Michael Dorfman

обвиняют толпу те, кто боится толпы, боится народа, верит, что «революций не бывает». В общем, «мы знаем, что из этого получается». А что они знают на самом деле?

Чтение Корана помогает вспомнить простую правду: для того, чтобы люди могли хорошо жить в обществе, необходимы справедливость, равенство и сострадание. В этом понимании — корни политичеческого ислама

Религия — понятие христианское, определяющее систему верований — то, о чем люди думают. Евреи же, сплошь и рядом, определяют себя не через верования, а еврейскую деятельность

Михаэль Дорфман Интересно, почему на Хануку нет свитка, который можно читать с кафедры, за праздничным столом, или в учебном классе? Для Песаха есть пасхальное предание — Агада. Книгу Рут читают в Шавуот....

Маккавейские войны на самом деле были гражданской войной — одной из многих иудейских войн, которые воевали между собой сами евреи. Маккавейские войны были гражданской войной евреев бородатых против евреев...

Жириновский гениальный стэндапист. Когда-нибудь его будут изучать в вместе со Жванецким. Ни один артист не осмеливался надеть личину которую Жириновский играл всю свою политическую жизнь

Какие же процессы происходили в Российской империи на рубеже веков, если дело, касающееся небольшого периферийного народа?

Практически любой текст современной еврейской мысли, от почти ницшеанских «Тезисов о Фейербахе» Маркса до мессианских «Тезисов о философии истории» Беньямина можно прочесть как мидраш

Рассказывают, как пришел Сатана в синагогу на Судный день. Народ разбежался в панике. И только одна старая еврейка осталась на месте

Всё современное экономическое сознание не способно избегнуть влияния Капитала. Однако «Капитал» также — недооценённый литературный шедевр из одного ряда с произведениями величайших писателей

Репортаж с «Саммита психоделического еврейства». 18+

Михаэль Дорфман годовщина Шестидневной войны 1967 года Шестидневная война для меня означала личную победу. «Голоса» торжествующе говорили об израильском триумфе над тремя арабскими армиями. Весь мир тогда...

Как мы видим других, чужих, тех, которые не мы? Отличалось ли отношение к современным мигрантам от того, каик относились к «понаехавшей деревне», к «лимите»? Как мы конструируем образ других?