глазах родных и была убита последней.

Сюжет фильма — документальные события. Волонтеры Красного Полумесяца в Газе получают экстренный вызов от старшей кузины Хинд, пятнадцатилетней Лаян в 15:30, а после того, как во время звонка ее убивают, на протяжении более чем трех часов они говорят с маленькой Хинд, которая сидит в машине под обстрелом и просит о помощи. Она на заднем сидении автомобиля, в котором уже убитые ее дяди, Башар Хамада, его жена Анаам и их дети Рагад, Сара, Мохаммед и Лаян, которую только что убили. С маленькой Хинд разговаривают и пытаются ее как-то успокоить, делая тем временем все возможное, чтобы отправить к ней скорую помощь.Маленькую Хинд тоже убьют.

Парамедики Юсеф Зейно и Ахмед аль-Мадхуном, которых направили ей на помощь после длительной координации с израильской армией, тоже были убиты в пятидесяти метрах от автомобиля, в котором  была Хинд. Судя по проведенным расследованиям, это тоже было преднамеренное убийство на согласованном маршруте.

Написала сценарий и сняла фильм известная режиссерка из Туниса Каутер Бен Хания. Фильм был показан в основной программе 82-го Венецианского кинофестиваля 3 сентября 2025 года и получил Серебряного Льва. На показе фильм получил рекордные по длительности овации — более 23 минут. Фильм прямой, аутентичный, эмоциональный. Сюжет документален. Звуковая дорожка — это реальная запись голоса Хинд. Фильм представляет собой свидетельство военного преступления, совершенного израильской армией 29 января 2024 года в Газе.

Человек устроен так, что он не способен представить себе разницу между тысячей и 10 тысячами, он не способен себе вообразить разницу между 60 и 600 тысяч убитых. Тем более отдельно взятый человек не в состоянии испытать сострадание к тысячам. Но он может услышать голос одной девочки. К сожалению, посмертно.

Расследование

Я повторю историю и скажу пару слов о расследованиях. 

Первое расследование убийства сделано The Washington Post в апреле 2024 года. Более подробное расследование Forensic Architecture с многочисленными схемами и данными опубликовано на их сайте в июне 2024 года. Оно осуществлено при помощи Earshot, некоммерческой организации, которая, основываясь на новейших методах криминалистического анализа звука, делает аудиорасследования для защиты прав человека и окружающей среды. В своей работе Earshot опирается на более чем десятилетний опыт анализа аудиозаписей и добивается справедливости в отношении преступлений, которые находятся за кадром камер. Они давно известны своим сотрудничеством с международными правозащитными организациями, юристами, НКО, журналистами и независимыми СМИ. Наконец в октябре 2024 года появилось еще одно уточнение деталей убийства от Sky News. Никаких опровержений событиям не появилось. Произошедшее квалифицируется как военное преступление.Все эти сайты стоят того, чтобы самостоятельно изучить их материалы. 

Хронология событий

Утром 29 января 2024 года пятилетняя Хинд Раджаб и шесть ее родственников покидают дом в районе Тель-аль-Хава в Газе на черном автомобиле Kia Picanto. В машине находились: дядя Хинд Башар Хамада, его жена Анаам и их четверо детей — Лаян, Рагад, Сара и Мохаммед. Младший брат Хинд Эйяд в последний момент отказался садиться в машину и остался со взрослыми.

8:10 утра

Автомобиль обстреливают возле заправочной станции всего в 350 метрах от места отправления. Виссам Хамада, мать Хинд, это замечает. Башар Хамада, его жена Анаам и трое их детей (Рагад, Сара и Мохаммед) погибают скорее всего при первом обстреле. В живых остаются только пятнадцатилетняя Лаян и пятилетняя Хинд.

9:32 утра

Израильские военные публикуют в соцсетях приказ об эвакуации жителей западной части Газы, включая район Тель-аль-Хава, призывая двигаться на юг. Однако анализ спутниковых снимков показывает, что дорога на юг была заблокирована обломками недавно разбомбленного многоэтажного здания, что делало эвакуацию в южном направлении невозможной.

