Беседа Metahaven с журналисткой и кураторкой Анастасией Федоровой, первоначально опубликованная в зине выставки Field Report, посвящена творческому методу студии, а также поэтическим и смысловым ориентирам, направляющим повествование фильма «Евразия (Вопросы о счастье)», который будет представлен 18 сентября в киноконцертном зале Ельцин-Центра в рамках фестиваля «ЛУЧ» — регистрация на показ по ссылке.

Перевод публикуется с любезного разрешения участников.

Переводчик — Олег Власов.

Редактор — Дима Безуглов.

Уже не всегда получается отличить реальность от вымысла, или реальность от мемов из аккаунта «Humans of Late Capitalism». Так же тяжело отличать онлайн от оффлайна, человеческий разум от ИИ, а правду от политической повестки. Множественность голосов, обеспеченная технологиями, привела к новому пониманию свободы, и, соответственно, к ранее неизвестным проблемам.

Как отметила однажды писательница Джоан Дидион: «Мы рассказываем себе истории, чтобы жить, но что происходит, когда истории получают свою собственную жизнь»? Что происходит, когда уже знакомые, столь близкие сердцу и уму истории попросту перестают работать?

Metahaven исследуют сложное устройство современности. Их работы затрагивают множество проблем человеческого бытия в такой странной, жестокой и удивительной действительности. Фильм «Евразия» («Вопросы о счастье») 2018 года — амбициозный коллаж, составленный из новостных отрывков, документальных фильмов и роликов с YouTube, сочетающихся с живописнейшими кадрами границы Европы и Азии. Их фильм «Родной город» 2018 года (двухканальное видео) поэтическое путешествие по Киеву и Бейруту, и зрителей знакомят с историями городов сами жители. Фильм «Информационные небеса» (2016) рассказывает о хрупкости человеческих связей; в буколических лесах бродят сущности из виртуальной реальности, — так в одном нарративе встречаются сказочные образы разных культур. Но, как это часто бывает с работами Metahaven, целое больше суммы его частей. Коллектив объясняет:

«Мы снимаем фильмы, которые часто представляют собой сочетание кинематографических кадров и анимации. Есть главные герои, но нет четкого прогресса. Наши фильмы исследуют связь между вымыслом и правдой, тоской и фантазией. Ступив на мягкий ворсовый ковер, являющийся неотъемлемой частью инсталляции, вы попадаете в иной мир: он представляется странным, словно бы вырезанным из научно-фантастического сеттинга, но в то же время он более реален и узнаваем, чем любой документальный фильм. Мы путешествуем по разным территориям, реальным и воображаемым; многие из них относятся либо к Новому Востоку, либо оказываются под патронажем постсоветских политических игроков. Истории и пространства, в которых они рассказываются, связываются на многих уровнях: русские пейзажи и классическая русская поэзия, указания на македонский политический контекст, совместная работа с молодыми украинскими художниками».

В работах Metahaven сохраняется напряжение между поверхностным (видимым) и глубинным (сокрытым). Для публикации PSYOP (2018), служившей компаньоном для выставок в ICA (Лондон) и музее Стеделик (Амстердам), я смогла поговорить с Metahaven о поверхностном, а именно — о их интересе к постсоветской эстетике.
В этом разговоре мы затронем сокрытое на глубине, а именно — почему Metahaven так интересуются постсоветскими пространствами?

Вы часто обращаетесь к постсоветским странам: России, Украине, Польше, Македонии и другим. Чем обусловлен ваш интерес к этим территориям?

Мы какое-то время очень интересовались советской и постсоветской географией. Зоны так называемых «замороженных конфликтов», квазигосударства, возникшие в месяцы между падением Союза и учреждением современной России. Мы расценивали эти образования как некие прототипы, демонстрация того, что могло бы произойти. Для нашей книги «Некорпоративная идентичность» (2010) мы исследовали Приднестровье и прочие пространства-прототипы. В том числе, нас привлекали и визуальные решения этих проектов. В них квази-свободная рыночная эстетика сочеталась с характерно советскими графическими элементами. Этот коктейль придавал форму некоей противозаконной текучести, переходным проектам, отступающим от живого прошлого к смещенному настоящему. В 2010 году у нас был проект «Фантастические инвестиции», исследования проходили в Москве. В последующие годы эта увлеченность постсоветским все больше проникала в нашу повседневную работу. Читая трактат Льва Толстого «Что такое Искусство?» мы столкнулись с откровенческими вопросами — текст повлиял на наш следующий проект, и цитаты из него оказались в нашем первом фильме «Расползание» («Пропаганда о пропаганде») (2015). Примерно в это же время обострились политические отношения между Западом и Россией.

Можно ли сказать, что опыт посткоммунистических стран может помочь в оценке того, что происходит сегодня с миром и нашими представлениями об истории, достоверности и правде?

