Donate
Art

Процесс в резиденции. Что это и как с ним быть?

«Шишимская горка» публикует серию текстов, в которых рассказывается о различных составляющих процессов вокруг арт-резиденции.

Из архива арт-резиденции «Шишимская горка» / Фото: Алена Скала
Из архива арт-резиденции «Шишимская горка» / Фото: Алена Скала

Процесс — это ядро любой художественной резиденции, то, ради чего она затевается. Процесс — это и основная сложность художественной резиденции. Ведь именно из–за фокуса на нем часто задают вопрос: почему нельзя все то же самое делать дома? Скорее всего, действительно можно, но именно в условиях резиденции процесс приобретает особенные конфигурации. Ниже попробуем посмотреть, какие именно.

Во-первых, процесс оказывается под прицелом. Попросту говоря, заниматься искусством в резиденции — это как вести дневник привычных действий: пока не начнешь считать, сколько стаканов в день выпиваешь, никогда не узнаешь, больше их или меньше, чем положено. Так и с искусством: высвобождается на него целевое время — и сразу становится видно, как оно заполняет ежедневную рутину. Во-вторых, несмотря на то, что арт-резиденция всегда оплетена бытовыми вопросами, в отличие от работы дома, обязательные хозяйственные дела здесь сводятся к минимуму. Поэтому больше времени остается на то, чтобы сосредоточиться на процессе.

Таким образом, мы приходим к несколько парадоксальным характеристикам процесса в резиденции. С одной стороны, он оказывается в фокусе внимания, что предполагает концентрацию. С другой — он способен разлиться по всему пространству-времени резиденции, заполнив его полностью. Для описания формата арт-резиденций Паскаль Гилен* использует термин «хронотоп», введенный Михаилом Бахтиным для анализа литературных произведений почти сто лет назад. Вторя Гилену в практике переноса понятия, попробуем понять, дает ли оно что-то для прояснения характеристик процесса.

Из архива арт-резиденции «Шишимская горка» / Фото: Алена Скала
Из архива арт-резиденции «Шишимская горка» / Фото: Алена Скала

Вынесенный за пределы теории литературы хронотоп может описывать особое пространственно-временное слияние, характерное для того или иного художественного состояния. Объединение времени и пространства в одном слове — это утверждение их взаимозависимости в структуре, создаваемой автором. Резиденция не роман, но базовые условия любой резиденции задают ту или иную пространственно-временную композицию. В работе «Формы времени и хронотопа в романе» Михаил Бахтин говорит: «Жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом». Возможно, детальное исследование хронотопа резиденций позволило бы дать своего рода «жанровую» типологию резиденций. Попробуем, однако, пока очертить пространственно-временное единство, как оно характерно для арт-резиденций, в отличие от дома, студии или выставки.

Предположим, что пространство характерно своей определенностью. Оно больше не что-то, что ежедневно может ставиться под вопрос, но конкретное место, предназначенное для того, чтобы заниматься там искусством. Это пространство отличается от обычного, семейного, бытового, оно связано с перемещением из привычного дома. Это совсем не значит, что дом находится на другом конце света, он может быть совсем недалеко, но на выделенный промежуток времени он словно бы лишается статуса тотальности или необходимости. Пространство резиденции — это принципиально постижимое пространство (сама резиденция и вокруг), для которого каждый художник определяет свой радиус. Резиденция как бы снимает с художника груз оперировать пространством всего мира, она позволяет сосредоточение на локальности.

Егор Клочихин в процессе исследования района в рамках своей резиденции в «Шишимской горке», 2020
Егор Клочихин в процессе исследования района в рамках своей резиденции в «Шишимской горке», 2020

Что же касается времени в резиденции, то оно тоже принципиально ограничено. Любопытно, что в случаях, когда резиденция рассматривается как вид работы художника (например, во французской бюрократической системе), напрямую говорится о том, что эффективность времени в резиденции не может быть такой же, как в привычном контексте. Как следствие, предлагается выделять как рабочее время две трети или максимум три четверти от обычного. Например, если в жизни рабочее время художника составляет восемь часов, то в резиденции стоит рассчитывать максимум на шестичасовую продуктивность. Это обосновывается общим принципом освоения нового: мы должны быть готовы к тому, что ежедневно мы тратим дополнительное время на то, чтобы подстроиться к простому факту: мы не дома.

Однако эта логика подразумевает, что освоение нового легко отделимо от художественного (рабочего) процесса. Само это утверждение противоречит краеугольному камню большинства резиденций — сайт-специфичности. Работа на месте или «из места» как раз-таки подразумевает активное наблюдение за новой для художника средой и ее осмысленное включение в художественный процесс. Стало быть, строгое отделение «художественного времени» от времени освоения нового или адаптации невозможно. Более того, бытовое время тоже вряд ли можно выбросить из общей логики процесса. Разве можно утверждать, что качество сна не влияет на то, как строится день, а солнце, которое появляется или нет, чтобы разбудить художника, не является частью осваиваемой среды?

Анастасия Богомолова во время своей резиденции в «Шишимской горке», 2020
Анастасия Богомолова во время своей резиденции в «Шишимской горке», 2020

Время в резиденции во многом напоминает время в путешествии — оно отличается удивительной емкостью. В самом деле, четыре часа в офисе — это очередные полдня до обеда, а четыре часа в самолете — это путь к новому опыту, который сам уже становится частью предвкушаемого приключения. Как и в путешествии, в резиденции время совершенно не линейно. Его сложно разделить на время привычных действий и время уникальных впечатлений. Как и в путешествии, это время распределено между обязательными делами (посмотреть то, не забыть увидеть это), но действительные переживания могут быть связаны с мимолетностью, с проявлением деталей. И эти детали, точно рыболовными крючками, вытаскивают из рутины резиденциальной среды собственный опыт художника, подцепляют фокус его процесса.

Благодаря статичности пространства время в резиденции подобно разрастающейся точке. Оно расширяется точно перевернутая воронка. И мера продуктивности этого времени — устойчивость основания этой самой воронки. Крайние аллегории для нее — это смерч, который порывами уносит в непредвиденное и возвращает к точке старта, но обезумевшим, обновленным, и перевернутая кулинарная воронка, которая твердо стоит на разделочной доске, гарантируя стабильное усложнение опыта.

Если описывать уникальные пространственно-временные параметры резиденции как ее специфичный хронотоп, мы вынуждены признать их конституирующими, то есть задающими общую логику протекания событий в структуре. И если в случае с романом, выстроенным на пространственно-временном единстве, получается весь ход романа, включая характеры и поступки персонажей, то в резиденции такой настройке подлежит сам художественный процесс. Сделав следующий логический ход, получаем, что в ситуации арт-резиденции, очерченный в пространстве и времени художественный процесс и есть произведение.

Текст: Женя Чайка, куратор арт-резиденции «Шишимская горка»

_______________________________________________________________________________

* Pascal Gielen. Time and Space to Create and to Be Human. A Brief Chronotope of Residencies. // Taru Elfving, Irmeli Kokko, Pascal Gielen (eds.). Contemporary Artist Residencies. Reclaiming Time and Space, 2019.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About