Кастл — это outsider artist among outsider artists. Он пишет слюной и сажей на упаковочном картоне, использует натуралистическую перспективу, стилизованных прямоугольных людей, и вымышленные элементы вроде многоярусных монолитов, рандомно возникающих в провинциальном Айдахо — комбинация, не очень характерная для художников ар брют, но характерная для просто художников.

Вдобавок Кастл также мастерит скульптуру, и если его макеты птиц и людей можно списать на подражание народному промыслу, то макеты прямоугольной одежды или дверей объясняются уже хуже.

Ну и — мы понятия не имеем, что Кастл знал или не знал. Он видел другое искусство и представлял себе на глаз ту же плавающую перспективу. Но как он воспринимал, например, буквы? Его типографические работы — это слова со смыслом, или повторение рисунка?

Ар брют редко выглядит хорошо. Его часто оценивают по Пиросмани, Лобанову, Даргеру и т. д., но только потому что зритель не сталкивается с проходным ар брютом в том количестве, в котором он сталкивается с проходной любительской живописью на ярмарках, региональных выставках, и в интернете. Типичный ар брют застревает там же, где и типичный академизм: на углу полуконвенций и полупрактики. Он не тёпл и не горяч. Он скучен.

Кастл работает потому что заставляет думать о стиле. У стиля нет определения. Он состоит из прямо противоположных векторов — узнавания с одной стороны, и неуловимости с другой. Под него можно подделаться, но его нельзя повторить. Проходное искусство однообразно и предсказуемо; стиль — недетерминируем и фрактален.

Кастл демонстрирует именно это — подвижную цельность видимости.

У меня есть непроработанная теория академизма как ур-реакционного явления — как если бы консолидация художественного мира по гильдиям и школам с самого начала пыталась противостоять чему-то, что впоследствии стали называть модернизмом, но ход этому явлению дал ещё Колумбов обмен.

Но настоящим антонимом академизма была не глобализация и не современность — им был тот факт, что художником можно стать безо всякого контакта с “большой культурой”, в горной деревне чёрт знает где. Настоящим антонимом академизма был и остаётся ар брют.

Это правильно, здорово, и хотя это не вернёт там тысяч и тысяч лет утраченного странного искусства, не подходящего ни под какие определения — по крайней мере сейчас оно может находиться в одном здании с так называемой классикой, и быть с ней одного порядка.