Предисловие

Данная статья относится к циклу, посвящённому пересборке диалектического материализма исходя из принципа радикального сомнения, наряду с ранее опубликованными текстами: "Материализм радикального сомнения", "От субъекта к ризоме" и "Об основном вопросе философии". На протяжение полутора столетий существование основополагающего понятия — материи — не доказывалось, а постулировалось без доказательств и принималось на веру, что содействовало догматизации и отставанию от современной научной картины мира. По большому счёту идея диалектического материализма в марксизме оставалась проектом, а не действительностью, поскольку в рамках теоретической практики элементы диалектического материализма оставались смешанными с материализмом фидеистическим, веровательным. Размежевание с фидеистическими материалистами столь же необходимо для дальнейшего развития материалистической диалектики, как размежевание с объективными, субъективными и интерсубъективными идеалистами, поскольку предположение о непосредственной данности реальности, в то время как на самом деле она дана через посредство явлений, исключает необходимость развития рефлексии и методологии, а в пределе — науки как таковой. В самом деле, если реальность дана непосредственно, значит знание о ней дано нам в готовом виде. А значит нет необходимости в разработке методов доказательства и опровержения, в постановке экспериментов и проведении исследований. А если они всё же нужны, значит между нашими представлениями и реальностью имеется разрыв, и реальность в-себе может оказаться совершенно иной, чем нам представлялось, гипотетически — даже не материальной. То, что мы посредством рациональных аргументов подтверждаем, что именно материя, а не что-либо иное, является субстанцией всех вещей, не делает чести предшествующим поколениям марксистов, которые не удосужились доказать или опровергнуть центральное положение своей теории предпочитая верить на слово в предположение о материальности мира, пренебрегая диалектическим методом познания.

А это значит, что вопросы: «Что такое диалектический материализм?» «Что является предметом его изучения?», — даже ещё не были не то что решены, а как следует поставлены в истории марксизма. В ходе попыток разрешения данной проблемы в рамках советской философии сложились два противоположных течения. Представители одного из них считали диалектический материализм прежде всего теорией познания — к их числу принадлежат такие философы как Э.В. Ильенков, Г.П. Щедровицкий и близкие им исследователи. По сути гносеологическое направление представляет собой попытку самооправдания фидеистического материализма в соединении с социальным конструктивизмом как формой интерсубъективного идеализма. Сторонники второго направления — представленного прежде всего Ленинградской онтологической школой — считали, что диалектический материализм есть прежде всего теория бытия как такового, отличного от своих частных проявлений, изучаемых частичными науками. В прошлой статье мы уточнили формулировку основного вопроса философии и убедились, что бытие и сознание вне опровержения домыслов метафизиков и идеалистов вовсе не составляют противоположности, а существование материи как всеобщей субстанции может и должно доказываться логически, вне зависимости от какого-либо случайного опыта. Посмотрим теперь, какие выводы из этого следуют.

Всеобщее, особенное, единичное

Прежде всего, категории всеобщего, особенного и единичного, на рассмотрении которых мы остановились в прошлый раз, являются понятиями. Но что такое понятие? Выражают ли понятия лишь имена, которые люди используют для обозначения тех или иных сходных единичных объектов — или же они указывают на некие реальные сущности, универсалии, выражаясь языком средневековой философии — ? Здесь мы подходим к другому важному и дискуссионному вопросу, воспроизводящему борьбу между онтологической и гносеологической линиями материалистической диалектики на ином материале. Речь идёт, разумеется, о старом споре между реалистами и номиналистами, который может — и должен — быть воспроизведён в рамках современного диалектического материализма, если только мы желаем докопаться до истины, а не блуждать в потёмках безосновательных и бездоказательных мнений.

Согласно учению диалектического материализма, в мире не существует ничего, кроме движущейся материи [1, 181] — субстанции всех вещей, принимающей форму актуальной бесконечности, в которой вновь и вновь возрождается каждая из всех возможных форм, вихрем несущихся сквозь пустоту космической бездны к своему концу и новому возрождению. Основы данного учения встречаются уже в глубокой и не очень древности у таких философов как Пифагор, Демокрит, Гераклит, Эпикур, Аристотель, Давид Динанский, Амальрик из Бена, Джордано Бруно, Бенедикт Спиноза, и у многих других прежде, чем они были соединены с общественными науками и, что самое важное, с практикой политической борьбы рабочего класса за своё освобождение в трудах Маркса и Энгельса. Поэтому их теория может и должна быть названа не просто диалектическим, а прагмо-диалектическим материализмом [2], так как доводит понимание диалектики природы до практических выводов из неё, связанных с революционным преобразованием общества, а в последние годы — и с эволюционным преобразованием самой человеческой природы. И коль скоро мы признаём, что материя, принимая форму Природы является актуально бесконечной, насыщенной противоречиями и имманентной себе самой, то следует признать также то, что помимо той планеты, той жизни и того общества, что мы наблюдаем вокруг себя, существует также бесконечное множество иных вселенных, планет, биосфер и обществ, в которых также имеет место исторический прогресс, рост производительных сил и развитие производственных отношений, смена общественных формаций, классовая борьба, наука и философия, исследующие объективную действительность и познающие её не только в частных науках, но и в целостном миропонимании, и следовательно, их учёные и философы также открывают законы материалистической диалектики вместе с законами физики, химии, биологии и социологии, также провозглашают ту единственную истину этой бесконечной Природы, которую не создал никакой бог и никакой человек, вечно погружённую в циклы закономерного возникновения и уничтожения всего сущего.

