«После оскорбительного поражения сборной по жутьболу в матче со сборной Англии, Президент Украины, чьё имя не называется, попросил аудиенции у Премьер-Министра Индии, Нарендра Моди, с намерением организации матча-реванша. Как сообщает наш корреспондент, дожидающийся своей очереди в сортир одного из самых дорогих ресторанов Бирмингема, что всего в 50 метрах от места встречи Президента Украины, чьё имя не называется, с Левой Королевой Экобритании, чьё имя всем известно — во время встречи Президент Украины, чьё имя не называется, следуя, вероятно, актёрскому наитию вступительную речь изложил на французском языке, корсиканском диалекте, если быть точнее, использовав при этом не древнеславянского происхождения термин "реванш», а заковыристое интернациональное сионистское coup d'état, что было истолковано почтенным Моди «чрезвычайно однобоко», вызвав реакцию, сравнимую разве что с освидетельствованием радикально настроенным индуистом картины, как его старшую сестру на глазах у оторопелых соседей берёт за руку мужчина с ухоженными усами, завидным изгибом густых бровей под зелёным тюрбаном и удостоверением с позолоченным шрифтом, совершенно однозначно идентифицирующим его как одного из нижайших чинов планетарных масштабов корпорации под названием Love Jihad & Dahi Jevol…"

— К чему перенасыщать и без того труднообъяснимое?

Яков Христофорович Христарадин, отрыгнув свежими огурцами, переключил канал.

«Или это канал переключил Якова Христофоровича?» — подумалось огромному угольно-чёрному догу, посасывая кипарисовую трубку хрустального кальяна, возлежавшему одесную от Якова Христофоровича на неподдельной французской софе.

— Шлемиль, объясни мне, что происходит с новостями?

Шлемилем звали дога не по воле Якова Христофоровича, а по изъявлению 5-тилетней племянницы его, Аялы (кого родной отец во время всё учащающихся приступов неконтролируемой нежности ласково именовал «Теодицеей»). Находясь в благообразном расположении духа, хозяин сокращал имечко до «Эмиля» и даже «Золя», не переставая удивляться тому, что чудище неблагодарное почему-то не откликается на хозяйские команды с тем же усердием, как когда их отдаёт малютка Аяла.

— Та-ако-ое неуважение к Президенту своей страны, Золя!

Дог перевернулся на другой бок.

«Или это бог переметнулся на другой док?» — непроизвольно подумалось Якову Христофоровичу, наблюдавшему за показавшимися соблазнительными музыкальному продюсеру покачиваниями тазобедренных суставов популярной латиноамериканской исполнительницы в жанре ритм-шо-блюз и нева-соул.

Догу как раз пригрезились Соединённые Штаты Хвостатой Америки, каковых упоминание в рекламной брошюре привлекло пёсье внимание во время вчерашней вечерней прогулки. Пригрезившаяся эстакада автомобильных мостов обречена была расползтись сотней присыпанных изгрызенным школьниками мелом муравьишек к тому момента, как уха Шлемиля достигло притворяющееся озадаченным бормотание хозяина:

— Эмиль, ты можешь объяснить мне доходчиво, что, а главное — куда она танцует?

На другом боку пёс предпочитал откровенности — загадочность, а загадочности — молчание, и даже выпустил из пасти трубку кальяна. Левой лапой Шлемиль медленно водил по спинке неподдельной французской софы, будто собираясь интернациональным языком художественных образов сообщить искомый ответ своему хозяину.

Яков Христофорович Христарадин ещё раз переключил канал.

На него, не разевая пасти, полз крокодил.

Яков Христофорович застыл, вжавшись в неподдельность французской софы, не обнаружив в себе достаточной осведомлённости или азарта, чтобы отличить крокодила от аллигатора. Сердце его задрожало, завибрировало, подобно большому старому шампиньону-будильнику на сковородке.

