18 июля этого года на ютуб-канале Рабкор прошли дебаты историка Бориса Юлина и публициста Александра Штефанова* о том, как современным левым оценивать роль И. В. Сталина. Несмотря на важность данного вопроса, дебаты вышли на удивление пустыми и бессодержательными, а поставленный вопрос так и не был решён в ту или иную сторону, что отметили многие зрители в комментариях. К сожалению, за три месяца, прошедшие с момента дебатов, на Рабкоре так и не вышло никакой существенной рецензии, в которой были бы освещены причины и детали дискуссии.

UPD: вышедший на днях в ютубе В. Садонина видеоразбор дебатов, как и они сами, не поднимается выше перечисления и сопоставления отдельных фактов, не доходя до сути дела. Последняя же состоит не в уточнении числа репрессированных девяносто лет назад, а касается кровопролития дня сегодняшнего и преступной идеологии, оправдывающей его государственными интересами, исторической необходимостью и образом Сталина, превращённого во вредоносную икону воинствующего социал-шовинизма.

Чтобы не повторять ошибки товарищей, всё же стоит, хотя и с некоторым опозданием, разобрать суть разногласий и тупиковый характер произошедших дебатов.

1. Суть дела: обсуждение провалилось

Начало дискуссии было, скажем так, … своеобразным. Штефанов, выступавший первым, вместо озвучивания тезисов, почему он считает деятельность Сталина в лучшем случае ошибочной, а в худшем случае преступной, взялся перечислять отдельные эксцессы, происходившие в ходе раскулачивания: такого-то кулака раздели и выгнали на улицу в мороз, с такой-то кулачки сняли панталоны, в таком-то селе изъятие проходило без описи, столько-то процентов кулаков померли при депортации, Сталин отказался закупать хлеб из соображений международного имиджа, и так далее. Лишь в самом конце вступительного слова, после бесконечных перечислений отдельных ужасов и перегибов (на этом методе будет строиться и вся его дальнейшая аргументация), мы дождались таки от Штефанова тезисов:

1. Сталин разрушил остатки советской и партийной демократии, в целом систему коллективного руководства страной;

2. Злоупотребив должностным положением, извратил работу силового аппарата СССР, лично санкционировал пытки и репрессии, организовал массовые репрессии, в том числе по национальному признаку.

3. Имеющиеся достижения — прежде всего успешно проведённая индустриализация — были достигнуты слишком большой кровью.

Поэтому историческую роль Сталина следует оценивать в основном негативно.

Вслед за Штефановым по вопросу оценки роли Сталина взялся высказаться Борис Юлин. Прежде всего он заявил, что хотя многие его считают сталинистом, сам он себя таковым не признаёт, определив себя как скорее ленинца. По его мнению Сталин допустил много ошибок, но в целом он считает его великим государственным деятелем. После чего пошло точно такое же перечисление отдельных фактов, как и у Штефанова, но не лично-страдальческого, а масштабно-индустриального характера: СССР был республикой (а вовсе не красной империей, как это считают многие реакционеры), полномочий у Сталина было меньше чем у современного президента, свобода слова в СССР была, многие видные научные и политические деятели спорили со Сталиным, и если могли доказать свою правоту, тот изменял своё мнение, но в целом СССР при Сталине бурно развивался, в чём была отчасти и его заслуга. Поэтому роль Сталина следует оценивать скорее положительно.

В чём проблема такой аргументации? Когда оба участника приводят отдельные факты, то перечисление ужасов и перегибов, равно как и перечисление достижений, можно продолжать до бесконечности. Никакого окончательного вывода из простого перечисления отдельных фактов сделать невозможно в принципе, что было доказано ещё английским буржуазным философом Дэвидом Юмом триста лет тому назад, которого оба участника либо не читали; либо читали, но не поняли, раз не сумели применить на практике. В таких «дискуссиях», где обсуждение ограничивается перечислением отдельных фактов, оба участника как правило остаются при своём мнении. Не стали исключением и эти «дебаты»: вместо перехода от фактов к объективным закономерностям общественного развития, из которых эти факты следуют, и этических принципов, которыми мы как коммунисты обязаны руководствоваться, на зрителей обрушилась бездна пустословия на два с лишним часа. В этом плане дебаты Юлина и Штефанова воспроизводят все негативные моменты дебатов Реброва и Балбуса, рецензию на которые я писал ранее.