Тем не менее эти вполне прозрачные и доступные уму всякого мало-мальски просвещённого человека положения, ныне считаются многими людьми, называющими себя «марксистами», чуждыми диалектическому материализму, который трактуется ими в ошибочном субъективно-гносеологическом, а не в аутентичном онтологическом смысле. Данное заблуждение же получило распространение главным образом по той причине, что наименование «диалектических материалистов» в современном мире закрепилось главным образом за последователями учения Маркса и Энгельса, несмотря на то, что исторически они были далеко не первыми на нашей планете, кто соединил в своих теориях материализм и диалектику. Те же, в свою очередь, занимались преимущественно общественными науками, критикой идеологии и политической экономии, и лишь поздний Энгельс нам оставил два собственно философских сочинения — Анти-Дюринг и Диалектику Природы, которые в критической форме содержат лишь пробросок [калька с лат. projectum] систематического изложения диалектико-материалистической онтологии. Ни Маркс, ни Энгельс не были профессиональными философами, а прежде всего занимались общественными науками par excellence, тогда как подлинное переворачивание системы абсолютного диалектического идеализма Гегеля с необходимостью влечёт за собой конституирование системы абсолютного диалектического материализма, сущность которого опять же с необходимостью составляет диалектико-материалистическая онтология и диалектика природы, объяснённая через неё.

Для того, чтобы решить данную проблему, мы нуждаемся в предварительном исследовании, в ходе которого нам нужно опровергнуть два заблуждения, имеющих большое распространение — гносео-онтологизм и номинализм, первый из которых ставит бытие в зависимость от воспринимающего бытие сознания, и который мы уже начали опровергать в предыдущей части — тогда как второй приписывает универсалиям субъективный характер, и отрицает объектное существование сущностей, производящих частные объекты, а также общие свойства таковых объектов. Что касается гносео-онтологического истолкования, то оно свойственно всей новоевропейской буржуазной философии по крайней мере начиная с Декарта, и из неё по ошибке вошло в труды Энгельса и Маркса, из которых его некритически восприняли их особо ревностные, но не очень грамотные читатели и почитатели. Номинализм, известный ещё со времён схоластики, и ныне получивший широкое распространение в рамках ветвей позитивизма, также сводит действительные объект-объектные сущности, составляющие эту бесконечную Природу, к ничтожным наименованиям человеческого языка. Данное учение является противным научному миропониманию и широко используется идеологами мирового империализма в борьбе против научного миропонимания, разума и прогресса [3], и потому должно быть повсеместно опровергаемо и презираемо как спиритуалистическое и в своей основе ложное.

Что касается самой диалектико-материалистической онтологии, то на мой взгляд, она не представляет собой чего-то невообразимо сложного, но наоборот, в своей основе есть нечто вполне ясное, прозрачное и доступное для ума всякого здравомыслящего и любознательного человека, требуя усилий не больше, чем изучение основоположений всякой частичной науки, в то время как онтология с необходимостью является единственной всеобщей наукой, охватывая область познания всех частичных наук как своих подразделов. То, что диалектический материализм есть наука, причём наука номадическая par excellence — доказывается его собственным движением абсолютной детерриториализации, восстанавливающим на новом основании традиции просвещения, конституирующего гладкое пространство всеобъемлющего рационализма после зачистки всего общественного пространства от всех иррациональных элементов посредством двойной критики — теоретической и практической. Ленин справедливо писал, что “Физика лежит в родах. Она рождает диалектический материализм” [1, 332]. Мы не утверждаем нечто новое, мы всего лишь доводим данную мысль до последних выводов: если физика, как образцовая частичная наука, на пределе своего развития терпит крушение в качестве физики, старые формы спадают и под ними обнажается новое, универсальное содержание — диалектический материализм, то есть всеобщая онтология природы — то ясно, что та же судьба ждёт на пределе своего развития и все прочие частичные науки: химию, биологию, социологию, психологию, лингвистику, семиотику и так далее. Абстрактные в своей сущности институты и верования капиталистического общества, постоянно перестраиваемые и переформатируемые, всё меньше успевающие за движением производительных сил, в конце концов обрушиваются под собственным весом в состояние коммунистического общества. “Капитализм стремится к потоку раскодирования, который демонтирует общество в пользу дела без органов, который, оставаясь на этом теле, освобождает потоки желания в детерриториализованном поле. <…> Раскодирование потоков, детерриториализация социуса формируют наиболее существенную тенденцию капитализма. Он непрестанно приближается к своему пределу, который является собственно шизофреническим пределом. Он всеми своими силами пытается произвести шизика как субъекта раскодированных потоков на теле без органов, оказывающегося большим капиталистом, чем капиталист, и большим пролетарием, чем пролетарий. Постоянно усиливать эту тенденцию — до того самого пункта, когда капитализм со всеми своими потоками будет послан к черту: на самом деле мы еще ничего не видели. <…> Чем больше капиталистическая машина детерриторизует, раскодируя и аксиоматизируя потоки для извлечения из них прибавочной стоимости, тем больше ее придаточные аппараты, бюрократические и полицейские, всеми силами ретерриторизуют, постоянно поглощая возрастающую долю прибавочной стоимости.” [4, 58-60] Пределом Капитала является сам Капитал. [5, 278] И если справедливо, что капитализм возникает на руинах всех предшествующих формаций, являясь торжеством их негативного, то коммунизм возникает на руинах капитализма, являясь его собственной негативностью, которой тот стремится избежать, и которая его настигает в конце человеческой или, лучше сказать, общественной истории. Так как очевидно, что коммунизм, являясь концом капитализма, является также концом человеческого общества, раскрываясь навстречу постобщественной жизни, расцветающей на пределе общества [см. 6], окончательно ставшего предметом орудийной деятельности социальных коллективов в форме обобществлённой плановой экономики, опосредующей все взаимодействия агентов внутри системы.

