Donate
Philosophy and Humanities

Прочтение и интерпретация

Evgeny Konoplev02/04/23 00:391.1K🔥

Предисловие

Данный текст, как и ряд других, относится к периоду 2014-го года, и связан с первоначальным прояснением смысла материалистической герменевтики смысла текста и деконструкции инстанции автора. О дальнейшем развитии этой темы можно прочесть в статьях "Необходимость марксистской герменевтики", "Кто написал «Капитал» Маркса?", "Как читать Делёза и Гваттари?" и "Как читать «Тезисы о Фейербахе»?"

Прочтение и интерпретация

Прежде всего, прочтение предполагает читаемый текст и читателя, который собственно и читает знаковую последовательность. Но, если мы вслед за Марксом и всеми выдающимися социологами признаём, что не существует никакого «трансцендентального субъекта-индивида-личности» в организме читающего человека, или, что читателю не присуще никакое абстрактное единство, то из этого следует вывод об относительном бытии читателя как особого рода физио-социального автомата, прочитывающего текст так или иначе в зависимости от того, как им образом и из каких элементов он сконструирован. То же справедливо и в отношении текста, который не имеет автора в старом смысле этого слова, но является сконструированным из различных фрагментов, элементов, пределов и скоростей. И поскольку и текст в его происхождении, и читатель в его познании, оба являются материальными, то мы опять снова имеем онтогносеологическую складку, в которой распределяется познавательный процесс отражения одних материальных форм в иных формах объективной реальности, в котором следует различать конкретное и абстрактное измерения, или онтографические регионы бытия, сосуществующие друг с другом как множества частных объектов и определяющие их универсалии. К числу первых относятся экономические и надстроечные факторы читателя и писателя, интериоризованные каждым из них язык и дискурс, материальный носитель текста, текст, социо-физиологические тела, функционирующие как писатель и читатель, а также физическая среда, сквозь которую проходят отражения текста в нервную систему читателя; к числу вторых — линии смысла и критериум восприятия, вычерченные абстрактной машиной этой бесконечной природы.

Вообще, сами термины «читатель» и «писатель» должны пониматься именно как функции неодушевлённых тел-машин, действующих вне какой бы то ни было идеальности в старом смысле этого слова, понимаемой как населённость тела какими-то воображаемыми призраками: духом, душой, жизненной энергией и тому подобными не существующими в действительности стихиями. Для усиления смысла можно было бы говорить «написатель» — то есть тело, реализующее ситуативную функцию написания текста в смысле расстановки знаков на бумаге, электронном документе или иной пригодной для этого дела поверхности, и «прочитатель» — то есть тело, реализующее ситуативную функцию прочтения текста в смысле улавливания теми или иными органами чувств знаков и распределения их в нейронных сетях головного мозга. Тогда будет решена проблема с определением машин, обладающих какими-либо элементами искусственного интеллекта, способных производить или воспринимать какой бы то ни было текст, даже если речь идёт о восприятии введённого пароля или генерировании предложений на основании словаря и правил грамматики, то поскольку данные машины реализуют функции производства и восприятия текста, то их также следует называть читателями и писателями, или написателями и прочитателями — кому как больше нравится.

Итак, рассмотрим оба конца гносеологической складки в их движении, чтобы увидеть, каким образом возникает всякий текст, его читатель, и процесс их взаимодействия in concreto et in abstracto. Поскольку текст по крайней мере в его узком значении, как осмысленная и упорядоченная совокупность знаков человеческого языка, не существует вне человеческого общества актуально, то его производство априори является делом общественных коллективов, населяющих пространство объект-объектных отношений людей, вещей и идей. Процесс его производства следует понимать следующим образом: материал языка, сформированный в определённом обществе, и несущий его видоспецифические дискурсивные кодификации, наносится тем или иным членом общества или их группой на пригодную для его хранения и передачи поверхность. Здесь мы имеем следующие моменты, переплетённые друг с другом в нелинейной последовательности причинности и взаимодействия:

1. Способ производства материальных благ в данном обществе, включающий производительные силы и worknet’ы производственных отношений.

2. Способ производства живых человеческих тел, являющийся функцией от производственных отношений, которые, в свою очередь, есть функция от уровня развития производительных сил.