12:00 (полдень)

Виссам Хамада, мать Хинд, дозванивается до автомобиля. Лаян отвечает на звонок и сообщает, что все в машине «спят» и что она с Хинд ранены. Мать советует Лаян снять платок и перевязать рану, но девочка не может двигаться из-за тесноты в машине, забитой телами. Лаян передает телефон Хинд, которая немного говорит с матерью: «Они все вокруг меня, мама». Затем слышны крики: «Они приближаются, так близко» — и связь прерывается.

Около 14:30

Семья связывается с Палестинским обществом Красного Полумесяца (PRCS). Диспетчер Омар аль-Кам дозванивается до машины, и Лаян отвечает. Едва диспетчер успевает представиться, как слышит:

Лаян: Они стреляют по нас. Танк рядом со мной.

Диспетчер: Вы прячетесь?

Лаян: Да, в машине. Мы рядом с танком.

Потом слышно, как кричит Лаян, а через двадцать секунд после начала звонка ее голос прерывается. Согласно анализу записи, проведенному компанией Earshot, в последние мгновения, когда слышался ее голос, было сделано в общей сложности 64 выстрела всего за 6 секунд. Оружие, из которого производятся эти выстрелы, стреляет со скоростью 750-900 выстрелов в минуту. Этот показатель превышает показатели автомата типа АК — штурмовой винтовки, которую чаще всего приписывают ХАМАС. Этот диапазон выстрелов в минуту соответствует вооружению израильской армии, такому как штурмовая винтовка M4 или пулемет FN MAG на танке «Merkava».

Аудиобаллистический анализ Earshot подтверждает последние слова Лаян Хамады: выстрелы были произведены из танка, который находился совсем рядом. Анализ позволяет предположить, что танк должен был находиться на близком расстоянии (13-23 метра) от автомобиля, когда он произвел выстрелы, убившие Лаян. На таком расстоянии стреляющий должен был видеть, что в машине находятся гражданские лица, в том числе дети.

После смерти Лаян

Красный полумесяц перезванивает, теперь отвечает Хинд. Она сообщает, что осталась в машине одна, все остальные мертвы. В течение трех часов через несколько звонков диспетчер Рана Факхи поддерживает связь с Хинд, утешая ее.

Хинд: Пожалуйста, побудьте со мной, пока кто-то не приедет, пожалуйста, не вешайте трубку!

Рана: Я останусь с тобой. Я не повешу трубку. Я буду с тобой.

Одновременно мать Виссам также разговаривает с Хинд по телефону. Виссам говорит дочери: «Говори тише, иначе они застрелят тебя, как застрелили Лаян». С наступлением темноты Хинд, которая боялась темноты, становится все более встревоженной: «Вы приедете и заберете меня? Мне так страшно, пожалуйста, приезжайте».

17:40

После часов ожидания сотрудники Красного полумесяца получают разрешение на отправку скорой помощи по специально указанному маршруту. Машина скорой помощи отправляется из больницы аль-Ахли в Газе. На борту парамедики Юсеф Зейно и Ахмед аль-Мадхун.

18:00

Экипаж скорой помощи приближается к семейному автомобилю, поддерживая связь с диспетчерами. В записи радиопереговоров слышен последний диалог:

Парамедик: Где девочка?

Диспетчер: Девочка в разбитой машине.

Парамедик: О, вот она!

Сразу после этих слов связь обрывается под звуки интенсивной стрельбы. Машина скорой помощи поражена снарядом M830A1 HEAT-MP-T калибра 120 мм. Оба парамедика убиты мгновенно.

10 февраля 2024 года (через 12 дней)

После вывода израильских войск из района дядя Хинд Самир Хамада первым прибывает на место происшествия. «Я нашел их машину. Я нашел моего брата Башара. Его жена была рядом с ним, и мы нашли Лаян, Рагад, Сару, Мохаммада и Хинд сзади…». Останки парамедиков Красного Полумесяца обнаружены в их машине скорой помощи всего в 50 метрах от места расстрела машины с семьей Хинд.

Виссам Хамада, мать Хинд Раджаб, была вывезена из Газы. Младший брат Хинд Эйяд остался жив, потому что в последний момент отказался садиться в машину к дяде.