Во всяком случае, мы знаем точно, что Маркс собирался изложить рациональное содержание гегелевской Науки Логики в размере двух-трёх печатных листов [7, 212], однако не смог этого сделать по тем или иным причинам. Но, поскольку марксистское учение за более чем полтора века после его основания невообразимо разрослось и расширилось, так что различные его части далеко не всегда могут эффективно сообщаться друг с другом, то нам необходимо самим привести его к общему знаменателю, которым, несомненно, может быть лишь диалектико-материалистическая онтология как общая теория бытия, лежащая в основании диалектики природы, которая в приложении к частным наукам даёт исторический материализм, а в приложении к совокупности политических практик — политический материализм. Гегелевская же «Наука Логики», содержит в себе значимые онтологические моменты, которые могут и должны быть переосмыслены материалистически — не просто как слова человеческого языка, но как понятия-категории, выражающие реальные сущности, лежащие в основании всех вещей, познаваемые нами в ходе научной практики адекватно, и вечно существующие в самой материи как моменты её осуществления.

Против такого истолкования выступают два идеалистических, метафизических и реакционных учения, являющиеся двумя сторонами одной и той же буржуазной идеологии — эпистемологии, провозглашающей, будто не существует истинного знания, а есть лишь правдоподобные заблуждения, которые, будто бы и составляют содержание всех наук. Эпистемология, начиная с волюнтаризма, восстанавливает в себе самые наихудшие черты средневековой схоластики: вымученные, дурные абстракции, субъективизм, бессодержательность, практическая бесполезность, оправдание заблуждений и преступлений капиталистического строя, пустословие, обилие ложных проблем, отсутствие адекватных категорий восполняется, в отличие от схоластики, переходом к простонародному языку — и венчающее это гнездо невежества и заблуждений непомерное чванство эпистемологистов, почитающих себя и своё учение вершиной и венцом развития человеческой мысли [8, 535-540]!

Итак, гносеонтологию мы определяем как учение, утверждающее будто предмет основного вопроса философии определяется через характер материала восприятия, а не через субстанцию вещей безотносительно к чьему бы то ни было восприятию. Иначе говоря, согласно гносеонтологическому истолкованию, бытием или материальным мы должны называть то, что представляет в нашем восприятии лишь само себя, а идеальным то, что в нашем восприятии представляет нечто иное, от самого себя отличное. Но проведения различия в такой форме является метафизическим и антинаучным, так как берёт не существенный, а случайный признак вещей, тогда как основной вопрос философии состоит в том, чтобы понять, какой признак, какое качество всего сущего является существенным, и далее установить его природу. Существенным же для всех вещей, наполняющих эту бесконечную природу, является то, что они есть, и, следовательно, основной вопрос философии состоит в том, чтобы выяснить природу их естества. Материалисты утверждают, что бытие всех вещей есть материальное бытие, иначе говоря, все вещи суть формы той самой материальной субстанции, из которой они состоят. Идеалисты же наоборот, учат, либо что вещи состоят из какой-то нематериальной, сверхъестественной субстанции, называемой ими «дух», «идея» и тому подобными именами — так поступают объективные идеалисты — либо учат, будто вещи состоят из ничто, и являются всего лишь галлюцинациями каких-то призраков, которые состоят из всё той же потусторонней духовной или идеальной субстанции. Элементы гносео-онтологической теории содержатся не только в идеализме. Частично они попали также и в марксистское учение по причине его неразвитости, и поэтому в работах Маркса: “Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней” [9, 21], Ильенкова [10, 219-227], [11, 128-140] и ряда других диалектических материалистов можно найти гносео-онтологические формулировки, не соответствующие понятию диалектического материализма: полагающие случайный признак как сущностный, о чём было сказано выше, и ведущие к следующим нелепым и смешным выводам. В самом деле, если мы определяем сознание и бытие, материальное и «идеальное» через восприятие, то вынуждены признать, что в отсутствие воспринимающего картезианско-кантианского субъекта не существует не только идеальное, но и материальное, так как выше оно было определено через восприятие, и в его отсутствие должно либо исчезнуть, либо перестать существовать как материальное. Но оба варианта нелепы и не соответствуют действительности, так как существенным в отношении материальных объектов является не то, как их некто воспринимает или не воспринимает, а то, что они составлены материальной субстанцией, и потому верным способом формулировки основного вопроса философии является не гносео-онтологическая, а онтогносеологическая, отвечающая на вопрос: из какой субстанции состоят объекты — материальной или идеальной? А то, что все вещи мира состоят по факту своего существования лишь из одной материальной субстанции, и вовсе не могут состоять ни из какой иной духовной субстанции мы доказали в предыдущей статье. Те же вещи, которые могли бы быть названы идеальными, то есть состоящие из духовной субстанции, как то: бог, ангелы, черти, божья благодать, душа и тому подобное — не существуют вовсе, так как той субстанции, из которой они предположительно состоят, не существует, а следовательно, и их также; домыслы же об их существовании, обретающиеся в уме не сведущих в философии и физике людей, вполне материальны, и состоят из лингвистических, семиотических и нейрофизиологических объектов, обладающих пространственными, числовыми, частотными, массовыми и иными характеристиками.

