Введение

Что представляет собой подведение итогов за год с философской точки зрения? Существенной чертой данного жеста является его автономный характер — ведь итоги подводят прежде всего для себя, чтобы отдать себе самому отчёт, что было сделано, и что не сделано; что можно улучшить или исправить, а от чего следует отказаться. В этом смысле подведение итогов — вполне картезианский жест, особый вид рефлексии, в котором свободно мыслящий субъект отдаёт себе отчёт в том, чем он был на протяжение такого-то периода времени.

Такое рассмотрение, вообще говоря, является правильным, но не полным, так как не принимает во внимание одно немаловажное обстоятельство: слишком много текстов из этого жанра публикуется в открыто, в соцсетях или иных платформах, открытых для всеобщего обозрения. Поэтому можно выдвинуть встречную гипотезу, что итоги подводятся в действительности не для себя, а для других, перед которыми каждый субъект в современном обществе отвечает по множеству формальных и неформальных обязательств.

Однако, такое объяснение также оказывается неполным, так как если за действием отдельного субъекта обнаруживаются интересы и желания множества лиц, с которыми тот связан, то не следует ли за этими лицами обнаружить связь с третьими, четвёртыми кругами публичного расширения, и так далее? Кажется, такой регресс в бесконечность не столько ошибочен сам по себе, а скорее не позволяет поставить вопрос о статусе Другого как такового, записываемого с большой буквы в алгебре лакановского психоанализа. К счастью, ответ на данный вопрос разрабатывался не только во французском психоанализе, но и в советской психологии, а именно — в работах Л.С. Выготского, связывавшего формирование психики с интериоризацией речевых и инструментальных практик, усваиваемых всяким субъектом из социальной среды. Таким образом, картезианский акт рефлексии является всецело общественным, так как в нём субъект отдаёт отчёт в своих действиях не себе самому как таковому, а персонализированному представлению об общественных нормах поведения. Понятно, что и другое Я, которому и приписываются те или иные действия, осуждаемые или поощряемые, и которое в них отдаёт отчёт обществу, представленному внутри психики, также является искусственной конструкцией — персонификацией бессознательных процессов и либидинальных переживаний, приписываемых мыслящему и чувствующему субъекту лишь задним числом.

На общественный характер всякой рефлексии указывают также её докартезианские и посткартезианские формы, а именно — практики христианской исповеди и психоаналитического сеанса, в которых представитель общественных норм персонализируется не внутри психики, а на теле другого субъекта: попа или психоаналитика, которому надлежит дать отчёт о действиях и внутренних переживаниях, их сопровождавших. Социальные сети и их эквиваленты, судя по всему, во многих случаях оказываются дешевле и проще как исповеди, так и психоанализа — так как в бога и потусторонний мир сегодня образованному субъекту верить всё труднее, а на психоаналитика у большинства членов общества благодаря достижениям капитализма денег нет и не будет.

Вместе с тем, исповедь, когито и психоанализ всегда существовали прежде всего как устные практики — тогда как в современном мире всё больше рефлексий, как повседневных, так и философских, выражается в письменной форме. Письмо как восполнение речи, платоновско-дерридианский фармакон, задаёт способ выражения и философствования, отличный от речи. Отсюда парадокс: называть речь — устным письмом всё же грамотнее, чем письмо — письменной речью, так как для речи расчерчиваемой поверхностью служит не только звуковое пространство, но и активность нейронов, распознающих колебания барабанной перепонки. В этом смысле настояние на приоритете устной речи и живой непосредственности для философии, всё же оказывается глубоко сомнительным. Пример такой устной философии — Мераб Мамардашвили, вследствие замыкания в круге чисто субъективных проблем философии сознания договорившийся до оправдания веры в богов, в людей и тому подобные персонификации, за всю историю мировой философии пока что ещё никем не доказанные.

Немаловажным достоинством письменной философии является иная экономия времени мышления в условиях ограниченного объёма внимания. Так, количество предметов, которые субъект способен удерживать одновременно в поле внимания, составляет всего лишь семь плюс-минус два. При попытке увеличивать дальше их число любой мыслитель, сколь бы индивидуально талантлив он ни был, рискует оказаться в ситуации жонглёра, добавлявшего всё новые и новые шарики, пока уже подброшенные в воздух не посыпались обратно ему на голову. Также и детали письменной мысли всегда могут быть уточнены, дополнены и скорректированы повторным прочтением и последующими редакциями, что затруднительно в речи, высказываемой непосредственно вслух, если только та не записывается в конспект или на то или иное устройство.