Координация с израильскими властями

Машина скорой помощи следовала по маршруту, предоставленному COGAT — подразделением Министерства обороны Израиля, которое координирует проезд медицинских машин. COGAT подтвердил, что координировал отправку машины скорой помощи к Хинд, однако ЦАХАЛ (армия) отрицает любую координацию и заявляет, что военных в этом районе не было.

Фатхи Абу Варда, связной между Министерством здравоохранения Палестинской автономии и COGAT, подтвердил, что разрешение на отправку машины скорой помощи поступило в виде карты маршрута от COGAT. Карта была отправлена диспетчерской группе Красного Полумесяца по WhatsApp в 17:40 и представляла собой схему Google Maps с четкой синей линией непрямого маршрута, обходящего основную зону эвакуации.

Военные преступления

Гражданский автомобиль Kia Picanto был освидетельствован только через 12 дней после инцидента, уже после вывода израильских войск из района. Кинетический анализ положения и состояния машины, деформаций и вмятин позволил установить входные и выходные отверстия. На кузове зафиксировано 335 пулевых отверстий, большинство — с правой стороны. Форма вмятины на лобовом стекле указывает, что по машине проехало тяжелое транспортное средство, например бульдозер.

Спутниковые снимки показывают присутствие как минимум 15 единиц военной техники ЦАХАЛа в районе 29 января, ближайшая — в 300 метрах от места происшествия. В машине скорой помощи обнаружено выходное отверстие размером 23×26 см, а рядом найдена часть снаряда M830A1 HEAT-MP-T калибра 120 мм.

Преднамеренность действий подтверждается близким расстоянием: танк находился в 13-23 метрах от автомобиля с детьми, что исключает случайность. Найденные осколки снаряда, 335 отверстий в гражданском автомобиле и координированная атака на медицинскую машину составляют совокупность доказательств серьезных нарушений международного гуманитарного права.

Кроме того, эксперты ООН установили, что 162-я дивизия израильской армии действовала в районе и несет ответственность за гибель семьи из семи человек, обстрел машины скорой помощи и убийство двух парамедиков,  следовавших по согласованному с израильскими властями маршруту. Эти события могут квалифицироваться как военные преступления.

***

Мир потрясен. Фильм «Голос Хинд Раджаб» стал культурным и политическим событием, повлиял на мировое мнение о ситуации в Газе и в разы усилил призывы к признанию Палестины.

Голос Хинд Раджаб становится все слышнее повсюду, только не в русскоязычном мире. Вокруг реакции на фильм развернулись дискуссии, которые показывают особенности постсоветского русскоязычного дискурса. Особенно людей оскорбило то, что фильм снят по свежим следам. Я предлагаю попытаться понять, что с русскоязычной диаспорой не так.

Но сначала об Израиле.

Дегуманизация

Из всех расследований следует, что военные видели Хинд, когда в нее стреляли. Как это могло стать возможным?

Дегуманизация — первое необходимое действие для зачистки территории — еще до того, как жители оттуда будут каким-то образом убраны (физически покинут эти места или будут убиты). 

Приведу один пример того, как это расчеловечивание проделывается. Специфическое дегуманизирующее отношение к местным жителям в израильском военном и политическом дискурсе отражается термином «стрижка газона». Так описывается стратегия периодического проведения интенсивных краткосрочных военных операций с целью ослабления противника, не приводящая и никак не имеющая в виду достижение устойчивого политического решения. Метафора как бы имеет в виду, что термин «стрижка газона» некоторое время неофициально использовался в израильских военных кругах, особенно применительно к операциям в Газе. Характерно, что в Израиле оказалось возможной его академическая легализация. Эфраим Инбар и Эйтан Шамир — два израильских ученых из Центра стратегических исследований имени Бегина-Садата выпустили еще в 2014 году в «Журнале стратегических исследований» статью «Стрижка травы: стратегия Израиля в затяжном неразрешимом конфликте» (Mowing the Grass’: Israel’s Strategy for Protracted Intractable Conflict, Journal of Strategic Studies 37-1).