Также следует отметить, что философская борьба в странах Запада против так называемого «корреляционизма», то есть учения, утверждающего, будто между человеческим сознанием и всем прочим миром существует неразрывная связь, и что картезианский воспринимающий субъект и пассивно воспринимаемый этим сознанием объект не существуют друг без друга [12], [13] — сама лежит в рамках гносео-онтологической проблематики, являясь абстрактным отрицанием своей противоположности. Вместо того, чтобы сделать теоретический сдвиг, смещение проблематики [14], Мейясу, Харман и прочие их товарищи оспаривают корреляционизм, являющийся продуктом гносео-онтологической постановки вопросов, в рамках самой гносео-онтологии. Иначе говоря, они принимают всерьёз противоположность сознания и материального мира, и стараются доказать, что материальный мир существует вне и безотносительно сознания, тогда как подлинным отрицанием корреляционизма было бы изменение постановки вопроса на онто-гносеологическую, и признание того, что сознание погружено в материю и является её локальной формой наряду с прочими формами, что сознание, прежде чем что бы то ни было воспринимать, есть, и значит, оно само абсолютно материально, хотя и не всегда и не во всём вещественно. Таким образом, мы освобождаемся от необходимости искать связь между мнимыми противоположностями, коль скоро одна из них оказывается лишь частной формой существование второй, наряду с бесчисленным множеством иных форм, что разрушает между ними отношения противоположности, и действительными противоположностями — хотя и асимметричными — оказываются отношения между материей как субстанцией всех вещей и её формой, возникающей в ходе диалектического процесса самоотрицания материального бытия, полагающего себя как сущее — что было доказано ещё Гегелем: “Становление как переход в такое единство бытия и ничто, которое дано как сущее или, иначе говоря, имеет вид одностороннего непосредственного единства этих моментов, есть наличное бытие.” [15, 167]. И потому нет ничего удивительного или сверхъестественного, что целокупность материальной субстанции отражается в своих частях, становясь доступной общественному познанию, всё более адекватному по мере того, как всё больше отражений Природы усваиваются обществом, а пронизывающие и производящие закономерности проявляются в потоках явления и исчезновения этой бесконечной сущности всех вещей.

Вторым идеалистическим, метафизическим и реакционным заблуждением, что стоит на пути познания природы, является учение номинализма, согласно которому всеобщие понятия, являющиеся наименованиями всеобщих, а не особенных или единичных по отношению к ним (sic! — и на факте этой объективной относительности мы выстроим всю нашу аргументацию против номинализма!) вещей (например, стольность как сущность стола, всеобщий объект — и отдельный конкретный вещественный стол), суть лишь общепринятые наименования, возникающие в ходе человеческой классификации наименований единичных объектов, и не указывают ни на какие реальные, независимо от человеческого осознания существующие сущности. Согласно диалектическому материализму, такое учение является ложным, так как всякая сущность может и должна быть представлена как объект, однопорядковый тем частным объектам, которые в своих рассуждениях приводят номиналисты. В самом деле, вопреки домыслам позитивистов, феноменологов, экзистенциалистов и тому подобной реакционной сволочи, верующей как поп в молитву “отче наш”, что будто бы означаемые всеобщих понятий не обладают свойствами особенных и единичных по отношению к ним объектов, они могут и должны рассматриваться как объекты, большие по объёму в сравнении с их единичными и особенными коррелятами, причём объём здесь следует понимать прежде всего в буквальном, пространственно-временном значении. Так, например, всякий отдельный экземпляр домашней кошки, обладающий массой, объёмом, продолжительностью жизни, цветом, вкусом, запахом, плотностью, устойчивостью и податливостью в отношении тех или иных воздействий, химическим составом и так далее — является единичным объектом в отношении всего вида Felis Silvestris, а если речь идёт о конкретном коте Ваське — то он будет в отношении произвольного представителя своего вида и вида вообще объектом прежде всего особенным, так как видовые характеристики, варьирующиеся от особи к особи в пределах вида, у данного кота Васьки имеют вполне определённые значения. Если же мы рассмотрим весь вид Felis Silvestris — то ясно, что он также будет представлять собой всё тот же объект, то есть часть материальной субстанции, занимающую некое пространство, обладающую протяжённостью во времени, вариативностью своих составных частей, их плотностью, устойчивостью, связностью, химическим составом, генетическим кодом, распределением активности и так далее.

Иначе говоря, рассмотрение множества кошачьих тел, взаимодействующих друг с другом и с окружающей средой, и в ходе этого взаимодействия принимающих форму ряда популяций, удерживающих сходные видовые характеристики в возобновляемом комплементирующем смешении экологических и физиологических отношений, как единичного объекта — является столь же правомерным, как и рассмотрение того самого множества атомов, сцепленных друг с другом в известном порядке, которое мы называем котом Васькой, письменным столом, городом Вологдой, звездой Альдебаран или т-м Сергеем Соловьёвым, ошибочно полагающим, будто диалектический материализм есть гносеология, а не онтология, несмотря на то, что бытие тотально, а человеческое познание настолько исчезающе локально, что никак не может быть чем-либо сопоставимым по значению или масштабу с бытием этой бесконечной природы, или даже с быванием какой-нибудь её одной части, коль скоро всякий, даже наимельчайший объект невозможно познать до конца по причине его неисчерпаемости. То же справедливо и для свойств тех или иных множеств конкретных объектов: к примеру, краснота как общее свойство всех красных объектов или численность как свойство вообще всех конкретных объектов — такого рода универсалии следует представить как объекты, охватывающие N-мерные зоны пространства-времени своего осуществления, и поэтому их реальность столь же полноценна, как и тех объектов, которым данные сущности присущи. Аналогично, сущностью человека, как мы знаем из 6-го тезиса о Фейербахе, является совокупность всех общественных отношений, которая производит множество объектов, обладающих сходными качествами и свойствами, которые мы называем «людьми». Очевидно, что совокупность всех общественных отношений может и должна быть точно так же представлена в виде четырёхмерного объекта в пространстве-времени, обволакивающего поверхность этой планеты — и если номиналисты признают Землю действительным объектом, несмотря на её многообразные изменения, то точно также они должны признать и сущность человека и любого другого множества объектов, который та сущность производит, столь же реальной, как и производимые ей объекты.

