В ноябре 2019 года художественная/театральная лаборатория ВОКРУГ ДА ОКОЛО представила в венецианском пространстве фонда V-A-C «Спектакль в коробочке». В нем участницы коллектива Лейла Алиева, Даша Бреслер, Женя Л Збань и Влада Миловская обращаются к советской традиции производничества, чтобы сконструировать новые свободные формы взаимодействия со зрителем. Одна из центральных тем спектакля — Венеция и населяющие ее призраки, исследуемые на материале полевых записей и интервью с местными жителями.

Этим летом для фестиваля сайт-специфического и иммерсивного искусства «Точка доступа» была создана онлайн версия той же работы — не то поэтическое эссе, не то игривая радио-пьеса о заколдованной Венеции, маршрут по которой зритель прокладывает самостоятельно. В небольшом интервью участницы коллектива Даша, Женя и Влада рассказали об отличиях версий для физического и виртуального пространств, включении собственных переживаний и аффектов в произведение и важности обратной связи со зрителем.

10 октября пройдет последний специальный (бесплатный!) показ спектакля с участием его создательниц, зарегистрироваться на него можно по ссылке — box.tochkadostupa.spb.ru.

Спектакль-конструктор в ДК Дзаттере и его виртуальный двойник

Даша Бреслер: Анна Ильдатова, куратор фонда V-A-C, предложила нам сделать звуковой спектакль для проекта ДК Дзаттере в венецианском пространстве фонда. Для этого осенью 2019 года мы отправились в экспедицию, где собрали множество интервью и полевых записей, также мы записали фрагменты текста «Дневника Кости Рябцева» Н. Огнева. Из этих материалов мы создали конструктивистский «Спектакль в коробочке» — около 200 табличек с QR-кодами, распределённых по 38-ти станциям в пространстве ДК. В каждый QR-код был зашифрован звуковой фрагмент. Проходя по зданию, зрители/слушатели собирали свой спектакль.

Мы хотели расширить аудиторию спектакля, сделать его доступным не только для посетителей ДК Дзаттере. Для этого нужно было разработать интернет-версию. В начале весны 2020 года куратор фестиваля «Точка доступа» Алексей Платунов предложил нам сотрудничество в рамках основной программы, проходившей онлайн. Так мы получили возможность воплотить наш замысел.

Женя Л Збань: При разработке первой версии спектакля в пространстве ДК Дзаттере мы стремились к созданию наиболее открытой формы спектакля, в которой слушатель_ницы могут подключиться к материалу в любой точке (как пространства ДК, так и массива аудио-фрагментов спектакля). Организовывая звуковой материал, мы создавали конструктор, который слушатель_ницы собирают сами. Монтаж как значительный инструмент власти автора в первой версии спектакля вообще отсутствовал: мы оставляли отобранные и тематически обозначенные фрагменты для самостоятельной сборки. Каждая из слушательских монтажных склеек является результатом их перемещения по ДК и взаимодействия с техническим устройством — смартфоном, который считывает QR-код и воспроизводит новый фрагмент спектакля.

Тема домов культуры отсылает меня к размышлениям и полемике об искусстве, разворачивавшимся во второй половине 20-х годов ХХ века, когда первые ДК появились в Советском Союзе, в том числе к производничеству. В манифесте «Искусство и производство» Арватов говорит о том, что, например, композитор — это тот, кто в первую очередь организует звуковой материал, будь то шум заводов или гомон улиц. Он настаивает на организаторской роли художника в процессе производства и жизни общества. Работая над первой версией спектакля, мы хотели провести эксперимент, создав спектакль-конструктор, сработанный в духе производничества, — рассыпанный по ДК Дзаттере странный пространственный интерфейс библиотеки нашего художественного исследования. Как когда-то конструктивизм в архитектуре критиковали за его сухость и даже «достоевщину» (мрачные серые дома без декора), так и первую версию спектакля можно критиковать за недостаточность медиации и эмоциональную закрытость по отношению к слушателю. Поэтому очень здорово, что у спектакля появилась другая форма жизни в виртуальном пространстве, куда более аффективная и разнообразная, но и более конвенциональная в плане монтажа и организации материала.