3. Морфо-физиологические свойства тел того биологического вида, на основании труда которого на рассматриваемой планете возникает общество — например, на Земле общество возникло на основании труда млекопитающих и живородящих животных, обладающих прямохождением, цветовым зрением, имеющих пятипалую переднюю свободную конечность с противопоставленным одним большим пальцем и речевой аппарат, развившийся на основании обработки потока выдыхаемого из лёгких воздуха вибрацией голосовых связок, артикуляцией губ, зубов и языка — тогда как на других планетах всё может сложиться не только также, а как-нибудь иначе.

4. Способ производства сознания масс, взаимодействующих друг с другом, а также с обработанным и необработанным миром предметов (к числу которых относятся различные животные, от вирусов, бактерий и архей до высших млекопитающих, не способных к полноценным труду и речи) в рамках собственной повседневности, принимающий на соответствующих этапах экономического развития общества форму первобытного материалистического здравомыслия, идеологии или ложного сознания в ретерриториализованном обществе (различающейся для эпох Дикости, Варварства и Цивилизации как магия, религия и собственно идеология соответственно) и диалектико-материалистического научного миропонимания в высшем коммунистическом обществе.

5. Язык данного общества как вполне устойчивая знаковая система, сформировавшаяся изначально как средство выражения орудий труда, производственных действий и обрабатываемых материалов в человеческих коллективах, выходивших из дообщественной природы в природу общественную.

6. Дискурсивное поле как совокупность локальных дискурсов, являющихся соотнесёнными с теми или иными социальными стратами, относительно устойчивыми совокупностями языковых практик, несущих кодификации образа жизни практикующих их социальных страт.

7. Написатель как машина, подключённая к машинам общественного производства, на мыслительных поверхностях которой интериоризованы необходимые фрагменты общественного сознания, система языка и кодификации дискурса, выражающая отражения социальной действительности, в которую она погружена через комбинации знаков языка, всегда-уже кодифицированные дискурсивными практиками.

8. Материал, обладающий пригодной поверхностью для восприятия и сохранения групп знаков, комбинируемых написателем.

9. Сеть, обеспечивающая сохранение и передачу текста во времени и пространстве в пределах обработанной и интериоризованной им территории.

10. Дискурсивная среда передающей текст сети, налагающая на последнюю свои смысловые кодификации, через которые воспринимает смысл самого текста познающий его прочитыватель.

Производство прочитателя в качестве пригодной поверхности восприятия является подобным производству написателя, и к нему применимы все пункты, как сопряжённые с экзистенцией всякого человека, живущего в обществе, (что, впрочем, является тавтологией, так как человека вовне общества вовсе нет и быть не может, поскольку человеком потенциально способное к труду и речи биологическое тело делает актуальная реализация названных способностей в социальной среде), равно как и указывающие на его сопряжённость и подключение к тем сетям, в которых распространяются и воспроизводятся прочитываемые тексты. Что касается того процесса, который мы в просторечии называем “чтением”, и который заключается в соединении длинных и долгих в своём производстве концов гносеологической складки и переносе кодификаций с одной из них на поверхность иной, то данный перенос осуществляется через те или иные поверхности-посредники: для интерфейса человек-человек через посредство воздушных или электромагнитных колебаний, а также тактильные импульсов, раздражающих клетки органов чувств, нервные волокна и на поверхность нейронных сетей головного мозга, в которых и распределено непосредственно сознание всякого человека; для интерфейса человек-бумажный текст через электромагнитные волны, зрительный аппарат, нервные волокна и в мозг; для интерфейса человек-компьютер через посредство устройств ввода, обработки и вывода информации; для интерфейса компьютер-человек — через клавиатуру или сенсорный экран машина считывает текст с человеческого организма; для интерфейса компьютер-компьютер искусственные машины считывают текст друг с друга через посредство вводящих и выводящих устройств. Прочие подобные случаи могут быть рассмотрены по аналогии, так как везде их чуть одинакова: множества знаков переносятся с одной пригодной поверхности на другую, с одного носителя на другой, в чём и заключается частно-абстрактный момент прочтения. Частно-абстрактным мы его называем потому, что в данном случае отсутствует понимание, а наличествует только механическое отражение тех или иных опредмеченных кодификаций. Всеобще-абстрактным мы назовём процесс понимания, абстрагированный от актуального переотражения знаковых последовательностей, и представляющий собой взаимодействие универсалий, в данном случае — смысловых линий и критериума их отбора. Конкретным же является не что иное как их единство, так как согласно учению диалектического материализма, ни частные объекты, ни междуобъектные универсалии не существуют в реальности друг без друга, и их абстрагирование есть гносеологическая операция аналитического различения, предваряющая собой их онтологическую реконструкцию — тот подлинно научный метод, противоположный субъективно-идеалистической софистике, именуемой «феноменологической редукцией», связанной с учениями Беркли, Юма и Гуссерля, которые сводили реальное бытие материальной субстанции к явлениям сознания отдельного человека, и утверждали, будто вещи реально не существуют, а есть лишь их безопорные галлюцинации, так что в действительности не существует ни времени, ни пространства, ни вещества, ни энергии, а только галлюцинации, застилающие сознание какого-то призрака, грезящего в потустороннем мира.