С одной стороны нам предлагалось проникнуться состраданием к пострадавшим от репрессий кулакам, попам и бывшим белогвардейцам; с другой — поверить, будто массовые репрессии и явно фальсифицированные приговоры есть нечто соответствующее нормам социалистического общества, или по крайней мере исторически оправданное. Несогласие публики с обеими предложенными альтернативами выразилось в том, что по итогам голосования на дебатах победил бюст Маркса, стоявший в кадре и с молчаливым осуждением взиравший на происходящее.

Ясно, что позиции как Юлина, так и Штефанова глубоко неадекватны. Но наша задача как материалистов не осуждать или хвалить то или иное социальное явление, не плакать или смеяться над ним, а понимать его причины, в результате которых возникновение таких объектов как Юлин и Штефанов, как и их позиций по тем или иным вопросам, стало неизбежным. А для этого нам нужно рассмотреть тот социально-исторический контекст, в который погружены не Сталин и его соратники или жертвы, а наши дебатёры и их аудитории.

2. Контекст дискуссии: социализм или сталинизм?

Что представляет собой этот контекст? Исторически он образовался более тридцати лет назад, с распадом Советского Союза и восстановления капитализма, что стало огромной трагедией для десятков миллионов бывших советских граждан и великим праздником для тысяч новоявленных капиталистов, обогатившихся на приватизации советских богатств. При этом сторонники капитализма стремились представить себя как прогрессистов, тогда как сторонники социализма поневоле оказались на позиции консерваторов.

Социализм — будущее человечества. И научный социализм как теория новой исторической формации, по своей сути устремлён в будущее. Но в ситуации распада СССР он оказался смешан с консерватизмом. И постсоветский сталинизм по своему происхождению является выражением этого противоречия: гибрид прогрессизма и консерватизма. Современные сталинисты, к мировоззрению и деятельности которых явно или неявно отсылают нас позиции Юлина и Штефанова, признают конечность капитализма и переход к социализму — но в то же время являются националистами, государственниками, сторонниками сохранения институтов семьи и брака, а в особо запущенных случаях — и религии. Тогда как научный социализм предполагает ускоренное отмирание всего перечисленного, уже происходящее по мере развития самого капитализма. И в текущей кризисной ситуации это противоречивое единство начало раскалываться: большинство сталинистов обнаружили себя как не просто консерваторов, но и ярых реакционеров, обеими руками поддерживающих империалистическую военную авантюру российского правительства. И лишь очень немногие сталинисты выступили с её осуждением. И поскольку большинство медийных сталинистов оправдывают текущую политику российской буржуазии ссылками на практику и идеи Сталина, то в условиях военной цензуры пацифист Штефанов и не может не критиковать сталинизм не как явление столетней давности, а как знамя существующей прямо сейчас реакции. То, что его критика носит слезливо-сострадальческий характер и вообще говоря бьёт мимо цели, не отменяет правильного по сути побуждения: осудить идеологию, под знаменем которой страну и общество тащат отнюдь не к социализму, а в дремучее средневековье. Что, кстати говоря, не стесняясь, провозглашает один из идеологов режима, философ-идеалист и отъявленный мракобес А. Г. Дугин.

