Кто такой философ (сегодня)?
I.
Кто такой, собственно, философ, на наши деньги? Это — независимый эксперт. Слишком просто, скажете? А вот совсем не просто. Независимых-то почти нет. Их и в Античности, и в Ренессансе было раз-два, и обчелся, а уж сейчас. Весь мир людей пронизан иерархическими связями, все мы, так или иначе, gotta serve somebody. Особенно, когда речь заходит об экспертизе. А экспертиза в западном обществе — штука важнейшая, я бы сказал, даже, фундаментальная. Создала, скажем, какая-то
И вот выходит философ. С одной стороны, он всегда сильно strange. Философ, по-хорошему, по-мирски, человек со сбоем, с прибабахом. С другой, он дело понимает, образован, может, как сказал один тут, «оптику менять». И мнение такого стоит дорого. Очень дорого. На десятки порядков дороже мнений академиков. Всех, вместе взятых. Например, государь, правитель, феодал, глава корпорации. Академики у него в кармане. Они — нормальные, а значит — конформисты. Чего изволите? Ситуация гамлетовская. А у них еще своя система связей, скажем. Поэтому, правда — самый дорогой товар, и чем выше положение «алчущего и жаждущего правды», тем меньше вероятности ему ее добыть. А почему, вы думаете, Александр Великий искал дружбы бомжа Диогена из бочки? Почему странный во всех отношениях Леонардо да Винчи был нарасхват? Да, крупный художник всегда независим, настоящий, он всегда вне академий и аукционов, и мнение его, вернее, взгляд, столь же бесценны, как суждение подлинного философа. Где же искать нам сегодня независимой экспертизы? Не на «Практической деконструкции» ли? Уж конечно, вряд ли в академиях, на страницах солидных изданий, на общеизвестных сайтах. Или вы вправду думаете, что тамошние эксперты откажутся от благ ради абстрактной правды? Если бы было так, их уже не было бы там. А чтобы себя обелить, они давно придумали «постмодернизм».
Важно, конечно, не перегибать, с другой стати. Не каждый самодовольный самодур — эксперт. Настоящий независимый эксперт (философ) должен понимать. Это человек широко образованный, скорее всего, в прошлом, не чуждый академическим кругам, но самым радикальным образом порвавший с ними. Не по убеждениям, а потому что узко. Ну, и, в любом случае, такой эксперт прекрасно понимает контекст, считывает на раз, что там у Пазолини и Пастернака. Я привел этих авторов вовсе не
Ну и последнее. Собственно, деконструкция. Настоящий независимый эксперт должен разбирать себя как автора, быть изнутри наружу, менять, то есть, оптику. Именно это, кстати, будет мешать ему уютно сидеть в академиях и в солидных изданиях, штудируя Баха, Гегеля и других. Если вспомнить тех же Пастернака и Пазолини, мы увидим их творчество в развитии, постоянно under construction, это будет отречение, отказ от «Трилогии жизни», все это «до “Доктора” я вовсе ничего не писал». Впрочем, подлинный философ (независимый эксперт) делает это, наверное, даже осознанно. Вернее, рефлексирует момент, непрестанно понимая относительную ценность любого знания, любой ситуации. И все же, главным я считаю тут не понимание, но слово. Многие из нас ведь понимают, как оно на деле обстоит, но многие ли из нас скажут об этом человеку, от которого зависит вся будущая карьера, благополучие, а то и жизнь? Вопрос этот, в целом, сложный, вовсе не праздный, связанный, кстати, с другим вопросом: о качестве, ценности. Эксперт же, главным образом, устанавливает цену вещей. Но об этом уже в другой раз, может быть.