Мы хотели провести эксперимент, создав спектакль-конструктор, сработанный в духе производничества

Даша Бреслер: Наш спектакль — конструктивистский: чтобы воспринять его, нужно его построить. В ДК зрители/слушатели производили спектакль повторяющимся как механизм конвейера движением руки, поднося камеру смартфона к QR-коду на стене. В то же время этот процесс был свободным: в любой момент можно было остановиться, вернуться к предыдущей станции или уйти. В онлайн-версии мы предложили зрителям/слушателям наши сборки, но оставили им возможность собрать свои, добавив опцию ручной сборки.

Влада Миловская: «Спектакль в коробочке» — это двигатель, в котором умещается 129654000 идей. Мне кажется, что наблюдая друг за другом, за зрителем, за самим механизмом «коробочки», мы просто искали способы того, как развивать этот механизм, как сделать так, чтобы все работало самостоятельно. Первая попытка или даже проба была в Венеции, и если бы мы на этом остановились, то мы бы были художницами, которые произвели продукт на заказ, уплощая собственные фантазии в попытке вписаться во временные рамки. Но мы продолжили думать о том, как еще больше оживить «коробочку» и что в ней изменить, необходимость рефлексии привела к тому, что получилось сейчас.

Рабочий процесс: онлайн и офлайн версии, карантин и организация материала

Даша Бреслер: Для ДК по просьбе V-A-C мы делали своего рода аудиогид. Звуковой ряд нескольких станций относился непосредственно к истории здания. Мы довольно долго беседовали с архитектором, создавшим проект реконструкции Палаццо Дзаттере, и он рассказал много интересного: например, оказалось, что конструкция здания не единая, а составлена из нескольких построек. Раньше там располагалась администрация порта. Без призраков тоже не обошлось: директор порта был убит прямо на рабочем месте в своём кабинете. Эти колоритные детали мы решили опустить в онлайн версии (с некоторым сожалением, потому что голос архитектора звучал на редкость приятно), ведь задачи воссоздать атмосферу конкретного венецианского здания у нас уже не было, хотелось расширить контекст.

Если говорить о рабочем процессе, то делая первую версию, мы собирались все вместе за круглым столом и в режиме реального времени коллективно обсуждали и фрагменты, и их расположение в пространстве. Второй раз работа пришлась на самый разгар карантина: пришлось полностью перестроить механизм работы, из реальности переместиться в пространство гугл-таблиц и документов. Размышляла каждая из нас обособленно, поэтому результат получился более субъективным, чувственным и интуитивным.

Женя Л Збань: Наверное, не стоит так строго проводить границу между первой и второй версией: мне представляется, что это две разные формы жизни одного и того же художественного исследования. Материала было очень много и для его проработки, организации, перевода и оформления потребовалось много времени. В онлайн версии, на мой взгляд, много внимания уделено самому процессу работы, нашей самоорганизации и переживаниям, возникающим внутри коллектива. Это видно в ее оформлении: мы искали способы графической организации материала, соответствующей нашему способу работы, обозначали линиями связи между элементами спектакля или участни_цами процесса его создания, но сторонились последовательных перечислений в столбик, привносящих в организацию элементы иерархии. Мне кажется, что метафора созвездия очень точно описывает и способ визуальной организации спектакля, и тот способ работы, к которому мы стремились. Элементами созвездий становились главы, слова, словосочетания и даже сами авторки, а в первой версии их присутствие было минимальным.

Интерфейс-место и интерфейс-карта

Женя Л Збань: Выше я говорила о том, что воспринимаю палаццо Дзаттере с размещенными в нем станциями как пространственный интерфейс. Интерфейс онлайн версии скорее напоминает карту, а картируются воспоминания, ощущения и размышления авторок.

Даша Бреслер: По ДК зрители/слушатели перемещались, а тело в движении откликается на множество импульсов извне. Можно перейти из одного зала в другой, спуститься или подняться по лестнице. Воздух в каждом зале разный: где-то он теплее, где-то холоднее, откуда-то плывут запахи. Звуковая среда тоже меняется от комнаты к комнате (в некоторых залах ДК были звуковые инсталляции), с улицы доносятся звуки. Всё это вплетается в перцепцию спектакля.