Ещё проще говоря, если мы признаём составное действительными объектами, а не пустыми видимостями, то следует признать необоснованными и антинаучными попытки навязать составным объектам критерий действительности в зависимости от того, укладываются или нет эти объекты в прокрустово ложе обыденных, повседневных представлений, или же нет. То, что мы воспринимаем кошку как связный объект, а не как рыхлое и текучее облако молекул, окутанных электронным газом, зависит от нашего собственного размера, а не от того, что данная точка зрения является особенно истинной в сравнении со всем многообразием иных возможных способов наблюдения того же самого объекта. Аналогично, то, что в повседневной жизни мы не имеем возможности видеть ползущие по поверхности планеты пятна, выражающие статистические распределения особей, популяций и генных аллелей в популяциях того или иного вида, что мы не можем видеть потоки вещества, которые отфильтровывают сквозь себя множества особей всякого вида, преобразуя их в своих физиологических отношениях — говорит не о том, что эти объекты менее реальны, нежели отдельные особи, а о том, что необходимо иметь хорошую технику, а в её отсутствие — ум, чтобы вообразить себе их существование по возможности адекватно.

Тем не менее, номиналисты могут нам возразить следующим образом. Дело в том, что в числе аргументов, которые номиналисты приводят против утверждения объектного существования универсалий, не последнее место занимает мнение, что раз в истории науки известно множество случаев, когда тому или иному явлению природы приписывали некую определённую сущность или субстанцию, а потом оказывалось, что таковая в действительности отсутствует — как, например, в случае флогистонной теории теплоты или психической теории сознания, согласно первой из которых, в телах содержится особая химическая жидкость — флогистон — которая при выходе вызывает возгорание объекта; а согласно второй из них, человеческое тело управляется какой-то призрачной, нематериальной «душой», которая вселяется в тело в момент зачатия при посредстве бога, ангелов и всех святых, затем растёт вместе с телом, укрепляется, накапливает опыт, учится управлять своим телом как геймер в видеоигре от первого лица с глубоким погружением, а после смерти отлетает на небеса, где её бог судит за грехи, так что если у души грехов не много, то она считается святой и попадает в райские кущи, чтобы петь там богу аллилуйю бесконечные миллиарды лет, а если эта душа грешная, то её сразу связывают и бросают в адскую бездну, где её будут жарить черти на громадной чугунной сковородке опять же бесконечные миллиарды лет — то на основании подобных ошибок мы не можем, по их мнению утверждать, что та сущность, которую мы распознаём в явлениях материальной природы сегодня, не будет опровергнута дальнейшим ходом развития науки. Современная наука доказала, что теплота есть мера кинетической энергии вещества, а не какая-то отличная от неё жидкость, равно как и в человеческом теле не обитает никаких призраков, а оно движется, растёт, мыслит, говорит и действует само по себе, будучи сопряжено с прочими частями этой бесконечной природы, которые сообщают ему необходимую для этого энергию. На основании этих и тому подобных примеров номиналисты утверждают, что раз у некоторых явлений природы не оказалось никакой действительной сущности, то значит, каких-то реальных сущностей у объектов нет вовсе. Но такое утверждение является метафизическим, так как оно агностически абсолютизирует относительность нашего познания природы, утверждая, что если мы не можем быть на 100% уверены в том, что положение вещей именно таково, как мы его различаем, то значит, мы вообще ничего не можем знать истинно. Подобные учения некогда легли в основу кантианского агностицизма и трансцендентального идеализма в области философии, а в области политической жизни они стали первым догматом мелкобуржуазных социалистов, путаников и оппортунистов, которые подняли на своё знамя кантианские нравственные императивы [16, 25], экономизм, тред-юнионизм и медленное приспособление рабочего класса к капиталистическому строю, который, по их мнению, должен был в отдалённом будущем сам, мирно, чинно и без революций врасти в коммунизм [16, 33] — несмотря на то, что исходя из того догмата, которого они придерживались, они даже не могли точно знать, существует ли точно капитализм, общество, планета Земля и вся Солнечная система, или же все названные им только мерещатся!

И в этом заключается сильный аргумент против тех невежественных людей, которые требуют от философии немедленных, непосредственных и непременно «практических» результатов, хотя сами они, как правило, не знают и не понимают ни смысла, ни значения понятия «практика». Ведь прежде, чем заниматься какой бы то ни было политической практикой, следует выяснить, будет ли она нам на пользу, или пойдёт во вред, или же будет просто бессмысленной тратой сил и времени. А если мы вслед за агностиками принимаем на веру учение о том, что реальность непознаваема, а значит и непознаваема наша истинная польза, то в таком случае не имеет смысла и заниматься практикой. Более того. Можно усомниться в существовании самой реальности и уверовать, будто на самом деле все мы находимся в «матрице», агенты которой внушают нам идеи о социальной справедливости и классовой борьбе, чтобы отвлечь от духовных медитаций и хакерских финтов, посредством которых мы только и способны от «матрицы» отключиться и проснуться в «реальном мире». Но и в такой ситуации вопрос будет повторяться, так как та реальность, в которой мы проснёмся, сама может оказаться симулированной той же «матрицей», и так до бесконечности. Поэтому прежде чем браться за какую бы то ни было практику, разумные люди стараются выяснить природу реальности и действовать сообразно ей, а вздорные и суетливые дураки, желающие заниматься «практикой» без теории, раз за разом наталкиваются на непредвиденные последствия своих же собственных непродуманных действий, каковые последствия их же часто и сводят в могилу значительно раньше срока — и поделом!

Не удивительно, что последователи подобных заблуждений раз за разом оказываются сметены историческим прогрессом, несущим обществу новые истинные знания о природе вещей, которые раскрываются во всяком явлении по мере того, как воспринимающая поверхность всё плотнее и многообразнее охватывает познаваемый предмет — а поскольку всякий объект этой бесконечной природы сам состоит из бесконечного числа частей и взаимоотношений между ними, то обладает бесконечной N-мерной поверхностью, которую бесконечно картографирует поверхность познающего свой предмет объекта, различая в его движении существенные и случайные моменты, первые из которых обобщаются до конкретных абстракций, тогда как вторые срезаются как дурные, бессодержательные абстракции. Таким образом, мы приходим к онтогносеологическому пониманию научной и философской практики, в которой материальное бытие сообщает себе самому, действующему в форме нас, истинное знание о себе самом, а не просто правдоподобное, как то проповедуют буржуазные эпистемологисты, софисты, метафизики, идеалистические путаники, религиозные фанатики, мистики-визионеры, и все реакционеры.