В нынешней Восточной Европе одновременно соседствуют совершенно разные явления. Историческая катастрофа, которую мы все вместе обживаем, каким-то образом стала заметна. Наше озабоченное познание ищет близости с реальностью, и в каком-то смысле в одном моменте сосуществуют и прошлое, и будущее, а хай-тек сосуществует со средневековыми представлениями о мире. Но личные взгляды жителей важнее любого объективного описания. Так что речь вовсе не идет о том, чтобы просто изобразить Восточную Европу или Россию как фантастическую дистопию или музей диковинок, которые могут быть интересны западному зрителю. Напротив, мы сохраняем прочную связь с «глубиной», верим в нее. Верим в то, что незримо.

Когда я посмотрела «Евразию» («Вопросы о счастье»), поняла — меня очаровали сцены на границе Европы и Азии, размещенной на Урале. Можете сказать, почему вы решили снимать в этой локации? Как проходили съемки?

Сцена у стелы на границе Азии и Европы, что на трассе между Екатеринбургом и Челябинском, — первая, открывающая как для фильма, так и для путешествия, в целом изменившего нашу жизнь. Нам было важно приступить к съемкам у памятника, который символизирует решение прочертить «границы» между европейской и азиатской частями страны. В отличие от рек и горных хребтов, эта граница искусственна. Здесь фотографируются туристы, и иногда герой снимка стоит одной ногой в Азии, другой — в Европе.

Какие еще знаковые уральские места появляются в кадре?

Мы спустились через Кыштым в бассейн реки Сак-Елга, протекающей возле медного завода в Карабаше. Все вокруг, и река в том числе, окрасилось в грязновато-красный цвет. И эти леденящие душу виды — свидетельство бесконтрольной добычи меди, шедшей уже 300 лет. Это памятник решениям человечества. Несмотря на очевидность вывода, мы смогли обыграть это, не обращаясь к банальной идее экологической катастрофы или вариациям «Зоны» братьев Стругацких. Обнаженный пейзаж умирающей земли, на которой не осталось ни флоры, ни фауны, лишь грязь и пыль — вполне может указывать на сценарий будущего планеты. А еще мы припрятали в местных шлаковых наростах клавиатуру.

Куда вы отправились дальше?

Закончив со съемками в Магнитогорске, мы двинулись в Ясный и оттуда в Орск. Чем дальше мы забирались — тем меньше комфорта, это понятное дело, однако на наше настроение это никак не повлияло. На Google Maps мы обнаружили одно интересное место под названием «Белошапка», и снимать там было сплошным восторгом. Потом, возле Новотроицка, мы дождались поезда на Новом Шелковом пути, и, наконец, один приехал, хотя и шел в «неправильном» направлении, он вез груз из России в Казахстан. Мы отметили завершение пятидневных съемок ужином в отеле, выполненном, как нам показалось, в стиле «Советский Твин Пикс», а потом устроили дискотеку — слушали очень эклектичный плейлист. Каково это — быть в степи? Словно ты пребываешь в чистом, мягком, возвышенном небытии; ты в огромном, нежном, всепрощающем пространстве.

Что меня по-настоящему захватило, так это присутствие камеры как непосредственно на линии границы, обращенной к стеле, так и несколько раз посреди пейзажей, захватывающих дух. Камера без человека, управляющего ею, похожа на бесплотный взгляд, взгляд без зрителя — что как-то соотносится с тем, как мы потребляем информацию и изображения онлайн. Мы постоянно смотрим и смотрим, но в процессе мы как бы растворяемся, нас больше нет. Вы когда-нибудь думали об этом или вы трактовали это как-то иначе?

Ваша интерпретация близка к нашей. Мы хотели позволить камере Blackmagic и беспилотной камере снимать друг друга. И избавиться от оператора, создающего этот, как вы говорите, бесплотный взгляд, где сам взгляд, сама точка обзора, становится фокусом. Мы исчезаем.

У зрителей есть возможность посмотреть «Евразию» («Вопрос о счастье»), лежа на удобном и мягком ковре с ворсовым покрытием под названием «Infra Ultra». Почему пространство было обустроено именно так? Я некоторое время разглядывала узор, и он отсылает ко множеству вещей: от традиционного рукодельного искусства до графики, используемой для Олимпийских игр.

Цель инсталляции — как можно сильнее сблизить пространства кадра и экспозиции. Сочетая в своем узоре элементы виртуальной текстуры, географической карты, и графической оболочки некоего интерфейса — ковер отсылал к уютному совместному просмотру чего-либо, когда зона просмотра становится практически общественным местом. Мы надеемся, что зрители при просмотре смогут ощутить эту идею уюта и комфорта; неважно, смотрят они вместе с кем-то, или в одиночку. Нам нравятся народные мотивы. Нам нравится графика Олимпийских игр, а также визуальное сопровождение конкурса «Евровидение».

Отмечу, что для фильма многое значит русская поэзия. Почему вы к ней обратились? Вас увлекает природа самого языка или же вас привели к стихам эксперименты с нарративной структурой?

Для нас это никогда не вопрос «использования». Мы включили в «Евразию» тексты, которые нам просто когда-то очень понравились, и мы хотели поделиться чувством, которое они в нас пробудили. Так что они включены не потому, что мы рассчитываем на эффект; мы просто хотим передать то, что пережили.

