I.

Кто такой, собственно, философ, на наши деньги? Это — независимый эксперт. Слишком просто, скажете? А вот совсем не просто. Независимых-то почти нет. Их и в Античности, и в Ренессансе было раз-два, и обчелся, а уж сейчас. Весь мир людей пронизан иерархическими связями, все мы, так или иначе, gotta serve somebody. Особенно, когда речь заходит об экспертизе. А экспертиза в западном обществе — штука важнейшая, я бы сказал, даже, фундаментальная. Создала, скажем, какая-то дизайн-студия дорогой логотип. Заказчик откровенно не понимает, бьется: туда-сюда, а студия солидная. Почему? Ее эксперты визировали. Какие эксперты? Да ясно, какие. Культурологи, искусствоведы, все как на подбор с кафедр, из солидных изданий. А деньги откуда на кафедре? Да из кармана дяди владельца дизайн-студии, конечно. Это, конечно, условный пример, но схема понятная, и думающий человек докрутит сам. Важно: оно и всегда так было, и в XIV, и во II веке. Академии там, ордена, гильдии. Люди подневольные, все как один.

И вот выходит философ. С одной стороны, он всегда сильно strange. Философ, по-хорошему, по-мирски, человек со сбоем, с прибабахом. С другой, он дело понимает, образован, может, как сказал один тут, «оптику менять». И мнение такого стоит дорого. Очень дорого. На десятки порядков дороже мнений академиков. Всех, вместе взятых. Например, государь, правитель, феодал, глава корпорации. Академики у него в кармане. Они — нормальные, а значит — конформисты. Чего изволите? Ситуация гамлетовская. А у них еще своя система связей, скажем. Поэтому, правда — самый дорогой товар, и чем выше положение «алчущего и жаждущего правды», тем меньше вероятности ему ее добыть. А почему, вы думаете, Александр Великий искал дружбы бомжа Диогена из бочки? Почему странный во всех отношениях Леонардо да Винчи был нарасхват? Да, крупный художник всегда независим, настоящий, он всегда вне академий и аукционов, и мнение его, вернее, взгляд, столь же бесценны, как суждение подлинного философа. Где же искать нам сегодня независимой экспертизы? Не на «Практической деконструкции» ли? Уж конечно, вряд ли в академиях, на страницах солидных изданий, на общеизвестных сайтах. Или вы вправду думаете, что тамошние эксперты откажутся от благ ради абстрактной правды? Если бы было так, их уже не было бы там. А чтобы себя обелить, они давно придумали «постмодернизм».

Важно, конечно, не перегибать, с другой стати. Не каждый самодовольный самодур — эксперт. Настоящий независимый эксперт (философ) должен понимать. Это человек широко образованный, скорее всего, в прошлом, не чуждый академическим кругам, но самым радикальным образом порвавший с ними. Не по убеждениям, а потому что узко. Ну, и, в любом случае, такой эксперт прекрасно понимает контекст, считывает на раз, что там у Пазолини и Пастернака. Я привел этих авторов вовсе не из–за первой буквы, просто они крайне погружены в контекст, в целую серию контекстов. Нельзя понимать вполне Пастернака и Пазолини, не будучи, с одной стороны, прекрасно знакомым, например, с Библией и Античностью, с другой, не держа в голове современных им авторов: поэтов, философов, живописцев, ученых. В общем-то, я бы назвал Пазолини и Пастернака (с некоторыми оговорками, разумеется) в числе независимых экспертов, да. В последние годы жизни, по крайней мере.

Ну и последнее. Собственно, деконструкция. Настоящий независимый эксперт должен разбирать себя как автора, быть изнутри наружу, менять, то есть, оптику. Именно это, кстати, будет мешать ему уютно сидеть в академиях и в солидных изданиях, штудируя Баха, Гегеля и других. Если вспомнить тех же Пастернака и Пазолини, мы увидим их творчество в развитии, постоянно under construction, это будет отречение, отказ от «Трилогии жизни», все это «до “Доктора” я вовсе ничего не писал». Впрочем, подлинный философ (независимый эксперт) делает это, наверное, даже осознанно. Вернее, рефлексирует момент, непрестанно понимая относительную ценность любого знания, любой ситуации. И все же, главным я считаю тут не понимание, но слово. Многие из нас ведь понимают, как оно на деле обстоит, но многие ли из нас скажут об этом человеку, от которого зависит вся будущая карьера, благополучие, а то и жизнь? Вопрос этот, в целом, сложный, вовсе не праздный, связанный, кстати, с другим вопросом: о качестве, ценности. Эксперт же, главным образом, устанавливает цену вещей. Но об этом уже в другой раз, может быть.

PS. Спрашивают: а как же концепты философа? Зачем ему, эксперту, все это: Миф о Пещере, Cogito ergo sum, Тело без Органов. Объясняю: философ (эксперт) создает максимально независимый, внеконтекстный концепт (чем более он оторван от существующей парадигмы, тем лучше, ценнее) как меру всех вещей. Именно на концепт эксперт олпирается, оценивая вещь, производя экспертизу. В религиозном сознании на этом месте, разумеется, Бог, как мера всех вещей. И религия, надо сказать, в отдельные периоды истории, являлась экспертным институтом. Однако, религиозный институт, как и академия, есть именно институт. Если искать в нем аналог философов, это, с рядом оговорок, будут старцы, блаженные. Они, впрочем, в любом случае, имеют дело с оценкой продуктов внутренней жизни. В то время, как предмет философии вполне материален. Но это уже к разговору про ценность.