Это истинное знание не может быть адекватно выражено и понятно при отсутствии понимания смысла диалектического различия между категориями всеобщего, особенного и единичного. В первом приближении оно может быть выражено в следующих четырёх положениях (из которых мы ближе к концу настоящей статьи сделаем ещё три важных вывода, касающихся диалектического различия между абстрактным и конкретным, сущностью и объектом, а также реальностью и действительностью — а в следующей статье подробнее рассмотрим смысл различия категорий всеобщего, особенного и единичного во втором приближении):

1. Всеобщее, особенное и единичное суть три момента существования всякого конкретного объекта;

2. В качестве моментов они являются прежде всего тождественными себе и отличными друг от друга, и следовательно, от себя — и потому:

3. Они являются отличными от себя и тождественными друг другу, следовательно:

4. Исчезают в различённо-неразличённом единстве всякого конкретного объекта и его сущности.

Докажем это. В самом деле: рассмотрим любой конкретный объект, то есть оформленную часть этой бесконечной материальной субстанции. Очевидно, что в отношении субстрата, его формы и их единства всякий объект будет чем-то всеобщим, так как его субстрат — материя — является всеобщей субстанцией, то есть общей для всего существующего в природе; её оформленность также, очевидно, будет всеобщей, так как в природе не существует бесформенной материи, и следовательно, наличие формы есть всеобщее свойство всего сущего; наконец, сама объектность объекта, то есть конкретное единство двух всеобщностей — материи и формы — само является всеобщим, так как материя и форма пребывают в строгом и имманентном единстве, не существуя друг без друга, то есть являясь всеобщим условием существования чего бы то ни было в природе.

Затем, всякий объект является также особенным, так как пространственная и временная бесконечность природы уравновешиваются её производительной мощью, по какой причине не существует и не может существовать двух тождественных объектов, но всякий объект является отличным не только от всех прочих объектов природы, но и от себя самого. Предположим, что это не так, и что существуют два абсолютно идентичных объекта. Но в таком случае их положение относительно всех прочих объектов природы также должно быть идентичным. Но в таком случае их пространственные и временные положения совпадают, а следовательно совпадает и их существование, так что идентичным всякому объекту может быть в лучшем случае только он сам, а не иной объект, что и требовалось доказать. Поскольку же движение является способом существования материи [17, 59-62], то всякий объект в любой момент времени t движется, переставая быть равным самому себе, что хотя и предполагает наличие какого-то равенства, но равенства подвижного, беспрестанно преходящего и возобновляемого в последующий момент времени t’ — “Движение само есть противоречие; уже простое механическое перемещение может осуществиться лишь в силу того, что тело в один и тот же момент времени находится в данном месте и одновременно — в другом, что оно находится в одном и том же месте и не находится в нем. А постоянное возникновение и одновременное разрешение этого противоречия — и есть именно движение.” [17, 123]. Само собой, всё это происходит прежде всего в самих вещах, а лишь затем уже в общественном сознании — иначе было бы невозможно объяснить диалектический, противоречивый характер движения, кроме как не предположив, что сама материя на множестве своих объектов исчисляет свою форму в любой момент времени безотносительного того, воспроизводит ли она же симуляцию тех же самых вычислений в голове какого-нибудь математика, или нет, который сам является всё тем же материальным объектом и ни чем иным по одному лишь факту своего существования быть не может.

Наконец, всякий объект является единичным объектом. В самом деле, поскольку присущая ему качественная определённость, сама определяется в отношении своей определённости, ставшей безотносительной к качественному непосредственному содержанию, то очевидно, что определённость определённости всякого объекта конституирует его как единичный объект, какое бы множество компонентов, фрагментов и элементов ни входило бы в его состав. Единство объекта обуславливается его пределом; единство может быть найдено лишь на границе, пересечённой привходящими и исходящими потоками, различающей внешнее и внутреннее, включённое и исключённое — единство и есть эта граница.

Также вполне очевидно, что каждый из этим моментов является тождественным себе и отличным от других. В самом деле, всеобщность объектов сама по себе прежде всего является всеобщей, так как не существует объектов, которые бы не были ей причастны. Аналогично, особенность объектов сама является особенной, так как способ, которым всякий особенный объект отличается от всех прочих, является особенным, ему присущим. Также и единичность всякого конкретного объекта, есть единичность единичности, коль скоро количество количества всякого объекта всегда равно себе. Также ясно, что всеобщность отличается от особенности и единичности как качественный аспект, реализованный над множеством всех объектов, из числа которых произведён всякий конкретный объект; что особенность всякого объекта есть то, что отличает его от всеобщности и от единичности; и что единичность всякого объекта диалектически исключает всеобщность и особенность, так как если объект является единственным, то и сравнивать его не с чем.

Однако верно и обратное: если всеобщность всякого объекта сама является всеобщей, особенность особенной, а единичность единичной — то ясно, что в каждом из трёх случаев момент осуществления объекта отождествляется с самим собой как чем-то иным, отличным от самого себя, так как там, где нет различия, не может быть и отождествления; тождество всегда-уже есть тождество различного; различное составляет собой материал, субъект и субстанцию всякого отождествления. Следовательно, всеобщность всеобщего есть какая-то иная всеобщность, нежели та всеобщность, всеобщностью которой она является, она обособлена сама от себя, следовательно, она суть своя собственная особенность. Но особенность, в той мере, в какой она присуща всем объектам, сама есть всеобщее, а не особенное, опять же отличаясь от самой себя. Та и другая, всеобщность и особенность, обладают, таким образом, пределом, обуславливающим их отличие от самих себя — то есть, единичностью, в то время как единичность в качестве предела является всеобщим, и будучи отличённой от себя самой собой как своим пределом, является также особенным, но уже не единичным. Ясно, что данное движение конкретизации понятия можно продолжать и далее до бесконечности, рассматривая, как примеру, как всеобщность особенного единичной единичности соотносится с собой и с особенностью всеобщего как такового, и какими свойствами обладает их диалектическое различие, и так далее. Однако, столь глубокомысленное рассуждение вряд ли доступно человеческому уму, так как проблема соотношения бесконечного множества варьирующихся рядов понятий столь же неисчерпаема, как и знаменитый Ленинский электрон, по причине своей актуальной бесконечности, выражающей, тем не менее, вполне адекватно реальную бесконечность материальных объектов. Поэтому обратим лучше внимание на тот факт, что пределом взаимного движения трёх моментов существования всякого объекта, является их конкретное, то есть различённо-неразличённое единство всякого действительного объекта этой бесконечной природы.