Итак, конкретная сущность прочтения, являющаяся синтезом двух абстракций: частной и всеобщей — заключается в том, что поток смысловых линий, имманенный потоку частных знаковых отражений, проходит сквозь полупроницаемую мембрану сознания, имманентную воспринимающей поверхности смысловой рескрипции, при этом варьируя, искажая и симулируя исходные смыслы сообразно своей собственной законосообразности, и вместе с тем редуцируя исходную чистую фрагментарность смыслов, являющуюся неформальной, виртуальной, и потому априори невоспринимаемой, к состоянию различённой фрагментарности, более или менее адекватно воспринимая исходные смыслы, и производя при этом более или менее удачные симуляции и вариации смысловых распределений. В этом отношении, сопряжённый с работой универсалий и абстрактных машин, процесс чтения может и должен быть представлен как процесс истолкования, или онтологической реконструкции познаваемого предмет на основании видоспецифической обработки смысловых линий и знаковых множеств, принимающей форму гносеологической деконструкции.

Согласно учению диалектического материализма, всякое истолкование начинается не с начала и не с конца, а всегда и исключительно с середины, так как в беспредельности материальной субстанции нет и не может быть никакого абсолютного начала или абсолютного конца, а лишь релятивистские гибриды, крайние осуществления которых мы принимаем за начала и концы объект-объектных взаимоотношений, что, в частности, подтверждается научными и философскими изысканиями Делёза-Гваттари, а также Бруно Латура и Жака Деррида. Поэтому буржуазные герменевты, утверждающие, будто начало, середина и конец всякого истолкования находятся в сознании отдельного человека, и зависят исключительно от его личного произвола, равно как и религиозные герменевты, приписывающие истолкование божьей воле и церковному авторитеты, заблуждаются, и проповедуют нечто несообразное с объективной реальностью, так как реальное истолкование является в абсолютном смысле безначальным и бесконечным, обладая лишь серединой, в которой различаются лишь относительные начала и концы — ведь если мы вслед за физиками признаём, что у движения материальной субстанции нет начала, и движение является в конечном счёте неуничтожимым, то в том случае, если мы начнём исследовать причины какого бы то ни было события, в нашем случае — истолкования, то должны будем перечислять все причины, предшествовавшие возникновению общества на нашей планете, затем самой планеты, данной вселенной, вселенной, предшествующей данной, позапрошлой вселенной, и так до безначальности, так как в вечной природе нельзя указать первоначала движения, как то ложно проповедуют философские и религиозные идеалисты, метафизики и всевозможные мошенники и мракобесы на службе у интересов крупного финансового капитала.

Только вставая на точку зрения диалектического материализма и признавая единство и взаимосвязь относительности и объективности всякого познания, нам становится метод или процедура реального смыслового истолкования всякого текста, и различение её в беспредельности природы как различённой и энергетически-насыщенной фрагментарности. Что, в свою очередь, означает ликвидацию пережитков метафизического холизма, идеализма, картезианского субъектализма в его поздних вырожденных формах, а в особенности — известных форм платонизма, сросшихся на исходе Античности с элементами восточно-средиземноморского религиозного мракобесия и фанатизма, обоготворивших, в числе прочих мерзостей известный герменевтический комплекс текстов и их истолкований, оправдывавший невозможные идеологические кодификации и антиобщественные политические и философские практики.