И здесь мы возвращаемся к необходимости не слезливо-сострадальческой, а рациональной критики сталинизма, причём опять же по вполне прагматическим причинам. Если мы выстраиваем свою агитацию на эмоциональном порыве, на всемирном сострадании и тому подобных вещах, то в изменившейся ситуации она может легко и быстро развалиться. Чем широко пользуются реакционеры, приводя на этот счёт цитату Черчилля: «Кто в молодости не был социалистом, у того нет сердца; кто в зрелости не стал консерватором, у того нет ума». В статье »Левым нужна обычная адекватность», опубликованной ранее на Рабкоре, я уже писал о том, что это враньё, и что исходя из научной картины мира у нас нет причин сомневаться в том, что капитализм конечен, а общество развивается в направлении глобального безгосударственного и безнационального социализма. И что отъявленными дураками являются как раз те, кто верит, будто способен остановить или затормозить это движение, равно как и отсидеться вне политики в мире, охваченном перманентной революцией.

Иначе говоря, хотя многие становятся социалистами из сострадания к бедам окружающих, данная мотивация не является устойчивой, так как под действием повседневной рутины и вследствие необозримости бед, порождаемых капитализмом, сострадание довольно скоро исчерпывается. И бывший коммунист становится обывателем, заводит семью, плодит младенцев, вязнет в кредитной кабале, клянёт «мечтателей-утопистов», верящих, будто может быть иначе, и наконец — ложится в гроб, не дожив до пенсии. Напротив, если мы от сострадальческой мотивации перешли к научной, либо с самого начала прочли все четыре тома «Капитала» и глубоко поняли противоречивость и конечность капиталистического способа производства, то наша убеждённость в победе социализма не зависит от того, сколько людей на этой неделе убили ракетами или уморили голодом ставленники той или иной группы буржуазии. В результате мы продолжим бороться и просвещать массы намного дольше, чем слезливые сострадальцы, и тем самым приблизим общество к победе коммунизма в большей степени, чем путаники, назвавшиеся социалистами по чистой случайности и не имеющие продуманных убеждений.

Поэтому критикуя постсоветский сталинизм, следует подходить к его анализу с точки зрения исторического материализма, как к любому другому явлению в мировой истории.

3. Четыре этапа постсоветского сталинизма

В своём развитии постсоветский сталинизм прошёл четыре фазы.

На первом этапе сталинизм был реакцией на горбачёвские и ельцинские реформы по восстановлению капитализма, когда нищие и обозлённые люди, не имевшие политической организации и научного мировоззрения выражали своё недовольство апелляцией к прошлому: «Сталина на вас нет!» Довольно скоро первый этап сменился вторым: нашлись предприимчивые демагоги, готовые торговать иконами советского прошлого вообще и Иосифа Виссарионовича как буквально, так и фигурально, и оптом, и в розницу. Недавним отголоском этой тенденции стало написание под кураторством писателя Проханова серии православных икон с изображением Сталина, богородицы и небесных угодников, якобы с божьей помощью сохранивших российскую государственность. Сюда же относится освящение православным попом памятника Сталину возле проходной завода «Микрон» в Великих Луках. Освящение мотивировалось тем, что благодаря сталинским репрессиям сильно возросло количество новомучеников и исповедников, молитвами которых сегодня и развивается российская промышленность. В продолжение этой тенденции хотелось бы увидеть освящение церковниками памятников римским императорам Нерону и Диоклетиану, бывшим крупными государственными деятелями, отправившими великое множество богомольцев прямиком на небеса.

И это не случайно. Если первый вид сталинизма, родившийся в конце 80-х — начале 90-х, был «опиумом народа», способом самоуспокоения при невозможности реального изменения ситуации — то есть религией по определению — то второй, сталинизм политических демагогов, образовавших КПРФ, РКРП, РПР, ныне запрещённую НБП, переименовавшуюся в »Другую Россию», Левый Фронт и ряд других более мелких партий, был формой политического бизнеса на массовом невежестве и озлоблении «опиумом для народа». С самого начала ни за тем, ни за другим не стояло никакой научной идеи. И потому смыкание гражданской религии с религией обыкновенной происходит на наших глазах так легко и непринуждённо.