Очевидно, что данное единство является прежде всего различённым, так как вырабатывается из взаимного движения трёх моментов, вполне отличных друг от друга и от самих себя, и лишь затем неразличённым, так как моменты в ходе своего движения исчезают друг в друге, утрачивая различия, так что само их движение взаимного превращения составляет содержание, а результат этого движения — форму всякого действительного объекта. И этот-то всякий конкретный объект и составляет предмет исследования диалектико-материалистической онтологии, коль скоро он описывается в категориях всеобщего, особенного и единичного. Однако, здесь нам следует ещё прояснить смысл категорий конкретного и абстрактного, объекта и его сущности, действительности и реальности, установив форму и содержание тех диалектических различий, что пролегают между названными парами противоположностей.

Выдающийся немецкий диалектик, Георг Вильгельм Фридрих Гегель, как известно, оставил в числе прочих своих трудов, небольшую заметку, посвящённую проблеме абстрактного и конкретного под названием “Кто мыслит абстрактно?”, написанную специально для тех людей, которые ещё не вникли в философию как следует, или же вовсе не имеют желания в неё вникать, а стремятся составить себе о ней самое общее, поверхностное представление, чтобы потом на этом основании им было чем чваниться и зазнаваться (здесь следует сказать, что здравомыслящий человек вряд ли станет чваниться и зазнаваться попусту, разве что шутки ради — так как знает, что каковы бы ни были его заслуги и достижения, они, прежде всего, совершены не им самим, а природой, принявшей его форму; затем, всякие достижения отдельного человека ничтожны в сравнении с достижениями всего общества; в-третьих, достижения всего общества ничтожны в сравнении с достижениями всякой постобщественной технической формы жизни, не говоря уже о делах отдельного человека). В этой статейке Гегель приводит ряд вполне анекдотических примеров, иллюстрирующих мышление, оперирующее дурными абстракциями, отвлекающееся — то есть, абстрагирующееся — от взаимосвязи причин, следствий, отношений и взаимоотношений действительного положения дел, и смешивая во всевозможных вариантах. Не откажу себе в удовольствии привести фрагмент из названной статьи, в котором разъясняется абстрактное и конкретное мышление людей об одной и той же ситуации: “Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца — и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца — красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу — красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует о моральном разложении знати, добавит, быть может, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.

Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые — доведись им услышать такие рассуждения — скажут: да он хочет оправдать убийцу! Помню же я, как некий бургомистр жаловался в дни моей юности на писателей, подрывающих основы христианства и правопорядка; один из них даже осмелился оправдывать самоубийство — подумать страшно! Из дальнейших разъяснений выяснилось, что бургомистр имел в виду «Страдания молодого Вертера».

Это и называется «мыслить абстрактно» — видеть в убийце только одно абстрактное — что он убийца, и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.” [18, 139]

Таким образом, абстрактным мы называем нечто отвлечённое от сцепления причин и взаимосвязей, в котором оно существует — а конкретным, следовательно, нечто, рассматриваемое в контексте сцепления тех причин и взаимосвязей, в которых оно существует. Ясно, что причины в данном случае подразумевают также и следствия, производимые ими, а взаимосвязи предполагают не только отношения между различными частями исследуемого участка материи, но и безотносительность, имеющую место наряду со всяким взаимоотношением — то есть, абстракцию, но абстракцию, работающую в качестве необходимого компонента конкретного, являющегося в данном случае её следствием, в то время как абстрактное конкретного мы познаём как его причину. Что, конечно же, вовсе не значит, что абстрактное конкретного является причиной последнего только лишь в нашем познании, а как раз наоборот — что наше познание потому и может быть адекватным, что существует движение самих объектов от абстрактного к конкретному, от причины к следствию, интегрирующее различные моменты самого себя в качестве своего собственного результата и выходящую дальше за свои пределы.