Шлемиль, вероятно, почувствовав неладное, издал лениво-львиный рык и перевернулся с другого бока на предшествующий.

На пса, не разевая пасти, полз крокодил.

Шлемиль не смог бы толком объяснить, как ему удалось отличить (практически мгновенно) крокодила от аллигатора, если бы у него вдруг решила взять интервью одна из соседских сиамских кошек, нередко забредавших в гости к догу, минуя балконные перегородки. Однако он поспешил сообщить о своём заключении Якову Христофоровичу, громогласно выпустив излишки Inner Space, смешанного с ароматическими смолами, через одно из наиболее крупных и наименее абстрактных отверстий задней (или второй*) половины туловища.

Яков Христофорович перевёл дух, стёр тем, что в комнатном полумраке можно было бы принять и за носовой платок и за епанчу и за, чем Дон Кихот не шутит, самую что ни на есть Майю, испарину с едва не переохладившегося лба; в заключительный за этот вечер раз уважаемый телезритель переключил канал.

"…Левая Королева Экобритании, чьё имя всем известно, не видя, вероятно, другой возможности избавиться от общества юродивого, просим прощения, Президента, чьё имя не называется, дала торжественное обещание посодействовать организации матча-реванша для сборной Украины по жутьболу, историческую честь Британской империи в каковом будет отстаивать национальная команда Фоклендских островов."

Яков Христофорович Христарадин выключил телевизор.

Со всей на какую он был способен в возрасте 67 лет жизненностью, Яков Христофорович поднялся с неподдельной софы и бросил несколько успокаивающих фраз на чистом французском своему любимому псу. Якову Христофоровичу померещилось, что он слышит размеренное биение собачьего сердца**.

Приблизившись к стене, на которой висела картина Макса Эрнста (L’Ange du Foyer, 1937), с невероятной достоверностью повторённая рукой его талантливой племянницы, Яков Христофорович неповторимым образом взаимодействовал с потайным механизмом располагающимся на поверхности полотна, после чего картина пропадала в несоразмерной с толщиной глубине стены, а изнутри выдвигалась небольшая шляпная, содержащая и косметические принадлежности и средства гигиены и маленькое преднамеренной искривлённости зеркальце.

Открыв кипарисовую шкатулочку, Яков Христофорович извлёк из неё небольшой отрезок бесцветной материи, глубоко вдохнув комнатную атмосферу, каковую (материю) приложил к собственному лицу, аккуратно разглаживая поверхность по всей физиогномической площади.

Вся процедура обыкновенно занимала от 12 минут (и чашечки иорданского эспрессо с равносторонним кусочком пражского тортика) до 12 часов глубочайшего сна без сновидений и оглушающей головной болью по пробуждении в обществе несовершеннолетних радикально настроенных молодых людей левого ли, правого ли толка, апологетов ли диспраксии, виртуозов ли деконструкции, всех одинаково обнажённых и с трудом различимых один от другого в каком-либо плане, кроме литературного.

Яков Христофорович едва расположился во впадине, образовавшейся под массой всего его добросердечия в неподдельности французской софы, как ощутил характерное покалывания по периферии прикрывающей лицо материи. Попытавшись удивлённо вскинуть брови, Яков Христофорович ощутил сопротивление ещё не свыкшихся с новым организмом-носителем мышц.

Стараясь не беспокоить издававшего специфическое симфоническое поскрипывание зубов Шлемиля, Яков Христофорович вернулся к шляпной, испытывая лёгкую экзальтацию, замер у зеркала.

Слегка искажаемая в области переносицы и нижней губы, так, что лицо приобретало почти трагическое выражение, на Якова Христофоровича Христарадина смотрела физиономия VI и — текущего, протекающего, струящегося, проливающегося, брызжущего и каплющего, одним словом — поточного Президента України.

…

* — см. Le Deuxième Sexe,1949

** — не см. повесть Михаила Афанасьевича!