Это стихотворение Зузанны Гинчанки из книги "О кентаврах" (1936) ​перевела с польского поэтесса и исследовательница литературы Татьяна Красильникова.

Перевод был впервые представлен на коллоквиуме "Политика экопоэтического образа и изображение нечеловеческих других в современных поэтических текстах", который проходил летом 2024 года в рамках курса Галины Рымбу "Языки сосуществования: введение в современные экопоэтики" в Школе экспериментального письма.

Публикуем его вместе с эссе и заметками переводчицы, где "Процесс" анализируется как ранний пример геопоэзии с опорой на теории и концепции из "Геонтологий" Элизабет Повинелли.

Процесс

1. В начале были земля и небо:

чёрный жир и васильковый озон,

и оленята

при гибких оленях,

с Богом мягким и белым как лён.

2. Мел,

юра,

триас,

почва нарастает по слою,

миоцен наступает танком величественного боя.

И раздел есть между водой

и землей папоротников и берез —

и видит Бог, что это хорошо, когда зарёй занимается генезис.

Азот горячеет в лаве,

лава твердеет лаком,

гора

на гору

взбирается

гремящим вселенским размахом,

карбон насыщает землю угольно-каменной массой —

и видит он, что это хорошо влажным земноводным и звёздам.

Железо пульсирует кровеносно,

фосфор загустевает в берцовой кости,

а он в кратеры-флейты насвистывает поющим воздухом.

3. В начале были земля и небо,

и оленята,

и палевые олени.

Но дальше ход изменяется:

вот

словом

стало

тело.

4. Когда-то под благовонным ангелом крупный дрожал рододендрон,

скрипели, хрустели хвощи большие и рослые как Нью-Йорк.

В Конине, ​Бресте и Ривне

на скверах

ромашки вянут,

и полицейские

по ночам

любят

законных

жен.

* * *

Стихотворение "Процесс" вошло в первый и единственный прижизненный сборник польско-еврейской поэтессы Зузанны Гинчанки "О кентаврах" (1936). Как и во всем сборнике, в этом стихотворении естественно-научное переплетается с эросом, с темой языка и поэзии, с мифологией и религией.

"Процесс можно было бы назвать ранним для истории литературы примером геопоэзии. В своей книге о геонтологии и геовласти философиня Элизабет Повинелли [1] пишет о том, как властные структуры все время пытаются обозначить границу между живым и неживым. В категорию неживого попадает, например, многое, что раньше относилось к сфере "живого", но застыло в камне с течением веков. Отталкиваясь от четырех фигур биовласти Мишеля Фуко, Повинелли выделяет три фигуры геовласти — пустыня, анимист: ка, вирус. Они являются "инструментами, симптомами, фигурами и диагностикой <…> позднелиберального управления"(Povinelli: 16).

Если пересказывать коротко, то пустыня — это аффект, выраженный в пространстве, "где жизнь была, сейчас ее нет, но могла бы быть, если бы знания, технологии и ресурсы были правильно использованы" (Povinelli: 16); ощущение отсутствия жизни побуждает искать ее. Фигура анимист:ки выражает сознание не видящее или не считающее основополагающей границу между жизнью и нежизнью (или находящее жизнь там, где другие ее не находят). Вирус действует по иной схеме: он все время стремится нарушить порядок, отделяющий жизнь от нежизни, но делает это исключительно в интересах расширения своей власти, а не потому что находится внутри анимистических представлений.

Согласно классификации Повинелли, Гинчанка — анимистка. В ее стихах нет разницы между живой и неживой природой; они размывают различие между большим и малым, разумным и якобы лишенным разума, между сделанным человеком и тем, что мы называем природой.

В этом стихотворении геологические периоды нарастают друг на друга подобно кольцам дерева или наступают друг на друга подобно воинам. Азот закипает в лаве; в оригинале это глагол parzyć się — то есть азот одновременно и обжигается, ошпаривается, и спаривается, как животные. Не менее значимым процессом оказывается создание человека: "железо пульсирует кровеносно, фосфор загустевает в берцовой кости". Для Гинчанки важно, что в человеческом теле также происходят химические процессы, которые, в свою очередь, являются частью большого химического процесса Вселенной.

При том, что рождение мира у Гинчанки осмысляется через естественно-научную призму, она не отказывается от христианского прочтения сотворения мира. Следуя за языком Книги Бытия, она вводит и фигуру бога. Важно, однако, что в версии Гинчанки он не сотворяет мир, а лишь смотрит, как мир сам себя создает и сам себя развивает с помощью своих же веществ, слоев, частиц — бог лишь наблюдает за этим и играет на "флейтах кратеров".

В третьей части стихотворения происходит переход от Ветхозаветного к Новозаветному, отсюда — еще большее внимание к языку и слову. Существительное "процесс" здесь поворачивается другим своим значением: это не только процесс возникновения Вселенной, не только химические и физические процессы, но и появление логоса, а за ним — закона и законодательной системы. И снова Гинчанка не проводит раздела между телесным, с одной стороны, и высоким (духовным, словесным) с другой: тело продолжается в языке, ведь речь — это тоже часть человеческого тела, а ее появление — такой же физический и химический процессы, которые сложно помыслить отдельно от физиологии. Само тело здесь становится словом.

С каждым новым фрагментом, от первой и к четвертой части, здесь меняется масштаб взгляда: сужается пространственный фокус (от необъятной Вселенской материи через Землю и крупные города до небольших городов Восточной Европы и до спален в этих городах), а также происходит приближение ко времени жизни авторки. Вместе с изменением масштаба нарастает и тревога. Раньше "шумели хвощи", цвел рододендрон, а теперь вянут ромашки — в мире, охваченном, уже по-фукольдиански, биовластью с фигурой полицейского как ее важнейшего и неотъемлемого актора. Процесс возникновения мира дробится на множество мелких процессов, связанных с регуляцией человеческого тела, с надзором и наказанием.

Большой и красивый процесс аутопойесиса мира переходит в компульсивную репродуктивность под колпаком государственного закона. Порождение себе подобных становится принуждением. В контексте знания трагической судьбы Гинчанки, расстрелянной гестапо в 1944 г., разворот от большой геологии и от большого мифа к нормирующей жизнь городских спален государственной власти кажется тем более страшным и неправильным.

Примечания

1. Povinelli, Elizabeth. Geontologies: a requiem to late liberalism. Durham: Duke University Press, 2016