Поговорим о «Родном городе»: почему вы снимали именно Киев и Бейрут? Интересно, что места там частично невидимы, но в то же время очень узнаваемы. Учитывая, что вы находитесь в Западной Европе (если я не ошибаюсь), было ли для вас важно исследовать места за пределами «Запада»? Ваша работа всегда очень аутентична и верна этому месту для меня, но получается ли у вас смотреть на места вне мировосприятия человека Запада, смотреть как местный? Как вы избегаете подобного замыливания взгляда?

Мы стараемся смотреть не «на», а «в». Нас интересует способность изображения выразить то, что глазу невидимо. Мы не можем судить, связано ли это с «западным взглядом» или нет. Например, в «Родном городе» Лера выбрасывает обертку от эскимо (это советское мороженое, которое мы изначально знали по голландскому переводу детской поэмы Корнея Чуковского «Крокодил»).

Просто так получилось, что это мороженое было на заправке, на которой мы тем утром снимали; и речи не было о том, чтобы не включить эти кадры. Поэзия может передать чувство принадлежности к тому, чего вы не пробовали и не видели; помочь проявиться чувству к тому, что не есть часть вашей культуры.

Эссе Светланы Бойм позволили нам осознать принцип такого воздействия, они же помогли включить подобный эффект в наших работах. Как видите, на нас не влияет «новая эстетика», эта смесь заброшек, серого неба и модной одежды. Эта эстетика — просто поверхность. Приведем в пример монолог Леры, звучащий в конце «Родного города»:

«Теперь, в затопленном городе, осмотрись. Люди живут, теряются и очаровываются. Они забыли, как дети учили их тому, чему нельзя научить: морали, распускающейся внутри».

В этой сцене Лера идет по окнам рыночного зала в Киеве. Слово «нравственность» в том виде, в каком мы его написали на английском языке, Александра Аникина перевела на русский язык как «со-сенсуальность». Дубль, использованный в фильме, — самый первый из тех, что мы отсняли, и один из первых, что мы сделали в первый день съемок «Родного города» в целом. Еще пример: мы снимали в одно и то же время, в одном и том же месте с другой производственной командой, и регулярно натыкались друг на друга. Мы делали наш фильм, а они вели какую-то фэшн-съемку. Так и получается — ты видишь то, что хочешь видеть; время и место одинаково — а результат совершенно разный.

Я заметила, что и для «Родного города», и для «Информационных небес» вы работали с дизайнером Юлией Ефимчук — как вы наткнулись на ее работы и что вам в них нравится?

Мы нашли работы Юлии Ефимчук в интернете, и такие: «Боже мой, кто это сделал? Нам абсолютно точно нужно с ним поработать!» Это случилось в 2016 году, когда мы готовили «Информационные небеса». Тогда же мы завязали разговор с Юлей и Таней Монаховой, ее тогдашней коллегой; эта беседа под названием «Весна» была опубликована в PSYOP (2018).

Разговор показал, что мы должны вовлечь Юлию в «Родной город» и снять половину «родного города» в Киеве (вторую отсняли в Бейруте). Сейчас уже можем заметить, что взялись работать с Юлей, потому что безоговорочно приняли стиль работы друг друга; потому что мы пытаемся совладать со схожими вопросами, невзирая на очевидные различия.

Есть еще пара вещей, о которых неотступно думаю после того, как посетила выставку. Первая — счастье, сама его идея. Вторая — трубочки для питья. Очень разные вещи. На мой взгляд, оба этих феномена характерны для современного капитализма. Не могли бы вы немного о них рассказать?

Празднично оформленная пластиковая питьевая трубочка, изготовленная в Китае (и, кстати, недавно запрещенная Европейским Союзом), постоянно присутствует в фильме «Евразия». Все началось с того, что мы нашли промо-видео о Новом Шелковом Пути (или проекте «Пояс и Дорога»), в котором двое радостных ведущих сидят на огромном рынке где-то в восточном Китае и интервьируют предпринимателей.

С одним из них ведущие беседовали в красочно оформленном ресторане; звучали тосты, все держали в руках винные бокалы, заполненные лимонадом; в бокалах торчали праздничные соломинки для питья. Позже ведущий беседует с человеком, который производит эти соломинки, а затем зачитывает удивительный философский монолог о кажущейся незначительности самой соломинки — дескать, эта незначительность обманчива, потому что на самом деле она представляет собой «прорыв»! Однако, на вопрос: «для чего еще можно использовать соломинку кроме как для питья?», — предприниматель так и не смог ответить. Нас позабавило это видео, потому мы включили его в фильм, а еще и провели собственную съемку с вином, землей и коктейльными соломинками.

В 2020 году фильм «Евразия (Вопросы о счастье)» впервые демонстрируется вне музейного/выставочного контекста: первый показ прошел 31 августа в рамках Эха первого Международного фестиваля дебютного кино в Новой Голландии; второй показ пройдет 18 сентября в Екатеринбурге в рамках фестиваля «ЛУЧ».