Третий этап развития — или, если угодно, деградации постсоветского сталинизма, связан с деятельностью уже не политических, а медийных дельцов и демагогов: Пучкова, Клима Жукова, Константина Сёмина, Стаса Васильева и тому подобной публики. Эти граждане, не имеющие научного понимания марксизма и ориентирующиеся как флюгера, на медийную конъюнктуру, сообразили, что значительное число подписчиков готовы смотреть стримы и платить донаты за рассказы о заблуждениях антисоветчиков, о величии СССР и лично Иосифа Виссарионовича — великого государственника и борца с космополитизмом.

Четвёртый этап развития характеризуется нарастанием безразличия к вопросу, принципиально важному для представителей двух предшествовавших этапов: различию между сталинизмом и троцкизмом. Для более молодых организаций, таких как Союз Марксистов и Вестник Бури, сталкивавшихся при общении с подписчиками с аудиторией, воспитанной предшествующими поколениями сталинистов вопрос о том, кто был прав, Сталин или Троцкий, не был в принципе актуален, поскольку основу их агитации составляла популяризация базовых марксистских принципов и профсоюзная организация. А выяснение исторических перипетий столетней давности представлялось делом десятой важности.

В этом плане показателен недавний конфликт Сёмина и Батова с недавно причисленным к лику иноагентов Андреем Рудым*, вовремя побеспокоившемся о собственной безопасности и уехавшем в эмиграцию при поддержке европейских товарищей. То, что большая часть из них которых прямо или косвенно симпатизируют троцкизму, характеризует противоречие между сталинистами и индифферентистами в определении того, кто является левым, а кто нет.

Для Сёмина и Батова Троцкий и все троцкисты — вольные или невольные лакеи мирового империализма, а Сталин — гениальный вождь мирового пролетариата и теоретик марксизма. Значит Рудой, принявший помощь от европейских троцкистов — предатель марксизма, продавший родину рептилоидам и душу — Сатане.

Тогда как для Рудого Троцкий и Сталин — скорее персонажи далёкого прошлого, за каждым из которых была своя правда, тогда как суть дела в изменении сегодняшнего мира, в котором реальные коммунисты могут склоняться в сторону троцкизма, сталинизма, чучхеизма или фрейдо-марксизма, но главное, чтобы они были адекватными людьми. А Сёмин и Батов, выискивающие ревизионизм и предательство там, где его нет, явно находятся в глубоком неадеквате.

4. Кто и за что ненавидит Троцкого?

Согласно диалектическому закону, противоположности существуют и познаются друг через друга. Поэтому, чтобы отчётливее понять смысл постсоветского сталинизма, обратимся теперь к противоположной стороне этого конфликта, к лагерю постсоветских троцкистов, за которыми, в отличие от сталинцев, стоят определённые теоретические принципы, невольно выговариваемые их критиками. Дело в том, что когда сталинисты критикуют Троцкого и троцкизм, то за всеми их конкретными претензиями стоит определённая логика и определённые этические представления, легко выделяемые из их речи. Троцкого обвиняют в трёх основных вещах:

Во-первых, он был сторонником перманентной революции, уничтожения государственности и установления мирового социалистического правительства, тогда как Сталин был крепким государственником и задушил продолжение мировой революции, репрессировав соратников Ленина;

Во-вторых, Троцкий был космополитом, сторонником растворения всех народов и культур в объединённом человечестве — тогда как Сталин подавил космополитические тенденции и сохранил национальное разделение и национальную культуру;

В-третьих, Троцкий был сторонником сексуальной революции, уничтожения институтов семьи и брака, тогда как Сталин запретил аборты, свободную любовь и насильственно насаждал «семейные ценности», которыми сегодня известные господа оправдывают репрессии и военные авантюры.

