Предисловие. Постметафизические теологии

Перед обсуждением обрисую бэкграунд, с которым я читал книгу.

Начнем. Что нам сегодня не нравится в христианстве вообще и в большинстве его деноминаций в частности? Насилие. Формально христианство мы понимаем как учение Иисуса Христа. Очевидно, что в его центре стоит мыслить Евангелие вместе с идеями универсальной и безусловной любви, ненасилия. Но исторически это не так. 

Национальные церкви, признавая и провозглашая особую роль Иисуса, спокойно, по первой же необходимости, откладывают новозаветные сопли в сторону, провозглашая отчетливо и громко: “Око за око!”. И это только полбеды. В мирное время та же Русская Православная церковь продолжает быть институтом поддержания и воспроизводства неравенства. Достаточно вспомнить речь патриарха Кирилла, в которой права человека объявляются “глобальной ересью”. Это нельзя списать на уступки времени или личное мнение.

Такова традиция: Бог всемогущ и добр как товарищ Сталин. И смысл жизни церковь дает в обмен на покорность. Тут спасение — это нормализация, усвоение строевого шага. Не случайно в Российской Империи священники выполняли чиновничьи функции: учет новорожденных, умерших. 

Вспоминается и “Пошехонская старина” Салтыкова-Щедрина. Там автор недоумевает над практически полным забвением Евангелия в России времен отмены крепостного права. А именно: церковь повсеместна и влиятельна, весь народ без исключения — верующие. Но фактическое, повседневное восприятие религии далеко от Нового завета. Большинство даже подобия “золотого правила этики” не включало в религиозность. А что же тогда виделось сутью веры? Порядок, четкость иерархия, “чувство ранга”. Один из персонажей книги, узнав об отмене крепостничества пишет проповедь с аргументом вида: “У Авраама были рабы, у Исаака были рабы. Следовательно и отмена крепостничества непозволительна и богохульна!”. РПЦ сегодня не дает оснований понимать религию иначе. Исключения, такие как Алексей Анатольевич Уминский, лишь подтверждают правило.

Следовательно, нужна реинтерпретация, нужен возврат к Новому завету и универсальной любви. Все таки, возможно, растление детей священниками, крестовые походы, лагеря смерти и ненависть к разного рода меньшинствам не являются сутью христианской веры.

Проблема известна. Есть и наработки по преодолению кризиса — постметафизические теологии. В этой сфере работают: Джон Капуто, Джанни Ваттимо, Славой Жижек, Владимир Шалларь. Ключевые идеи, пожалуй, можно усвоить из статьи. Постметафизические теологии разнообразны. Но типическое вполне очевидно. Все они так или иначе продолжают, переосмысляют и развивают феноменологическую и деконструктивистскую мысль. Генетически это теологии-наследницы Гуссерля, Хайдеггера, Деррида и Левинаса. Политически речь идет об отказе от тоталитаризма в любой его форме, о шаге к более свободному, демократическому и инклюзивному обществу. На уровне онтологии имеем отказ от метанарративов — теперь нет и не может быть видения мира “в целом”, нет претензии на доступ к абсолютной истине. Религиозно — Бог более не суверен, наказывающий за неповиновение. Например Капуто объявляет Бога “слабым”, никак не ответственным за зло и несправедливости истории. 

Итак, постметафизические теологии существуют. И эти “системы” в среднем по больнице ведут нас к большей свободе и инклюзивности, провозглашают серьезный, современный уровень гуманизма и любви к человеку во всей его конкретике. Но движению этому явно далеко до побед. Каков шанс придя на исповедь в церквушку деревни Гадюкино встретить батюшку настроений постметафизических? Почему вероятность такова? Предлагаем подумать о двух глобальных причинах: мифологизм и академизм современных теологий.

Суть первого в холистическом подходе к традиции вообще и текстам в частности. Отчасти это наследие Жака Деррида. При конструктивистском подходе мы в первую очередь берем текст как нечто целое, вникаем в него, выявляем оппозиции, переворачиваем их. В идеале доискиваемся до вещей, анализируемому произведению совершенно внешних, не заявленных и не проговоренных. Бумажка со старой молитвой остается на руках. Мы продолжаем бубнить все то же изо дня в день. Комментарии и заметки на полях оказываются пылью, рябью, которую легко игнорировать. Библия то та же самая. Треп и поэтизация вокруг да около никак не трогает ортодокса. Для последнего “критическое отношение к традиции” в целом не существует, нужно просто делать что сказано, какая нафиг критика. Просто представим на секунду Андрея Борисовича Кормухина, внимающего лекции о слабом Боге. 

Академизм — это те же яйца. Высокий дискурс как таковой обречен быть игрушкой интеллектуалов. Объемы референсов, наслоений в тексте, неоднозначности, мягко интерпретирующие совсем уж темные фрагменты, схоластическая детальность. Башня из слоновой кости. Рассуждения такого качества и уровня избыточны, перенасыщены. Сведение подобных теорий к лозунгу зачастую оказывается неадекватно и мы теряем как направление, так и содержание. Но на плакате надо что-то писать, Христос может и должен быть досягаем человеком, научными степенями не отягощенным. 

Сомнительно, что филигранные реинтерпретации могут сместить общий вектор рецепции христианства.

