В прокат вышла «Аритмия» Бориса Хлебникова, победитель «Кинотавра», наряду с «Теснотой» и «Нелюбовью» — одна из главных российских картин этого года. Сцены из супружеской жизни пары молодых врачей «скорой помощи» с фильмом Звягинцева во многом пересекаются тематически, но по духу — его абсолютный антипод. Алексей Артамонов поговорил с режиссером для газеты Сахалинского международного кинофестиваля «Край света», где фильм получил гран-при, приз зрительских симпатий и приз за лучшую мужскую роль.

Александр Яценко сыграл у вас врача «неотложки». Идея прямой непосредственной помощи получала отражение и в предыдущих ваших фильмах, один из которых даже назывался «Сумасшедшая помощь». Кажется, выбор профессии главного героя «Аритмии» для вас не случаен?

Для меня было важно, чтобы у героев в принципе была профессия. Мне хотелось рассказать, с одной стороны, про молодых людей, про их кризис в отношениях, а с другой — сделать это на фоне работы. Мне кажется, что через работу всегда очень интересно наблюдать за людьми, и очень многое понимаешь, через то, любит ли человек свое дело или тяготится им. А сама профессия врача «скорой помощи» появилась, на самом деле, практически случайно.

Герой Яценко постоянно спасает пациентов, но на самом деле есть ощущение, что герои хотят реанимировать свои собственные отношения. Такую метафорическую параллель вы закладывали в фильм?

Честно говоря, нет. Мне просто хотелось сделать кино про человека, который счастлив в своей профессии. Он прекрасно понимает, как ему действовать, у него есть к этому талант и обыкновенная человеческая радость от работы, которую он делает.

Врачи, педагоги — это люди, польза деятельности которых не вызывает сомнений. И ваши герои ее тоже не ставят под вопрос.

По поводу абсолютной пользы врачей и педагогов я бы с вами поспорил. Я верю только в то, что работа — это продолжение детских развлечений человека. И нам просто хотелось показать разрыв между тем, как он состоятелен в профессии и несостоятелен в семье, и насколько он в этом смысле неуклюжий и инфантильный.

Можете рассказать немного про то, как вы собирали материал для написания сценария, как вы погружались в эту среду?

У Наташи Мещаниновой, сценариста фильма, была помощница — режиссер-документалист, которая собирала документальный материал. Она ходила с ними на работу, на какие-то их домашние вечеринки, снимала их беседы в курилке и так далее — очень много всего разного. И у нас было достаточно много консультантов, с которыми мы связывались, обсуждали сценарий. Еще Наташа нашла большой документальный сериал «Скорая помощь», который снимался для телевидения в Екатеринбурге. Это тоже нам очень помогло. В общем, ничего, честно говоря, особенного, обычный сбор документального материала.

Во всех интервью вы подчеркиваете, что в плане отношений пытались сделать своих героев равноценными. Но мы все время видим на экране работу героя Яценко, и практически не видим за работой его жену.

Рассказывать эту историю абсолютно одинаково про двоих было бы просто неинтересно. Если бы я равноценно отдал им драматургическое время, из этого не получился бы сценарий. Мне достаточно один раз показать, как героиня Иры Горбачевой ведет себя в приемном отделении, чтобы стало ясно, что она профессиональный и толковый врач.

Как, кстати, вы пришли к решению взять на эту роль Ирину Горбачеву? Она абсолютно органична вашему кинематографу, и даже странно, что вы не нашли ее раньше.

Этот вопрос пересекается с предыдущим — для меня было очень важно, чтобы герои были равноправными. Совершенно не хотелось, чтобы жена героя была подчиненным персонажем, это было бы нечестно и по отношению к героине, и по отношению к истории, и вообще к коллизии развода. Потому что в разводе всегда два героя. И в этом смысле на пробах Ира транслировала что-то очень точное и человеческое — она была его настоящим товарищем, который очень много понимает в их общей жизни. Они друзья, в какой-то момент ставшие бывшими друзьями, которые вдруг начали ходить по квартире параллельно. Она не применяет ни одной женской уловки, хитрости, и в кризисе их любви и дружбы ведет себя как товарищ. Ира была единственной, кто это очень точно передал. И все, после этого я больше никого на роль и не пробовал.

Вы часто говорите, что Яценко, на самом деле, играет у вас не так много. И ваша задача в этом смысле — ухватить какие-то естественные проявления его личности и вписать их в свою драматургическую картину…

Да.

Мне кажется, главное ощущение от фильма — это ощущение достижения зрелости. И хочется узнать, чья эта зрелость в первую очередь — Александра, героя или ваша?

Когда мы с Наташей Мещаниновой писали сценарий, мы договорились, что это человек 28-29 лет, и что это история первого кризиса, когда еще нет детей, нет общей жилплощади, ну, и вообще, все происходит в первый раз. Я попробовал огромное количество замечательных актеров, но в какой-то момент стало ясно, что ничего не выходит. Пробы на эту роль шли очень долго, почти полгода. При этом в голове все это время я держал именно Сашу Яценко, хотя Саша почти на десять лет старше того возраста, который мы себе представляли. В какой-то момент я понял, что описанное в сценарии не подходит для человека такого возраста, что это невозможно сыграть. И дальше, собственно говоря, я позвал Сашу, и мы начали снимать.

Кажется, что это еще и зрелость той волны нашего авторского кинематографа, которая появилась в нулевые годы, когда режиссеры стремились уходить от любой однозначности, а сейчас преодолели какие-то комплексы и не стесняются быть простыми и понятными. В вашем случае это выражается, например, в выборе жанрового каркаса для сценария. Как вы работали с этим?

Мы сразу же решили, что этот сценарий должен быть жанровым. То есть, что он должен был быть динамичным, увлекательным и с большим количеством событий. Но мы не хотели поддерживать эту жанровую структуру диалогами, съемкой, игрой актеров и так далее. Мы стремились создать крепкую структуру, а все остальное сделать достаточно документальным — столкнуть две эти установки: документальность игры, камеры, интерьеров и экстерьеров с жанровой природой самого сценария. Мы много разговаривали, обсуждали и придумывали вместе эту структуру, а затем Наташа уходила и писала сцены, которые мы потом еще раз обсуждали и доделывали вместе. В этом смысле, наверное, наше соавторство есть в структуре фильма. А диалоги целиком были на Наташе.

А как вообще появилась эта изначальная ставка на жанр?

Перед «Аритмией» я три года работал над сериалом «Озабоченные» для канала ТНТ, и делали мы это вместе с Семеном Слепаковым и Ирой Денежкиной. Они привлекли меня к обсуждению сценариев, и я впервые поверил в то, что жесткая жанровая структура может работать для документальной, честной истории.

Есть в вашем фильма и политическая, или, можно сказать, социально-экономическая составляющая: вы касаетесь острой темы реформы здравоохранения, которая начала проводиться несколько лет назад и привела к тому, что многие врачи и медсестры лишились своих рабочих мест. Насколько это было важно для вас? Кажется, эту темы вы немножко бросили на полпути: конфликт намечен, но не приходит ни к какой развязке.

Он не был для меня принципиален, честно говоря. Если бы я снимал про человека, который борется с системой, это было бы другое кино, и тогда там нужна была бы развязка. А тут, мне кажется, такой тип героя, который вообще не борец с системой, потому что ему это максимально не интересно: он к ней равнодушен, потому что страшно увлечен своей работой. Это для системы он неудобен, — а он ее просто не замечает.

Впервые опубликовано в 7 номере газеты «Край света» за 2017 год.