Очевидно, что линия Троцкого — марксистская, ленинская, революционная; линия Сталина — антимарксистская, антиленинская и регрессивная. Ненавидят Троцкого и поднимают Сталина на щит сегодня реакционные социалисты — государственники, шовинисты и фамилиалисты, не признающие частную собственность, но обожествляющие государство, национальное деление и институт брака, о критике которого давно пора писать целый цикл статей.

Получается, что за набившим оскомину вопросом «Сталин или Троцкий?» скрывается более глубокая и существенная проблематика, связанная с тем, как коммунисты видят и как должны видеть желаемое изменение общества. Однако в большинстве случаев вместо обсуждения принципов дело скатывается к обсуждению личностей и исторической казуистике. Чему примером тут могут служить те самые дебаты Юлина и Штефанова, с которых мы начали нашу статью. Хотя, как уже было отмечено, у Штефанова была более выигрышная позиция, он свёл обсуждение к перечислению каких-то частных примеров насилия над кулаками, попами, бывшими белогвардейцами и тому подобной публикой, к выяснению смысла и подлинности каких-то документов и другим невнятным вещам. Юлин же пытался в репрессиях и сталинской политике в целом найти какую-то историческую необходимость и соответствие марксистскому учению — причём если с исторической необходимостью советского термидора, произошедшего вследствие неразвитости производительных сил можно отчасти согласиться, то соответствие марксизму сталинской политики и идеологии доказать уже намного труднее.

В самом деле — ведь уничтожение государственности, национального деления и институтов семьи и брака — это и есть по Марксу отличительные черты коммунистического общества, следующие из логики исторического развития, и которых мы как марксисты должны страстно желать.

Отсюда следует, что сталинизм — это не марксизм, а антикоммунистическое извращение идей Маркса. Если бы вместо обсуждения персоналий и документально-исторической казуистики имела место открытая дискуссия о принципах социалистического учения, то сторонникам социализма по-сталински пришлось бы доказать, что наличие государства лучше, чем глобальная коммунистическая безгосударственная ассоциация; что национальное деление лучше, чем планетарное единство всего человечества; и что брак, возникающий из экономической нужды лучше, чем свободная любовь в отсутствие экономических ограничений для её реализации.

Но сталинисты нам этого никогда не докажут. С таким же успехом они могли бы нам доказать, что иметь одну копейку лучше и выгоднее, чем миллион долларов. А значит и принимать в расчёт их позицию не имеет смысла.

Отсюда с очевидностью следует, что именно линия Льва Давыдовича Троцкого — это и есть ортодоксальный марксизм, от которого мы должны отталкиваться в его дальнейшем развитии, тогда как сталинизм это вид оппортунизма, извращение научного социализма, под прикрытием вырванных из контекста фраз пропагандирующее государственничество, великодержавный шовинизм и семейственность, а сегодня сомкнувшееся не только с квасным и казённым патриотизмом, но и с религиозным мракобесием.

5. Сталинизм на службе буржуазного государства

В исторической перспективе дни постсоветского сталинизма сочтены. А значит те соображения, которые побуждали наших товарищей подстраиваться под про-сталински настроенную аудиторию и осторожничать в выражениях, больше не действительны. Следует выражаться ясно и отчётливо: развал Коминтерна и предательство мировой революции делают Сталина преступником, многократно худшим, чем развал СССР Ельциным и Горбачёвым, которые также занимались развалом системы и тормозили общественный прогресс, работая на силы реакции. За это предательство интересов рабочего класса и извращение марксизма Сталина как преступника следовало бы судить, осудить и расстрелять как злейшего врага рабочего класса, каким он и стал в ходе советского термидора. К сожалению этого не произошло. Однако по законам исторической необходимости его дело реставрации давно отживших институтов национальности, государственности и семьи, как и извращение научного социализма, не имея научной и социальной опоры, обречено на гибель, которую мы наблюдаем на наших глазах. Львиная доля сталинистов пошли в хвосте у российской государственной пропаганды, и кончатся вместе с ней. А оставшиеся будут так дискредитированы, что ещё с пеной у рта будут доказывать, что всю жизнь они были всего лишь ленинцами, и ничего общего со сталинизмом не имели и не имеют.