Рецензия

К “Учению Иисуса об Отце”. Книга представляет собой прямолинейное прочтение и анализ Евангелий. Библейский текст анализируется “в лоб”. Авторы поднимают историческую информацию об Иисусе, реконструируют его биографию. Тексты внимательно читаются, сверяются, в них выявляются и проговариваются разного рода противоречия и нестыковки. Завершается все это авторской версией Евангелия. 

Книга собственно и хороша своим буквализмом и прямолинейной ясностью. В основе видно стремление построить консистентную биографию Иисуса и вычленить в материалах “несомненно” Христовы высказывания, истинно Евангельское учение. 

Покажем очки, через которые Олег Чекрыгин и Дарья Надеина предлагают читать Библию. Тут два стеклышка: датировка Евангелий и этноконфессиональная идентичность Иисуса.

Датировка Евангелий

Евангелиями обычно называют сочинения о жизни и учении Иисуса. В Новый Завет включили четыре таких текста: Евангелие от Иоанна, Марка, Матфея, Луки. Когда эти книги были созданы?

Более менее традиционно считать что Матфей создан к 60 м годам, Марк — к 70 м, Лука — к 80 м, Иоанн — к 100 году после Рождества Христова. 

Кроме вошедших в Библию существует масса Евангелий апокрифических — их в “главную книгу” не включили. Из последних авторы “Учение Иисуса об Отце” особо выделяют “Евангелие от Фомы” и “Евангелие Господне Маркиона”. 

“Евангелие от Фомы” — вероятно одно из древнейших. По форме книга бессвязная, это запись разнородных изречений Иисуса, без истории жизни, без обстоятельств, без контекста. 

“Евангелие Господне Маркиона” — веха в истории христианства. Только у этого евангелия точно известен автор. Маркион обратился в христианскую веру в Риме, примерно к 140 году. Но устройством и учением церкви не удовлетворился, посему создал свою церковь. И написал свое Евангелие. Вероятно именно Маркиону принадлежит идея создания фиксированного церковного канона. Это евангелие не дошло до нас. Текст был заново реконструирован в 2010-х. Публикация и последующие исследования привели к пересмотру истории библейских текстов.

Авторы “Учение Иисуса об Отце” приходят к другим датировкам текстов: 

Исходя из выстроенной нами ранее хронологии появления источников: Фома самый древний, второй половины 1-го века; Иоанн появляется ближе к концу 1-го века и к середине века 2-го претерпевает многочисленные внедрения в первоначальный текст с целью редактирования и подмены смыслов; и наконец евангелие Господне Маркиона появляется в Риме около 140-го года.

.датирование синоптиков сдвигается на вторую половину второго века, при том, что это не касается изначальной датировки ев. Иоанна 90-100-м годами, которая предположительно остается на своем месте.

Этноконфессиональная идентичность Иисуса

Идею этноконфессиональной идентичности Иисуса в исследовании Олега Чекрыгина и Дарьи Надеиной можно выразить простым словосочетанием: “не еврей”. Доказывается это через исторические и археологические материалы. С одной стороны, из Евангелий и сопутствующих текстов делается вывод о родине Иисуса. В качестве таковой принимается Галилея Языческая. С другой стороны, на основе историко-археологического материала авторы приходят к тому что во 0 век нашей эры на родине Христа евреев не проживало от слова совсем. То есть там не было ни еврейских храмов, ни синагог. В таком случае Иисус не мог знать иудейских традиций вообще, не говоря о высокой религиозности и чтении писаний.

Итоги

В свете сказанного историческое христианство предстает как учение синкретическое, как спайка иудаизма, учений Иисуса и платонической философии. И наоборот — Христово учение можно разглядеть только отделив привычные примеси. Резонно, если признать что Иисус был человеком необразованным. Для верующих дискомфортно — теологема спасительной жертвы на кресте вычеркивается.

Однако, такое вот фильтрованное христианство привлекательно. Тем, что, во-первых, это христианств: книжка та же самая, на каждой полке лежит. Во-вторых, все неприятное, но традиционное выкинуто на основе простейшей логики и сравнительного анализа. Не остается авторитаризма и гегемонии церковников: братья во Христе — это сообщество равных. Женщина равна мужчине, для мизогинии нет никаких оснований. Все гомофобные тезисы тут также устранены на уровне текстологии, что также небезынтересно.  Воспроизводство социального неравенства Иисусом в этом прочтении также не поддерживается. Не говоря уже про обоснование насилия: после вычета Ветхого завета из Библии задача подбора оправдывающих агрессию цитат оказывается непосильной.

Все это замечательно — видна основа, на которой можно проращивать современные теологии. Юношеский полемический задор также скорее достоинство, идея “Иисус — не еврей” некие мыслительные процессы запускает и у людей от Библии далеких.

Отметим слабый интерес к собственно теологическому мышлению. Ни Хайдеггера, ни Деррида тут нет. Исследование ограничивается текстами и, кажется, не сознает возможных социально-этических импликаций подобной работы.

Напоследок отмечу и научно-популярную ценность “Учения Иисуса об Отце”: книга в легкой для восприятия форме знакомит с достижениями в библейских исследованиях последнего двадцатилетия. А там, между прочим, случилось немало интересного, были реконструированы тексты, наметились сдвиги в интерпретациях, переосмыслена фактологическая база. Тут видится некий сдвиг тектонических плит мировой культуры. Как никак Библия остается самой продаваемой книгой и значение новых интерпретаций не стоит недооценивать.