Когда мы слушаем спектакль в наушниках, сидя перед монитором, создается более герметичная ситуация, здесь ничто не отвлекает, можно лучше сосредоточится на деталях, фактурах и смыслах. В интернет-версии спектакля довольно много текста, который важно прочитать одновременно с прослушиванием, в статичном положении это делать удобнее. Но мы хотели сохранить динамику движения, поэтому анимировали интерфейс, сохранив эффект перемещения, только уже не в трёхмерном пространстве, а на карте спектакля. Ритм монтажа воссоздал ощущение движения на уровне звука.

Женя Л Збань: Мне кажется, что топливом для пересборки спектакля стало то время, которое прошло между сбором материала и началом работы над интернет-версией: появилась дистанция, а вместе с ней желание разобраться в своем опыте и памяти. Мы где-то писали, что Венеция вынуждена заколдовывать сама себя для поддержания статуса туристической столицы мира. Наверное, делая спектакль там, мы хотели наперекор этой самозачарованности расколдовать спектакль и обнажить все связи и процессы. А когда мы сидели на карантине, желание расколдовывать испарилось, и спектакль снова пропитался зелеными водами и волшебной плесенью. Тут нам на помощь пришла магия монтажа… Вопросы, которые мы поднимали в исследовании, были не самыми простыми и однозначными, и некоторые связи между вопросами и ответами, темами, псевдонимами зритель_ниц и даже именами участн_иц в титрах получилось обозначить только графически, а в ДК у нас такой возможности не было.

Еще для нас очень важна обратная связь, которую удалось полноценно осуществить только в интернет-версии: зритель_ницы спецпоказов проходили регистрацию-анкету и их имена и ответы по желанию включались в спектакль, а в конце спецпоказа был общий чат со всеми участни_цами показа. А все остальные зритель_ницы, которые смотрели спектакль в свободном доступе, могли оставить нам отзыв в журнале.

Физическое и виртуальное пространства и их время

Даша Бреслер: В физическом пространстве любая пауза между звуковыми фрагментами наполняется его атмосферой, поэтому спектакль можно проходить сколь угодно долго или быстро без ощущения сбоя. Слышимое и видимое воспринимается несколько разжиженно.

За экраном компьютера время сжимается, паузы (технические неполадки, зависший компьютер, плохое интернет-соединение или намеренная тишина внутри главы) кажутся провисами или сбоями — хочется поправить наушник, перезапустить страницу. Именно поэтому мне нравится, как работает тишина в одной из глав — она задевает за живое, на неё невозможно не реагировать. Такая темпоральность сгущает переживание от увиденного и услышанного, позволяет глубже погрузиться в атмосферу спектакля.

Встреча наших четырех языков случайно изобрела общее чувственное чудище, которое и спрятано в этой коробочке

Влада Миловская: Когда перформанс, концерт, дрейф (что угодно) происходят вне дома, в пространстве, до которого нужно дойти, то совершается акт, связанный с действиями тела, то есть тело ведет себя более активно, чем во время использования компьютера. В виртуальном пространстве зритель более одинок в своем опыте переживания встречи с материалом.

Аффекты исследовательниц: студень и чудище

Женя Л Збань: Включение в спектакль наших переживаний сделало его небезопасным, по крайней мере для нас самих.

Влада Миловская: У этого спектакля есть внутренний мир, а точнее, структура в виде нескольких схем-сеток, по которым мы работали. Эта сеть чудовищно сложная. И, вероятно, только мы сами способны видеть то, как она устроена и как она работает. По принципу сети устроено и наше взаимодействие внутри коллектива. Мы постоянно разговариваем и пытаемся отличить самость чувств и желаний каждой из нас.

Мне кажется, что мы похожи на четырех прозрачных медуз, настолько чувствительных к внешнему миру и друг к другу, что любое соприкасание имеет для нас последствия. Я думаю, что встреча наших четырех языков случайно изобрела общее чувственное чудище, которое и спрятано в этой коробочке.