Другим преимуществом философии на письме является возможность классификации и упорядочения записей. Так, подводя итоги 2020 года, можно отметить, что из тридцати статей, опубликованных за год, одиннадцать были посвящены чисто философским вопросам; по пять — темам шизоанализа и критики идеологий; четыре — марксизму; три — политической культуре; две — искусству и эстетике. Конечно, такая классификация в известной мере условна — к примеру, марксизм как философия практики в той или иной степени пронизывает все перечисленные тексты, сам являясь по определению философичным. То же верно и по отношению к шизоанализу и критике идеологий, которые вполне обоснованно можно рассматривать как составные части марксистской философии. Вместе с тем, подлинная деконструкция предполагает не отсутствие какой бы то ни было символической разметки, а скорее нюансировку уже введённой, хотя бы жест первичного разграничения и был произвольным — а как же может быть иначе? Поэтому разбив набор текстов 2020-го года на шесть полупроизвольных групп, рассмотрим, что было достигнуто в каждой из них за это время.

Что сделано?

Марксизм.

В сравнении со всеми остальными школами мысли, марксизм обладает целым спектром преимуществ, из которых можно выделить три главных:

Во-первых, марксизм является не догматической, а критической философией. Критика идеологии как ложного сознания, вообще неадекватных представлений, затуманивающих суть дела — это то, с чего начинается марксизм, и что выгодно отличает его от любой религиозной софистики, догматически принимающей существование потусторонних сил, а также от гуманистических философий, таких как персонализм, позитивизм, экзистенциализм, феноменология и тому подобных, подвергающих критике всё за исключением собственного Я как «несомненной данности». Эта же критическая установка позволяет, оставаясь на марксистских позициях, свободно гулять по всему полю дискурсов, вычленяя то рациональное зерно, которое может быть включено в состав марксизма, вне зависимости, каких взглядов придерживался высказавший его автор. Помимо Маркса и Энгельса, свободно соединявших в своих текстах переработанные идеи английской политической экономии, немецкой классической философии и утопического социализма, становившегося научным, можно отметить советского философа-марксиста Михаила Лифшица, который, по словам одного из его близких друзей, «всех аристократов в демократов превратил» благодаря диалектической концепции великих консерваторов как носителей выпадающей истины одностороннего прогрессивизма.

Во-вторых, неотъемлемым преимуществом марксизма является его научность. В отличие от богословия и позитивизма, допускающих сотворение законов природы в одном случае богом, а во втором случае — договорённостями научного сообщества, марксизм утверждает, что законы природы представляют собой закономерности движения самой материи, независимые от каких бы то ни было наблюдателей, каковые представляют собой опять же определённые способы движения той же самой материальной субстанции. Благодаря материализму, объективизму и системности Марксу удалось составить ясную и отчётливую картину развития капиталистического способа производства, многократно дополнявшуюся и уточнявшуюся в дальнейшем. Дальнейшая деконструкция как теоретических положений марксистской политэкономии, так и её философских — онтологических и гносеологических предпосылок — способствует скорее расширению дискурсивного поля, чем его опровержению, позволяя поставить под вопрос позитивистское понимание научности как таковое.

В-третьих, марксизм в отличие от позитивизма, претендующего на статус «философии науки», не ограничивается чисто научным познанием действительности, и идёт от познания к практике его производственного, политического и критического преобразования. Существенным моментом, своего рода шибболетом (паролем, согласно библейскому мифу, правильное произношение которого позволяло выжить, а неправильное — умереть), отличающим в этом пункте подлинный марксизм от его догматического искажения, является вопрос о количестве практик возможного преобразования мира. Догматики, не знающие ни исторического материализма, ни марксизма в целом, склонны возводить в абсолют какую-нибудь одну, произвольно взятую форму практики, которая им показалась наиболее симпатичной, и отрицать все прочие. Возможно, одним из значимых факторов выбора той или иной практики является темперамент, зависящий от типа центральной нервной системы. К примеру, легко представить, что лица с холерическим темпераментом будут более склонны в качестве основной практики преобразования мира воображать всенародные бунты и революции; флегматики — медленные, постепенные реформы; сангвиники — нечто среднее между тем и другим; а меланхолики будут колебаться между достижением социализма в теории, утопическим прожектёрством в коммунах добровольцев и полным неверием в его достижимость.

К счастью, истинность марксизма не зависит от темперамента, характера, привычек и иных случайных качеств его сторонников, подтверждаясь совокупностью теоретических и практических аргументов. И если в качестве критики идеологии марксизм начинается с сомнения, то условием сомнения является сравнение различных вариантов построения как самого марксистского учения, так и практик преобразования мира, к которым они ведут. Именно поэтому наиболее популярной из опубликованных статей оказался сравнительный обзор, а именно:

1. Эволюция марксизма — история развития пятнадцати основных школ и направлений марксистской мысли, более ста учёных, философов и революционеров, а также перечисление их основных трудов.

Следующей по значимости и популярности получилась футурологическая статья:

2. Штрихи к образу посткапитализма — выборка шестнадцати идей значимых марксистских авторов, высказывавшихся о том, вследствие чего может наступить коммунизм, и каким он будет.