В самом деле, не существует таких мерзостей сталинской эпохи, которые не воспроизвёл бы современный капитализм, которым не нашли бы оправдания современные сталинисты: пытки, репрессии, военные авантюры, великодержавный шовинизм, русотяпство, национализм, депортации народов, шпиономания, фальсификация истории, тотальная бюрократизация, культ личности самозваного вождя, бессмысленная цензура, фальсификация выборов, подавление науки, подавление художественной деятельности, шпионаж за гражданами, пещерный антисемитизм, пропаганда лженауки, насаждение вопиющего неравенства, криминализация абортов, судебный произвол и романтизация уголовщины. Недавно ко всем этим радостям добавились ещё и еврейские погромы. Для полноты картины не хватает только массового голода, от которого бы померло несколько сот тысяч человек — но это, надо думать, следующий этап, для которого наши сталиноиды тоже найдут возвышенное и патриотичное оправдание.

Ценой всего перечисленного квастные и казённые сталинисты надеются купить у господствующего класса новую индустриализацию и приблизиться к социализму. Однако зачем современной буржуазии, проводящей репрессии, цензуру, общее наступление на права трудящихся и усиление эксплуатации, раскошеливаться на новую индустриализацию? Если загнав население в нищету и бесправие под предлогом военного положения можно повысить прибыли, не потратив ни копейки на закупку нового оборудования и повышение зарплат.

Когда сталинисты рассказывают народу о том, что «сейчас надо потерпеть и сплотиться с отечественными капиталистами, чтобы те в обмен на наше терпение провели реиндустриализацию», хочется спросить: а что о такой сделке думают сами современные капиталисты? Они о ней вообще в курсе? Может быть без вас они не знают собственных классовых интересов? Пожалуйста, пойдите, расскажите господам Усманову, Миллеру, Абрамовичу и Мордашову, что российский народ и законы истории возложили на них священную миссию возрождения промышленности и строительства социализма. Хотелось бы установить экспериментально, скольки-этажными матами российские олигархи обложат «товарищей» Зюганова и Гоблина, Стаса Васильева и профессора Попова, попробуй те сунуться к ним с таким предложением. Нет, лучше и безопаснее поливать помоями тех марксистов, которые не желают становиться лакеями отечественной буржуазии, имеют наглость читать Ленина и следовать его идеям.

Всем уже известен тот факт, как профессор М. В. Попов оскотинился до оправдания ареста Б. Ю. Кагарлицкого*, признанного российскими властями иностранным агентом неведомо какого государства. Того же мнения придерживаются и большинство медийных и парламентских сталинистов на зарплате. Даже если допустить, что в сталинских репрессиях действительно был какой-то смысл, современные сталинисты их оправдывают лишь затем, что хотят новых репрессий в отношении российских рабочих физического и умственного труда, само существование которых некоторые из них имеют наглость отрицать — то есть нас с тобой, дорогой читатель.

Таков примерный контекст, в котором проходили дебаты историка Бориса Юлина и публициста Александра Штефанова о роли И. В. Сталина, немного очищенный от толстого слоя эвфемизмов, исторических аллюзий и прочих эзоповских иносказаний. В котором оба участника обнаруживают удивительную историческую дальнозоркость, пытаясь путём истолкования фактов почти уже столетней давности разобраться в противоречиях дня сегодняшнего.

Карл Маркс, символически победивший на тех дебатах, однажды заметил:

«Философы лишь различным образом интерпретировали мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

Сделаем же так, чтобы наши дальнейшие обсуждения имели своим предметом действительный мир и пути его изменения, а не уводили разговор в интерпретации идей, оторванных от жизни — и фактов, оторванных от закономерностей, их порождающих.

* — признаны иноагентами