Женя Л Збань: Говоря о чудовищах, меня нередко охватывал чудовищный стыд. Для некоторых глав я зачитывала свои дневниковые тексты, которые потом монтировала с полевыми записями. В процессе монтажа я переслушивала снова и снова одни и те же записи своего голоса, который говорил о чем-то личном, — от чувства стыда было не отделаться. Интересно, что слово стыд имеет температурную окрашенность: его слова-родственники — это стужа, остывать, студень; стыдак (стидак, сербохорв.) — это последний кусок на тарелке, который каждый стесняется брать. Получается, что нам стыдно, когда мы остываем после горячего проявления (аффективного действия, откровения), а значит чувство стыда указывает на то, что мы обнажили какие-то важные живые (горячие) процессы, осмелились взять последний кусок. По-моему, это хороший знак!

Главы: принципы монтажа и темы размышлений

Даша Бреслер: Каждая из нас сконструировала несколько глав, а затем мы коллективно собрали из них через точки пересечения или столкновения по звуку и смыслу четыре тропы. Это ассоциативные тропинки, пробирающиеся по дебрям нашего восприятия реальности и фантазии о Венеции, памяти, травме, самоорганизации, труде…

Я ставила к каждой главе вопрос или задавала направление размышления и отбирала звуковые фрагменты, которые входили в диалог с этими вопросами, исследовали или расщепляли заданную мысль. Звуковым монтажом занималась Лейла, я предлагала ей примерную последовательность, а она создавала из неё законченную композицию.

Женя Л Збань: Даша сказала про то, что каждая из нас придумывала свои главы, также было несколько общих глав, которые мы придумывали коллективно, например главы про «красную готику». Я бы выделила два принципа сборки: субъективный интерес и соответствующая монтажная чувственность каждой из художниц, с одной стороны, и взаимное дополнение, с другой. При этом, конечно, обе эти стратегии не существовали в чистом виде: периодически мы совещались и корректировали общее направление в связи с частными и наоборот.

Мне очень интересно, какие темы мои соавторки могут назвать сейчас, спустя несколько месяцев после окончания работы над спектаклем, как самые значимые (в смысле трогающие) из тех, что мы поднимали.

Мы коллективно собрали ассоциативные тропинки, пробирающиеся по дебрям нашего восприятия реальности и фантазии о Венеции, памяти, травме, самоорганизации, труде…

Влада Миловская: Дружба, страх, любовь, революция, трудности перевода, нежность, конкуренция, боль, веселье, архитектура, вода, политическая магия, хрюканье, алкоголь, астрология, секс, чужое имя, игра, деньги, злость, отчаяние, одиночество, незнание, скука, куда делись все голуби, свобода слова на стенах венеции. Может, что-то еще, надо подумать.

Женя Л Збань: Да, примерно так… Напоследок хочется рассказать про главу, которая так и не случилась. Она называется «одно интервью». Во время нашей венецианской экспедиции мы с Дашей добрели до какой-то стройки и записывали там городские шумы. В руках у нас все время были стопки бумажек с распечатанными опросниками, переведенными на итальянский, с помощью которых мы брали интервью у обитателей города, которые не говорили по-английски. В какой-то момент к нам подошел мужчина, явно заинтересованный тем, что мы делаем. Мы с Дашей наперебой воодушевленно стали предлагать ему дать нам интервью. Мужчина не понимал наш английский диалект, а может быть, не говорил по-английски. Мы дали ему бумажку с вопросами на итальянском. Дальше началась медленная и мучительная коммуникация с использованием гугл-переводчика, жестикуляции, утопающая в длинных паузах: каждый вопрос повторялся по нескольку раз, и постепенно мы поняли, что мужчина берет интервью у нас. Мы узнали, что его зовут Шакават и что он родился в Бангладеше. Медленно, очень медленно мы рассказывали что-то о себе, о том, где мы живем и чем мы занимаемся. Шакават вывернул саму ситуацию интервью, и мы это поняли совсем не сразу. Запись нашего разговора длится чуть меньше часа, и сократить/смонтировать ее без потери динамики непонимания и прояснения не получилось. Тем не менее, мне кажется, что этот разговор повлиял на наше понимание позиции исследовательницы и места, из которого мы задаем вопросы, и таким образом просочился во многие другие главы.