В качестве издержек эти военные теоретики называют ущерб репутации Израиля. Поглядите на извращенную логику: «…жертвы среди гражданского населения стали причиной многих трагических телерепортажей. Израиль столкнулся с растущей международной критикой, кульминацией которой стал «Доклад Голдстоуна», в котором Израиль был обвинен в военных преступлениях и серьезных нарушениях прав человека. Эти непреднамеренные последствия подняли вопрос о том, сможет ли Израиль в будущем провести подобную операцию, учитывая ограничения, налагаемые международным сообществом». Интересен ход мысли военных теоретиков: жертвы среди гражданского населения — причина растущей международной критики. Вопрос о том, откуда жертвы, остался за кадром. Напомню, термин официально опубликован в 2014 году, задолго до 7 октября.

И ровно так же, как эта «стрижка газона» — часть системной практики, так и солдаты израильской армии, убившие Хинд Раджаб, действовали в рамках установленных институциональных протоколов дискриминации.

Стратегии и причины отторжения

Геноцидолог Омер Бартов уже более года тому назад писал о полной неспособности израильского общества сегодня испытывать какое-либо сочувствие к населению Газы. Примерно то же самое можно сказать и в отношении русскоязычного мира. Почему?

Русскоязычная критика фильма «Голос Хинд Раджаб» приняла его почти с возмущением. Посмотрим, как выглядит у мейнстримных критиков дискредитация кино от недружественной стороны.

Критик Антон Долин, написавший очень конформную статью по поводу фильма, был подвергнут остракизму со стороны старых и новых «репатриантов», как официально называются новоприбывшие граждане Израиля, и обитателей русскоязычного пространства вне Израиля. Он капслоком заявил, что «Голос Хинд Раджаб» ему «НЕ НРАВИТСЯ» и в целых восьми пунктах описал подробности, начав свое оправдание перед израильскими (видимо) читателями с высказывания сочувствия в их страданиям. Как будто сочувствие — это игра с нулевой суммой. Если отдать одним — на других не останется.

Не потому ли и Долин, и Пронченко воспринимают фильм как манипуляцию, что на самом-то деле им невдомек, какие чувства испытывает обычно человек, наблюдая подобные преступления? Бешенство, злость, ярость, горе, — но никак не раздражение «манипуляцией». Для Пронченко зритель — вуайерист, праведник и гуманист. Именно так, в одном ряду. Означает ли это, что для нее понятия о гуманизме и возможность существования праведников отодвинуты в тот же саркастический контекст, что и какой-то  водевильный вуайерист? И как можно было назвать, пусть ради красного словца, заложником председателя жюри, при наличии и с израильской, и с палестинской стороны реальных заложников?

Долин осторожнее (в официальной рецензии, не в отзыве у себя в канале): он видит в фильме не пропаганду, а «терапевтическое» утешение. По его логике, зритель идентифицируется со спасателями, что позволяет ему «почувствовать себя хорошим человеком», не занимая политическую сторону. Для него именно чистая, безоценочная эмпатия делает трагедию «утешительной».

Александр Роднянский, оказывается, опасался, как бы фестиваль не стал политической манифестацией, и в его системе ценностей слово «несчастный» может быть отнесено к Палестине только в саркастическом ключе. 

Очевидно, что подобная критика была бы невозможна в отношении фильмов о холокосте, о российской войне в Украине, о Буче, и было бы абсолютно неприемлемо говорить о вуайеризме или манипуляции по отношению к читателю дневника Анны Франк. Дело не в темах, «дело не в «вуайеризме» или целях кинематографа, а только в прогеноцидальной политической позиции самой Зинаиды».

Каждый из критиков — только зеркало своей референтной группы, внутри которой действует избирательная мораль, где одни страдания признаются достойными сочувствия, а другие нет.

История палестинской девочки вызывает дискомфорт именно из-за содержания, а не формы — она заставляет столкнуться с неудобной политической реальностью. В результате русскоязычное критическое пространство выработало странную этическую систему: «этично» то, что позволяет спать спокойно, сохраняя привычную картину мира, «неэтично» — то, что требует пересмотра собственных позиций и признания чужой боли равноценной. Повторяю: «неэтично»  то что заставляет признать неудобную политическую реальность.

Но почему способность сопереживать ребенку стала недостатком?