PS. Спрашивают: а как же концепты философа? Зачем ему, эксперту, все это: Миф о Пещере, Cogito ergo sum, Тело без Органов. Объясняю: философ (эксперт) создает максимально независимый, внеконтекстный концепт (чем более он оторван от существующей парадигмы, тем лучше, ценнее) как меру всех вещей. Именно на концепт эксперт олпирается, оценивая вещь, производя экспертизу. В религиозном сознании на этом месте, разумеется, Бог, как мера всех вещей. И религия, надо сказать, в отдельные периоды истории, являлась экспертным институтом. Однако, религиозный институт, как и академия, есть именно институт. Если искать в нем аналог философов, это, с рядом оговорок, будут старцы, блаженные. Они, впрочем, в любом случае, имеют дело с оценкой продуктов внутренней жизни. В то время, как предмет философии вполне материален. Но это уже к разговору про ценность.
II.
Итак, философ — глубоководная редкая рыба. Слишком много факторов нужно сложить, чтобы вышел философ. От природы парадоксальный, но тонкий ум (тут google меня поправляет: не ум, а км, но это к вопросу о мире, в котором мы живём), достаточно широкая образованность в контексте эпохи, при этом, абсолютное аутсайдерство (то есть, взгляд извне на современность).
Родился, допустим, с задатками, мальчик, а потом пошел в садик и среднюю школу, и заигрался там в социальные роли, поверил в них, закостенел, и все. Но, с другой стороны, аутист не подходит, не сможет с эмпатией понимать людей. Выход? Ребенок должен, допустим, много болеть, чтобы учится, большей частью, дома (у философов вообще часто слабое здоровье, заметьте). Тогда он, с одной стороны, не укоренится в социуме, с другой, ввиду своего ума, будет понимать эту ценность, и свою исключенность, лишенность, но ввиду ума же, не сломается, а станет ее компенсировать, причем, не искусством, наукой, а пойдет в философию, что будет лишь первым шагом. Конечно, дома, при этом, должна быть уже среда. Дома должны быть философские книги и
Спрашивают (извечное упрощение): а что, у нас мало больных и читающих дома подростков? Заявленных как протофилософы — ничтожно мало, и все меньше, день за днем. Давайте разберемся.
Итак, есть смышлёный (с задатками), но слабый здоровьем ребенок, без аутизма, психозов, больной, но развитый умственно, который, возможно, лет через тридцать войдет в состояние акмэ, созреет в философа, в общем. Во-первых, не факт, что родители дадут ему спокойно просидеть дома со своими мыслями, дозреть, доразвиться. Они станут его активно лечить, социализировать всеми путями, подгоняемые естественными биострахами (философы, вообще-то не сильно живучи), возвращать их inside. И через
А это, напомню, лишь первый этап. Потом как-то надо проскочить высшую школу, не заигравшись и там, не попасть на удочку первых своих «отношений» (в этом плане у философа все очень сложно). Хорошо, конечно же, трагически влюбиться в неправильного человека, переболеть и пережить гормональное буйство, оседлав, так сказать, тигра. Тут, впрочем, читайте Томаса Манна, а я вам про
Итак, философский vis-à-vis — это птица не менее редкого полета. Собственно, это — царь. Человек, с детства воспитанный тоже не как все, но с другого бока. Он, в
Итак, философ — это человек, который мог бы быть кем угодно, но не стал. Не стал отцом семейства, не увлекся писательством, не пошел в политику, отказался от академической карьеры. С каждым таким отказом (сознательным или ситуационным) акции кандидата в философы повышаются, и годам к сорока его экспертное мнение становится, наконец, бесценным. Кстати, по-хорошему, философ не должен писать много книг. Нескольких, тонких, достаточно. Бывает, и вовсе не нужно. А если вы видите такого, с кучей томов, скорее всего тут под вопросом. Мысль — субстанция воздушная, легкая, а чтобы много и длинно писать, нужна тяжесть. Философ, во-первых, думает, во-вторых, беседует, причем, не вещает, а ведёт диалоги. И тут мы подходим ещё к одному важнейшему пункту в формировании философа (или эксперта). У него должен быть собственно философский vis-à-vis. Не обязательно, конечно, тоже философ, но близкий к этому, по крайней мере, широко образованный и понимаюший, отвалившийся на предыдущем этапе, quasi-философ за шаг до того. Допустим, художник. Или правитель. Реальный. Александр Македонский, например. В любом случае, ещё один outsider, собеседник царя.