II.

Итак, философ — глубоководная редкая рыба. Слишком много факторов нужно сложить, чтобы вышел философ. От природы парадоксальный, но тонкий ум (тут google меня поправляет: не ум, а км, но это к вопросу о мире, в котором мы живём), достаточно широкая образованность в контексте эпохи, при этом, абсолютное аутсайдерство (то есть, взгляд извне на современность).

Родился, допустим, с задатками, мальчик, а потом пошел в садик и среднюю школу, и заигрался там в социальные роли, поверил в них, закостенел, и все. Но, с другой стороны, аутист не подходит, не сможет с эмпатией понимать людей. Выход? Ребенок должен, допустим, много болеть, чтобы учится, большей частью, дома (у философов вообще часто слабое здоровье, заметьте). Тогда он, с одной стороны, не укоренится в социуме, с другой, ввиду своего ума, будет понимать эту ценность, и свою исключенность, лишенность, но ввиду ума же, не сломается, а станет ее компенсировать, причем, не искусством, наукой, а пойдет в философию, что будет лишь первым шагом. Конечно, дома, при этом, должна быть уже среда. Дома должны быть философские книги и quasi-философские разговоры. И так, каждый раз, постепенно, различными, но крайне трудными путями, сформируется год за годом независимый эксперт, который, в сущности, никому не нужен. Редкая глубоководная рыба, таких — один на миллион, и тут подходим к главному: а кто философский vis-a-vis?

Спрашивают (извечное упрощение): а что, у нас мало больных и читающих дома подростков? Заявленных как протофилософы — ничтожно мало, и все меньше, день за днем. Давайте разберемся.

Итак, есть смышлёный (с задатками), но слабый здоровьем ребенок, без аутизма, психозов, больной, но развитый умственно, который, возможно, лет через тридцать войдет в состояние акмэ, созреет в философа, в общем. Во-первых, не факт, что родители дадут ему спокойно просидеть дома со своими мыслями, дозреть, доразвиться. Они станут его активно лечить, социализировать всеми путями, подгоняемые естественными биострахами (философы, вообще-то не сильно живучи), возвращать их inside. И через год-другой добьются успеха. И все. Допустим, родителям не до ребенка, другие проблемы, бывает. Сидит себе и сидит. Тут, главное, страшное: телевидение и интернет. Что будет делать современный ребенок, допустим, двенадцати лет, оставшийся дома? Это в 1993 году, если телевизор был сломан, он перелопачивал книжный шкаф, и найдя в дальнем углу четвертый том Аристотеля, лез под одеяло, пытался читать и думать. Сегодня телевизоры редко ломаются, давно уже есть смартфоны, формирующие «информационную псевдодебильность». Ребенок дома один сегодня просто не успеет подумать. Столько сериалов, каналов, игрушек, столько виртуальных друзей. Некогда, некогда думать. В таком режиме год, два, и лучше бы мальчик ходил в школу.

А это, напомню, лишь первый этап. Потом как-то надо проскочить высшую школу, не заигравшись и там, не попасть на удочку первых своих «отношений» (в этом плане у философа все очень сложно). Хорошо, конечно же, трагически влюбиться в неправильного человека, переболеть и пережить гормональное буйство, оседлав, так сказать, тигра. Тут, впрочем, читайте Томаса Манна, а я вам про vis-à-vis философского пару слов всё же скажу, и все на этом.

Итак, философский vis-à-vis — это птица не менее редкого полета. Собственно, это — царь. Человек, с детства воспитанный тоже не как все, но с другого бока. Он, в общем-то, тоже outsider, тоже вовне, и, более того, если эту конструкцию продумать, и докрутить, станет совершенно очевидно, что фигуры царя и философа тождественны. Более того, философ это скорее царь, чем тот, династический. Потому что, того искусственно пытаются как философа воспитать, на что работает вся придворная машина, а тут мы имеем царя, выбранного Судьбой и Богом, который и self made царь, конечно, тоже. Потому-то любой настоящий философ всегда говорит о политике. Он просто политический субъект. И наиболее достойный претендент на царство. С другой стороны, он никогда не желает этого. Впрочем, все это вы прочтете у Платона.

Итак, философ — это человек, который мог бы быть кем угодно, но не стал. Не стал отцом семейства, не увлекся писательством, не пошел в политику, отказался от академической карьеры. С каждым таким отказом (сознательным или ситуационным) акции кандидата в философы повышаются, и годам к сорока его экспертное мнение становится, наконец, бесценным. Кстати, по-хорошему, философ не должен писать много книг. Нескольких, тонких, достаточно. Бывает, и вовсе не нужно. А если вы видите такого, с кучей томов, скорее всего тут под вопросом. Мысль — субстанция воздушная, легкая, а чтобы много и длинно писать, нужна тяжесть. Философ, во-первых, думает, во-вторых, беседует, причем, не вещает, а ведёт диалоги. И тут мы подходим ещё к одному важнейшему пункту в формировании философа (или эксперта). У него должен быть собственно философский vis-à-vis. Не обязательно, конечно, тоже философ, но близкий к этому, по крайней мере, широко образованный и понимаюший, отвалившийся на предыдущем этапе, quasi-философ за шаг до того. Допустим, художник. Или правитель. Реальный. Александр Македонский, например. В любом случае, ещё один outsider, собеседник царя.