Долин утешается тем, что фильм не требует от зрителя выбирать между «двумя армиями». То есть для него получается, что чистая человеческая трагедия — это хорошо, а политическое позиционирование — плохо. Тем более, если это может подставить под удар тех, на чьей стороне ты чувствуешь себя обязанным быть.

Такое отсутствие критичности по отношению к политике Израиля в русскоязычном пространстве при строгой оценке в отношении первой родины имеет несколько причин.

Отчасти это наследие советского диссидентства, по принципу «если Евтушенко против колхозов, то я за». Такие предположения были сделаны в статье Росена Джагалова еще в 2021 году, написанной в связи с типичной реакцией отторжения в отношении движения Black Lives Matter в русских либеральных кругах. Автор исследует парадокс: русскоязычная либеральная интеллигенция, считает себя носителем прогрессивных идей, но при этом проявляет откровенный расизм при оценке проблем «небелых» народов, и не стесняется этого. Его идея состоит в том, что формирование расистских взглядов у постсоветской либеральной интеллигенции во многом наследует антисоветскому диссидентскому движению, когда было хорошим тоном в пику официальной советской доктрине интернационализма показывать приверженность ровно противоположным ценностям. 

Свидетельств ксенофобии в среде вроде бы «лучших представителей» множество. Мы знаем, что Сахаров поддерживал войну во Вьетнаме, о «скромном обаянии расизма» Бродского тоже теперь известно не только благодаря его печально знаменитому стихотворению об Украине, ксенофобией отмечена Валерия Новодворская, всеобщий либеральный кумир, перечислять можно долго. Каждый из названных  не исключение, но правило.

И кстати, тут можно увидеть и истоки националистического и колониального отношения к Украине, к украинской культуре как к «провинциальной» и к украинскому языку как к «ненастоящему», которые позже приведут к войне. (Статья написана еще до большого вторжения, заметим).

И наконец, на все это наслаивается представление о цивилизационной иерархии — где русский либерал в своей продвинутости примыкает к «воображаемому Западу», который всегда вершина культуры и демократии. В такой картине мире остальные народы принудительно оказываются варварами, находясь с Африкой и «Югом» на низшей ступени развития.

Это единство расистской риторики не только в русско-, но и в украиноязычной либеральной среде было поразительно тогда, во время протестов движения Black Lives Matter, и ровно так же оно удивительно сейчас, когда очень большая часть постсоветской либеральной элиты не стесняется демонстрировать дремучие расистские предрассудки на фоне резни, проводимой Израилем в Газе. «Некоторых жалко, а некоторых совсем нет». 

Идея Джагалова о том, что постсоветский либеральный расизм представляет собой как бы высшую стадию антикоммунизма, конечно, не исчерпывает всех возможных ответов на вопрос об истоках русской либеральной ксенофобии, но дает хороший толчок для размышлений.

Ресентимент и поиск новой идентичности неизбежен в той ситуации, в какой оказалась русскоязычная либеральная диаспора. Большая часть выехавших из РФ либералов на родине преследовалась как «пятая колонна», а на Западе, куда они в большинстве удачно выехали, они «русские», виноватые в войне с Украиной, и мало кто вспоминает, что они участвовали в борьбе с путинским режимом.

И тут происходит чудо. Израиль предлагает уникальную модель компенсации, внутри которой как будто бы можно стать частью «цивилизованного Запада» (если верить израильской идее о форпосте цивилизации). К тому же это возможность стать не просто заурядным второсортным беженцем, как в Европе — напомним, русские в большинстве считают любых беженцев второсортными и потому экстраполируют это восприятие на европейцев, которым это свойственно в значительно меньшей степени — а полноправным гражданином. И не просто гражданином, а гражданином первого сорта, так как в стране, если верить местным лозунгам, идет вечная война цивилизации с варварством (опять знакомая тема!).

Конечно, упрощенное на фоне европейских получение гражданства тоже играет свою роль, но в данном случае паспорт дополняется ощущением собственной исключительности, которая в случае русского либерала попадает на благодатную почву. Он ведь всегда подозревал, что он особенный. Он впитывают как губка нарратив о форпосте цивилизации, о государстве-жертве и ретранслируют его дальше.