Прежде всего текст должен быть очищен от его «автора» в старом смысле этого слова как самосознающего и самодостаточного творца-создателя, образующего текст из своего собственного ума. Как мы доказали раньше, в действительности писатель есть не автор и не творец, а скорее сборочная машина, переплетающая опредмеченные знаками языка траектории смысла, которые прежде чем попасть в сознание и движения рук того или иного человека, набирающих текст, собираются в общественном сознании, понимаемом как орудийно-языковая познавательная деятельность на протяжение сотен и тысяч лет, откуда интериоризируются на пригодные для их записи поверхности человеческих экзистенций, в некоторых случаях оформляясь через их посредство в некие новые тексты. Поэтому написателем рассматриваемого текста всегда является общество как совокупность людей, вещей и идей, а также отношений между ними и разного рода сущностей, обитающих между названными типами объектов. И поскольку всякий текст является симулякром симулякра, то какое-то, хотя бы и самое ничтожное содержание истины есть в каждом из них, так как всякая истина и знание уже-всегда есть симуляция симуляции или относительность относительности как видоспецифическая форма отрицания отрицания. Данный коллективный, общественный, безличный и разнородный написатель подлежит анализу с точки зрения марксистской политической экономии и социологии как производительный аппарат, однако его анализ не соединяется с анализом самого текста, а смыкается с ним ризоматически, следуя линиям ускользания, так чтобы была соблюдена та самая исходная множественность и разнородность, которые присущи действительному взаимоотношению текста и написателя, воспроизвести которые — цель и задача онтологической реконструкции.

Затем наступает очередь анализа и деконструкции самого текста. Согласно учению выдающихся французских философов-постструктуралистов Жиля Делёза и Феликса Гваттари, ко всякому объекту, претендующему на абстрактное единство и индивидуальную целостность, должна быть приложена антиплатоническая диалектика чистой фрагментарности и её имманентных пределов, фигурирующая в их собственных писаниях под наименованиями желающего производства и тела без органов соответственно. Суть данного метода заключается в том, чтобы уничтожить и искоренить то единство текста, что ему в рамках буржуазного общества уже-всегда приписывается идеологическими аппаратами государства, немаловажную роль в приписании которого играет функция автора как человека, сфабриковавшего текст из элементов языка и дискурса, а также смысловых линий. В этом отношении, идеологическая функция автора может быть определена как приписание фабрикатору текстуальной сборки совершенного и полного знания о производимом объекте, что в более общем смысле реакционный французский психоаналитик Лакан называл «большой Другой», как идеологическая функция, приписывающая тому или иному человеку совершенное и полное знание о том или ином предмете. Но вместе с опровержением принципа авторства, отпадает и необходимость в воображаемой целостности текста, который должен быть разбит на все возможные комбинации абзацев, предложений и слов, смыслы которых могут и должны быть рассмотрены по отдельности, вне априорной взаимосвязи с прочими, какова вытекала прежде из авторитарного и идеологического принципа авторства, но во взаимосвязи апостериорной, конституирующей текст множество текстов, пересечённых их общим имманентным пределом. Здесь речь идёт уже не только о деконструкции, а о диалектических операциях, установленных Бруно Латуром, об очищении и медиации, то есть сепарации смесей и последующем гибридном соединении их очищенных и детерриториализованных элементов, каковые процессы являются характерными не только для текстуального анализа, но также для общественной, биологической и физической истории.

Третьим тактом мы соединяем фрагментированный текст со всей совокупностью иных текстов и фактологических материалов общественной культуры, чтобы задать пространство вариации, и осуществить отбор продуктивных и жизнеспособных гибридов. Проблема заключается не в том, могут ли быть соединены, например, фрагменты «Капитала» Маркса, Эпоса о Гильгамеше, семикнижия Пруста, романа Горького «Мать», японской гравюры 18-го века и данные анализа химического состава крови восемнадцати тысяч граждан города Москвы, а в том, какие фрагменты и какие способы их соединения будут удачными. Иначе говоря, виртуальная совокупность возможных гибридов должна быть отфильтрована через критериум отбора, чтобы достичь консистентного состояния различённой фрагментарности, с которой уже можно практически работать.

Четвёртым тактом результаты анализа должны быть подключены к политической и дискурсивной борьбе за гегемонию пролетариата над буржуазией и всем обществом, так как в действительности именно материалистически понятая деконструкция есть то самое оружие критики, разоблачающее систему господства, насилия и обмана, и тем самым лишающее её возможности прописывать свои идеологические кодификации в сознании просвещённых масс. Конечно, значительно более эффективным является просвещение масс борьбой за их собственные объективные интересы, однако без теоретического освещения и без предварительной работы истолкования, практика будет блуждать впотьмах, и с большой вероятностью рискует ниспасть в разного рода оппортунистические бесплодные метания, в преодолении которых и заключается подлинный философский и политический большевизм.

Author

Елизавета Кисенко
Journal Pratique
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About