Смысл данного процесса может быть взят, определён и положен в своём определении как понятие, включающее в себя две противоположные категории вместе с диалектическим различием между ними: объект и производящая его сущность, где объектом мы назовём всякий определённый фрагмент материи, сущностью — совокупность отношений, случайно (без преднамеренной цели, а лишь по стечению вероятностных обстоятельств) производящих подобные объекты, так что адекватным конкретным мы назовём причинно-следственное и взаимозависимо-безотносительное сцепление объекта со своей сущностью; конкретным конкретным — данное сцепление относительно объекта; конкретным абстрактным или конкретной абстракцией — их сцепление относительно сущности; абстрактно-конкретным — объект, оторванный от своей сущности; абстрактно-абстрактным, абстрактной или дурной абстракцией — сущность, оторванную от своих следствий; а оба последних вместе взятых — смутной или неадекватной идеей [19, 433], если речь идёт о познании или же неадекватным себе быванием, если речь ведётся о действительном существовании вещей безотносительно их познания. Впрочем, в данном случае мы не сказали и не открыли ничего принципиально нового, так как определение сущности как совокупности отношений, способной производить объекты того или иного типа, мы встречаем уже в 6-м из “Тезисов о Фейербахе” Маркса, в противоположность Гегелю понимающему сущность как то, что производит реальные объекты, а не как то, что является в чувственном, умозрительном или спекулятивном восприятии [20, 10] — что лишний раз свидетельствует о том, что истинным способом понимания диалектического материализма и всего марксистско-ленинского учения является онтология, по определению безотносительная всякой репрезентации и всякому порядке представления, так как совокупность всех общественных отношений производит человеческие объекты не потому, что мы или кто-то ещё её так себе представляет, а потому что она состоит из определённым образом сложенных фрагментов материи, в которых распределены разнообразные силы притяжения и отталкивания таким образом, что данная совокупность объектов и не может существовать, не производя человеческие и многие другие объекты, являясь их сущностью — а в отношении, к примеру, этой вселенной, объектом, произведённым данным космосом как его сущностью вместе с множеством иных тел, его заполняющих. Таким образом, в отношении всякого объекта абстрактное и конкретное, причина и следствие, сущностность и объектность представляют не раз-навсегда данные абсолюты, а скорее относительные вектора одной и той же оси, двигаясь по которой в направлении конкретной конкретизации мы будем открывать всё новые и новые объекты, так как известно, что материи свойственной переходить из одного состояния в иное, и это движение беспрестанного круговращения никак и никогда не может быть остановлено, коль скоро природа является абсолютной и имманентной причиной самой себя, и своим же собственным вечным двигателем. Движение же в обратном порядке, в направлении всё более и более универсальных сущностей с необходимостью приводит нас к понятию производящей природы, natura naturans Спинозы, противостоящей natura naturata, произведённой природе, так что первая из них оказывается в своей сущности вечной причиной самой себя и всех вещей, причастных существованию, тогда как вторая представляет собой множество следствий материальной субстанции как всеобщей причины, действующей во множестве частичных причин, движущихся в кругообороте вечного возвращения, о которых мы уже сказали в предыдущем предложении. Всё это может быть выражено в виде следующей схемы:

Таково, в общем виде, диалектическое различие между действительностью и реальностью, первая из которых есть ни что иное, как предел конкретизации следствий, порождаемых всяким объектом в ходе его движения — то есть, природа порождённая; а вторая есть сущность всего существующего, в том числе и самой себя — природа порождающая, открытая ещё более 350 лет тому назад выдающимся голландским диалектиком Спинозой. Их строение и закономерности существования, как нетрудно догадаться, и составляют предмет изучения диалектико-материалистической всеобщей онтологии, вбирающей в себя всё истинное содержание частичных наук. Именно о строении и закономерностях существования этой бесконечной природы, а также о практических выводах из её изучения, я веду и буду вести речь до тех пор, пока не сложится адекватная система адекватных категорий, охватывающая все существенные из известных нам универсалий, способная вместить в себя положительное содержание всех частичных наук и дать конкретные выводы относительно их практического использования в деле того действительного движения уничтожения теперешнего состояния, которое и называется коммунизмом.

А в следующей статье мы начнём рассмотрение выводов из определённых нами категорий диалектико-материалистической онтологии применительно к ним самим и к одной из основополагающих категорий всей европейской философии — категории субъекта.

Литература:

[1] Ленин В.И. Материализм и Эмпириокритицизм //Полное собрание сочинений. — 5-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1968. — Т. 18.

[2] Семенов Ю.И. Диалектический (прагмо-диалектический) материализм: Его место в истории философской мысли и современное значение — http://scepsis.net/library/id_51.html

[3] Soros G. Science and the Open Society: The Future of Karl Popper’s Philosophy (Central European University Press, 2000)

[4] Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. У-Фактория, 2007. Перевод Д.Кралечкина. Редактор — В.Кузнецов

[5] Маркс К. Теории прибавочной стоимости, часть вторая // Маркс К. Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. — 2-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1963. — т. 26, ч. II

[6] Kurzweil R. The Singularity Is Near. N. Y.: Viking, 2005.

[7] Маркс К. Письмо к Ф.Энгельсу от 14.01.1858.// Маркс К. Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. — 2-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1962. — т. 29.

[8] Рассел Б. История Западной Философии и её связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней. Изд. 3-е, испр. Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2001 — в этой книге Рассел чванно стремится выдать побочное и малозначительное учение логического позитивизма, отпавшее от живого движения философии за вершину её развития.

[9] Маркс К. Капитал. Том первый // Маркс К. Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. — 2-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1963. — т. 23

[10] Ильенков Э.В. Идеальное // Философская энциклопедия — М.: Государственное научное издательство “Советская энциклопедия”, 1962, т. 2

[11] Ильенков Э.В. Проблема идеального // «Вопросы философии», 6 (1979)

[12] Correlationism // Philosophical Terms -

http://philosophicalterms.blogspot.ru/2012/05/correlationism.html

[13] Наранович С. Спекулянты реальностью — http://mtrpl.ru/reality-speculators

[14] Althusser L.P. Reading Capital New Left Books 1970

[15] Гегель. Наука логики: в 3-х томах. Т.1 — М.: Мысль, 1970. — (Философское наследие).

[16] Троцкий Л.Д. Терроризм и коммунизм // Перманентная революция: [сб.] / Лев Троцкий. — М.: АСТ, 2005. — (Азбука революционера)

[17] Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К. Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. — 2-е изд. — М.: Издательство политической литературы, 1961. — т. 20

[18] Гегель Г. В.Ф. Кто мыслит абстрактно? Пер. Э.В. Ильенкова, «Вопросы философии», 6 (1956)

[19] Спиноза Б. Этика // Избранные произведения: в 2-х томах. Т. 1. — М.: Госполитиздат, 1957.

[20] Гегель. Наука логики: в 3-х томах. Т.2 — М.: Мысль, 1971. — (Философское наследие).