Двойное бинго: во-первых, прильнувший к Израилю перестает быть представителем страны-агрессора, и волшебным образом становится жертвой (еще задолго до 7 октября 2023 года к месту и не к месту поводом был холокост), а во-вторых, он приобретает от Израиля гарантии, что он в результате своего еврейства теперь «равнее других», то есть сразу же получает привилегии, гарантию принадлежности к лучшим.

Почему же на русско-либеральное восприятие так хорошо лег израильский расизм? Тут, как известно, либеральные идеи о равенстве и правах человека применяются селективно: для себя — максимально, для палестинцев — минимально или вообще не применяются.

Это не случайность — это компенсация, от которой трудно отказаться. В России они были маргиналами, благодаря Израилю могут стать «титульной нацией», правда, только в экспортном варианте, внутри страны — если там жить — все равно останешься чуть неполноценным русим, так там называют даже сабр, то есть, уже родившихся в Израиле, если их родители — выехали из России.

Как объяснить, почему во всем мире националистами и ксенофобами становятся наименее образованные и как правило, более религиозные люди, а с русскоязычными израильтянами и примкнувшими к ним их друзьями и родственниками прямо обратная ситуация: они, как правило, далеки от религии и очень хорошо образованы. Впрочем, тут хочется грустно пошутить про высшее образование, но без среднего.

Кроме того, израильское общество устроено так, что активная ксенофобия по отношению к арабам подтверждает интеграцию и является  способом продемонстрировать свою лояльность новой родине и принадлежность местной культуре. Вряд ли это происходит всегда сознательно. Почему одни и те же люди могли критически отсортировать лозунги одного государства и не могут отделить собственный взгляд на вещи от внушенного другим государством, будут еще исследовать поколения социологов и антропологов, я уверена.

Парадокс в том, что эти люди продолжают считать себя развитыми прозападными либералами, поддерживая при этом политику, которая противоречит базовым демократическим принципам. Если суммировать, русскоязычная либеральная диаспора выработала рабочий фрейм рационализации: либеральные ценности применимы только к цивилизованным народам, а палестинцы в эту категорию не входят.

Эта избирательная применимость либеральных принципов находит прямое отражение в русскоязычных медиа. Количество медиа на русском языке, которые способны говорить на адекватном историческомму моменту языке, исчезающе мало. Практически ничего нет, кроме «Доксы» и небольшого независимого антивоенного медиа по палестино-израильскому конфликту «Null and Void», которое старается — далее цитирую — делать работу, с которой не справились либеральные русскоязычные СМИ. Эту характеристику, кстати, почти в полной мере можно отнести и к Доксе.

Охранная функция культуры

Вернемся к проблемам с восприятием фильма. Вряд ли я сумела охватить все возможные механизмы оправдания ксенофобии, однако сейчас пора сказать о культурных механизмах, которые делают возможными такие аберрации восприятия.

Отчасти причина в том, что в постсоветском русскоязычном дискурсе искусство обязано не задавать острых вопросов, а охранять существующий порядок вещей. Эта «охранка» от искусства превращает его в инструмент сохранения архаики и мифов, а не в пространство тестирования современности. Кстати, ровно поэтому деколонизация должна включать в себя деструкцию идолов, каким бы пушкиным этот идол ни был. Простому европейскому студенту очевидно, что есть две области, которые необходимо разделять: искусство — область вопрошания современности, и противоположная ему культура — место хранения пыльных, но дорогих по тем или иным причинам исторических артефактов.

Как-то я была свидетельницей одной показательной беседы. Иностранец спрашивал нашего бывшего соотечественника, что тот читает. В ответ на его Набоковых-Достоевских иностранец стал уточнять, дескать, я понимаю, это вы в школе учили, а читаешь-то ты что?!

Сейчас почему-то большая часть людей по всему миру застряла в анекдоте о том, как добрые люди наконец соберутся и убьют всех злых людей и потом все будет хорошо. Убить-то они убьют, сомнений нет, чисто технически это выполнимо. Однако будет ли потом все хорошо и останутся ли они при этом добрыми людьми, остается под вопросом. И еще ужаснее, что большая часть этих «хороших» людей, всерьез озабоченных уничтожением «плохих» говорит со мной на одном языке. И даже совпадает в оценке, скажем, действий Трампа или Путина.

