Мир приветствует болезнь.

Мир приветствует болезнь, как персонаж новеллы, выживший в решающем бою, встречающий новый рассвет.

Мир, пребывающий в состоянии непрерывной войны с заболеванием.

Инфицированный, информированный Мир — институт, главной задачей которого является не сохранение здоровья, как стадии, предшествовавшей бы заболеванию в мире несинхронизированной патологии; «квестом» (игровой формой) мира данности является излечение индивида, якобы противоборствующего Системе, или императивной попытке обобщения индивидуального опыта, к какой Гражданское Общество проявляет патологическую склонность; «этот» мир приветствует болезнь, как акт дефиниции персоны и числа ей подобных (наделяя количественной характеристикой), иначе теряющих в глазах мира обезличивающую различимость, дифферентность.

В глазах мира, обнаруживающих направленное вовнутрь внимание, в соответствии с негласным договором, остающихся закрытыми — во избежание ненужных впечатлений. Импрессионист, Мир страдает фобией впечатлительности, опасаясь того, что его собственные впечатления могут способствовать негации к выполнению им единственной вполне сознаваемой функции — воздействие на «многих» (не «других»), в него включённых.

Мир приветствует здоровый образ жизни в том отношении и в таком виде, чтобы на фоне озабоченности здоровьем отчётливей прослеживалась болезненность изваявшей и сохраняющей ЗОЖа среды — чему благодаря актуализируется необходимая для адекватного мироустройства возможность «критической» трансформации парадигмы, переоценки ценностей через отрицание противоположностей (или обобщение).

Мир приветствует здоровый образ жизни, поскольку субъект-ЗОЖ не способен уберечься тем от безумия — служа в целях профилактики инфицирования. Мир пребывает в состоянии отрефлексированной (перепрожитой) искусством войны, не рождающей должной реакции и в самом сердце конфликта; войны, испытавшей пародию, отдавая предпочтение таковой перед навязываемой «отжившим поколением» ролью.

Мир построен на оправдании борьбы поколений, ещё прежде пропагандируемой несовместимости фундаментальных мировоззренческих положений — мир потому недиалогичен; пытаясь заслужить право именоваться таковым, мир научается полилогу, с тем означая полемическую направленность; но полемика эта непременно вынуждена носить «случайный» характер. Голос имеет каждый, но все вынуждены говорить одновременно.

Человек обязан быть больным и он имеет полную свободу в выборе заболевания — последние конструируются и конституируются Системой, по природе функций своих предшествуя Миру, с тем принуждая последний к прославлению фармакопеи, химии взаимоотношений. Профилактика как таковая подлежит исключению из опыта мира, так как избежание и предупреждение болезни не является задачей Гражданского Общества, но “лечение” Общества неизменно служит определяющей существование “больного” целью. Предупреждение заболевания в этом случае выполняет роль глашатая, возвещающего о прибытии особы королевских кровей простолюдинам.

Ресурс болезни ограничен и носит развлекательный характер. Удовольствие приедается, человек норовит настичь нечто близкое в сферах жизни, определяемых “духовностью”. Последняя представляется неистощимым источником микрофлоры, ориентирующим факт удовлетворённости на отсутствующее и требующее абстрагирования удовлетворение — человек укрывается посему в духовности, как болезни, единственно недоступной экспансии Мира. Но “единственность” суть “товарная стоимость” и исключительная конвеерность продукта. Духовность оказывается способной к самоимитации, аутокопии и может вполне рассматриваться в качестве шизофрении.

Таким образом, лицо, бегущее Общества, заключающее себя, приковывающее запястье к «духовности» наручниками, точно делец пристёгивает в пастише чемодан перед встрече с себе подобным — лицо это, обрекающее себя на вольное монашество, производит на свет пародию, лишённую чувства юмора, не предназначенную для пародирования, как действия, но претенциозно служащую (выслуживающуюся) объектом для неопределённого функциональностью действия, объектом «лучших лет» и гедонистического ностальгирования — проще говоря, вольное монашество вынужденно копирует шизофрению; копия эта, не будучи способной к исполнению заданной Институтом Гражданства роли, именно на основании таковой «исключённости», оправдывает и обосновывает зарождение и формирование общественного суждения относительно самое себя.

Мир приветствует болезнь, и человек, как проекция мира, прежде оказывающегося проекцией человека-проекта, стремится к заболеванию (более надёжному и «моральному» экспроприированию Института Индивидуальности, нежели военная интервенция), как к спасению, приобретению исключительности. Мир предоставляет человеку такую возможность, исключает человека, «делая счастливым». Мир исключает человека больным и останавливает течение времени, чем сохраняет жизнеспособность, замораживает вирус.

Течение времени вариируемо в сознании шизофреника, поскольку «пациент» неспособен оценить «остановки времени» безучастно к собственной смерти. Но «больной» болен не из «влечения к смерти», а из воли к жизни. Исключённость его Миром, а значит и предваряющая исключимость, непременно носит характер Возрождения, «открытия глаз», говоря языком кинематографа, «просветления». Мир исключает человека, наделяя последнего (из людей) заболеванием, инфекцией, которой несвойственно распространение — всё ради сохранения жизни человеческой в пределах мировых, «из гуманных целей», будучи созданным с назначением к исключению человека предшествующей Системой.

Свобода, таким образом, суть болезнь и заключается в выборе заболевания — определении свойственных природе гражданина зависимостей, акцентуация «личной жизни», провоцирующей акт вмешательства в неё ещё один, последний, раз.