30 ноября в рамках фестиваля «Звезда. Панорама» покажут фильм турецкого режиссера Бурака Чевика «Принадлежность», основанный на жуткой реальной истории: в 2003 году родная тетя Бурака и ее любовник задумали и организовали убийство ее матери (то есть бабушки режиссера). Бураку в этот момент было десять лет. В своей второй полнометражной работе он возвращается к этому событию — и обнаруживает, что невозможно понять, как подступиться к травме: в фильме есть и отстраненная документалистика, и эмоциональные игровые сцены.

Интервью взял Андрей Карташов для газеты международного кинофестиваля «Край света. Восток»

В начале фильма есть пролог, где вы говорите, что история произошла в вашей семье, её герои — ваша тётя и её любовник. Для вас использование такого материала — это метод работы с травмой?

На самом деле я вовсе не планировал снимать об этом кино. Просто как-то раз я решил посмотреть на место, где всё это произошло. Помню, как я приехал в дом своей бабушки, где не бывал 15 лет, со своей девушкой Дилсад (она работала на фильме художником-постановщиком). И вот мы стоим в подъезде возле входа, и я понимаю, что не могу подняться наверх, к квартире. Просто не могу. До того я никогда не думал, что эта история занимает какое-то очень большое место в моей жизни. Я редко о ней вспоминал. Но в тот момент я понял, как она на самом деле важна. Примерно через год я решил проехать по всем местам, связанным с этой историей.

Все мои фильмы для меня лично важны. Работа над фильмом занимает слишком долго — год, два, три. Я не могу позволить себе отдать два года своей жизни на пустые развлечения. Сюжет должен быть важен мне лично. Мой первый фильм «Соляной столб» — о кино как таковом. Я думал о кино, о времени, об изображении. «Принадлежность» — о семье. Конечно, формальная сторона тоже очень важна: мне не интересно делать фильмы «нормально».

Если бы зритель не знал с самого начала, что сюжет для вас личный, мы бы смотрели фильм совершенно другими глазами. Вы сразу решили, что в фильме будет этот пролог, где нам об этом рассказывают?

Вообще, я считаю, что всегда следует разделять фильм и режиссёра, когда мы думаем о фильме, разговариваем о нём и пишем. Но в этом случае я сам сделал такой подход затруднительным, вставив пролог. Не знаю, зачем… Наверное, я просто хотел быть честным перед зрителями и предупредить, что рассказываю личную историю — причём не просто семейную, именно мою тоже. Но некоторое время я сомневался, нужен ли пролог.

Ещё это решение усложняет отношения между реальностью и вымыслом, которые в фильме и так непростые. В «Принадлежности» две части: в одной документальный текст, в другой — придуманный «по мотивам».

Ага. Берлинский фестиваль определил нас в категорию игрового кино, а сейчас мы едем на неигровой фестиваль Docufest в Косове и будем там в основном конкурсе. Они меня даже спрашивали, как я сам считаю — игровой это фильм или документальный. Мне нравится, что такая неопределённость возникает. Например, никто не знает, кадры в первой части фильма — это действительно места, связанные с преступлением, или нет? Я думаю, для кино это вообще очень важная проблема. Мне-то кажется, что по большому счёту всё является репрезентацией чего-то, так что документального кино не существует.

А у вас были какие-то образцы для подражания или источники влияния среди режиссёров документального кино и тех, кто тоже работает на границе игрового и документального?

Первым делом приходит в голову «Акт убийства». Ещё для меня всегда был важен Кадзуо Хара. Из его фильмов особенно много значит для меня «Личный Эрос». Он снимал свою жену в течение нескольких лет, и для него это был способ выразить свою любовь, причём единственный способ. Как будто он думает и чувствует камерой. Вот это отношение для меня очень важно. Ещё я всегда называю Джеймса Беннинга, который делает, скорее, экспериментальное кино, но и несколько документальных фильмов сделал тоже. «Пейзаж самоубийства» очень близок к «Принадлежности» по структуре и форме.

Хорошо видно, что «Принадлежность» сделана за небольшие деньги и даже задумана так, чтобы бюджет был небольшим: всего два актёра, минимум локаций. Вы хотели бы снимать коммерческое, индустриальное кино?

До сих пор я работал только с маленьким бюджетом и небольшой группой, на съёмки «Принадлежности» ушло всего девять дней. Надо сказать, что способ производства всегда влияет на то, каким получится сам фильм в итоге. Чем меньше денег, тем больше можно рисковать. Мне не интересно работать в индустрии, снимать коммерческое кино. Я делаю свои маленькие фильмы и очень этому рад. В этом отношении я беру пример с португальского режиссёра Педру Кошты, который работает с очень маленькой группой и делает то, что его душе угодно.

Ну и обязательный вопрос: что дальше?

Недавно я сделал тридцатиминутное видео «Топография памяти», которое покажут на фестивале в Локарно в августе. И я хочу сделать исторический фильм, но пока что ещё не дописал сценарий. Действие будет происходить в Османской империи… так что придётся найти бюджет немного побольше. Сейчас в Турции очень популярны мыльные оперы про Османскую империю. А у меня будет кино про шехзаде, то есть сына султана — интеллектуала в духе фильмов Ромера.

А такая популярность сериалов по Османской истории связана с консервативной волной в Турции?

Конечно. Но вы уже смотрели «Принадлежность» и знаете, как я обращаюсь с жанрами — так что моя версия исторического фильма будет совсем другой.