Возможно, именно здесь и проходит настоящий водораздел современности — не между языками и культурами, а между теми, кто готов распространить принцип человеческого достоинства на всех без исключения, и теми, кто применяет его избирательно.

Kinderstem, детский голос

Так называлась статья историка Яна Ромейна о дневнике Анны Франк, которая была опубликована 3 апреля 1946 года на первой странице нидерландской газеты «Het Parool». Он сказал, что для него этот дневник «олицетворяет весь ужас фашизма в большей степени, чем все доказательства Нюрнберга».

Дневник Анны Франк представляет собой классический пример трансформации личного документа в исторический символ. Чудом сохранившийся документ пережил свою создательницу, попал в руки к Отто Франку, ее отцу, единственному выжившему из семьи, тот немного отредактировал дневник, убрал слишком личные куски текста, примерно с четверть. А после выхода первого издания в Нидерландах в 1947 году были сделаны многочисленные переводы, были и есть театральные постановки, экранизации, фильмы. В 1957 году был создан музей с миллионом посетителей ежегодно. Сам дневник был включен в реестр «Память мира» ЮНЕСКО (2009). Анна Франк стала символом более чем миллиона еврейских детей, погибших в Холокосте.

Сейчас все иначе. Во времена Анны Франк информация распространялась медленно. Сейчас все происходит быстро и на наших глазах. «Первый геноцид в истории человечества, транслируемый в прямом эфире» (first genocide broadcast live), первым эту формулировку использовал Крис Ганнесс (Chris Gunness), бывший пресс-секретарь Ближневосточного агентства ООН для помощи палестинским беженцам (БАПОР/UNRWA).

Запись разговора с Хинд мгновенно распространилась через социальные сети. Этот самый длинный экстренный вызовов из истории Красного Полумесяца заставил мир содрогнуться. Студенты переименовывали здания в честь девочки, эксперты ООН назвали её убийство военным преступлением. Эта история сразу же стала символом.

В среду, 29 сентября 1943 года Анна Франк пишет в своем дневнике: «Если б могла вырваться отсюда!»

В понедельник, 29 января 2024 года Хинд Раджаб просит: «Заберите меня отсюда!»

Ни той, ни другой не смогли помочь.

Голос Хинд Раджаб — такой же документ времени, как дневник Анны Франк.

Стать символом

Тут можно было бы написать, как происходит иконизация того или иного события. Как и почему какое-то мощное историческое событие внезапно приобретает силу мифа и становится символом. Как совпадает документированность, достоверность с необходимостью показать что-то, для описания чего не хватает слов, как оно приобретает силу непререкаемой иллюстрации и доказательства. Есть еще голос Тани Савичевой. Он тоже стал символом бесчеловечности и безысходного горя. Помните ее записки? Как через историю одной семьи в коротких записках едва живой девочки мы когда-то поняли, чем была блокада Ленинграда? Мы не поняли, что к ней привело и не осознали тогда, когда в школе нам показывали эти записочки, насколько в этом преступлении было задействовано советское государство.

По одну сторону баррикад

Фильм сделал, кажется, одну очень важную вещь. Он опять гуманизировал, сделал живой убитую палестинскую девочку. Это больше не «сопутствующие потери», а девочка, бывшая живой на протяжении своего разговора со службой спасения.

«Я сказала ей, что если наступит ночь, а мы так и не сможем отправить команду, пусть закроет глаза и представит, что мы играем в прятки. Надо закрыть глаза и начать считать», — так говорила диспетчер Рана Аль-Факех.

В Амстердаме, недалеко от дома Анны Франк повесили большой плакат с изображением Анны Франк, обнимающей маленькую Хинд Раджаб.

Взрослым, которые сейчас убивают друг друга и убивают детей, почему-то кажется, что можно быть либо на стороне одной девочки, либо на стороне другой. А ведь для того, чтобы мир очнулся, надо всего-то понять, что мир возможен, только если эти две мертвых девочки будут по одну сторону баррикад.