Две другие статьи были посвящены методологическим аспектам развития марксизма и марксистской философии:

3. Пределы Марксизма — переработанное письмо к одному товарищу о том, как дальше развивать марксизм вообще и исторический материализм в особенности.

4. Диалектический материализм как мировоззрение — статья о возможности развития марксизма без категории «идеального», на которое особенно уповают сторонники философии Ильенкова, с включением десяти новых источников и четырёх новых составных частей.

Критика идеологий.

Критика идеологий как ложного сознания — неотъемлемая часть марксизма. В этом смысле марксизм наследует не только Просвещению, но и предшествующей традиции европейской философии — картезианскому методу радикального сомнения, античному скептицизму и атомизму, а также иудео-христианской традиции идоло- и иконоборчества. Атеистическое размежевание с религией в данном случае не должно заслонять от нас тот факт, что европейский атеизм диалектически снимает то истинное, что имело место в предшествующих, идеологизированных способах мышления, хотя и совершенно иным способом, чем это представляется вульгарным марксистам и богословам. Так, с позиции вульгарного марксизма рациональным зерном религии является личностное, человеческое отношение к богу, которое в религии заслоняется мёртвой схоластикой, и которое необходимо из этого отчуждённого состояния вернуть самим людям. Однако такое гуманистическое понимание, восхваляющее всё непосредственное и осуждающее схоластическое опосредование как репрессивную, авторитарную систему, подрывает свои же основания: отказ от систематического и знакового опосредования мысли закономерно ведёт к неспособности мыслить себя и других как сборки материальных элементов. В результате человеческие фигуры себя и других выносятся за рамки критики, и вокруг них выстраивается новая метафизика, которую с точки зрения современного марксизма можно характеризовать как гуманистическую, буржуазную и эдипальную. Что в свою очередь тормозит решение научных — социологических, исторических, экономических, психологических и иных проблем; а также политическое преобразование общества, коль скоро о нём имеются неадекватные представления. В духе Жижека можно сказать, что дело заключается в том, чтобы выплеснуть ребёнка, а воду оставить — выбросить из теологии человечность и непосредственность, приписываемую богу и людям, чтобы доразвить её до материалистической и диалектической самокритики. Лифшицеанский марксизм, как уже было отмечено выше, вполне позволяет извлечь рациональное зерно не только из системы Гегеля, но и из текстов Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина, Григория Паламы, Боэция Дакийского, Иоанна Дунса Скотта, Нагарджуны и даже какого-нибудь Виттгенштейна, хотя философия последнего как позитивиста во многом стоит существенно ниже учений перечисленных попов и богословов.

Таков фронтир современной критической и деконструктивистской мысли. Если же говорить о вещах более конкретных и приземлённых, то актуальными задачами являются систематизация методов опровержения магических, религиозных и гуманистических идеологий, исследование способов, которыми они удерживаются в сознании масс и в социальных практиках, и разумеется практика их опровержения, поскольку чем меньше членов общества будут верить в ошибочные идеи, тем быстрее улучшится наша жизнь — что, разумеется, также можно и нужно доказывать и теоретически, и фактологически.

1. Критерии метафизики — текст об определении и классификации метафизических идей, а также основанных на них идеологий. Здесь же даётся идея критериев различения адекватных и идеологических идей, группирующихся по ряду признаков и требующих дальнейшего расширения.

2. Ильенков, идеальное и их преодоление — статья о том, как абсолютизация наследия Ильенкова блокирует развитие постсоветской марксистской мысли, и почему концепция «идеального» является метафизической и не совместима с материализмом.

3. Истина просвещения и понятие критики — статья о «продуктивности» борьбы современных просветителей с постмодернизмом; развитие идей из неопубликованного сборника «Просвещенческий марксизм».

4. Гипотеза: гуманизм это капитализм — набросок к критике гуманистической идеологии с точки зрения социально-экономических и психических факторов, обусловливающих гуманистическую разметку социальной действительности.

5. Бог и материя, ч.1 — диалог об опровержении логических доказательств существования бога и о доказательстве существования материи; первая часть из шести задуманных: помимо логических аргументов, существование богов вообще и богов монотеистических религий в частности опровергается данными естественных наук, историей общества, противоречиями в «священных» текстах, бесполезностью заповедей и полным отсутствием каких бы то ни было чудес в реальной жизни. В части, относящейся к критике «доказательств» Фомы Аквинского, диалог уже стал предметом критики некоторых богословов, развёрнутый ответ которым будет дан в новом году.

Шизоанализ.

Шизоанализ, или анализ расщеплений — материалистическая трактовка фрейдо-лакановского психоанализа, достигнутая в рамках постструктуралистского этапа фрейдо-марксистского синтеза. Важность материалистического переосмысления фрейдо-лакановского наследия сегодня как никогда очевидна. Дело в том, что гуманизм как идеология, утверждающая существование отдельных людей, являющихся уникальными личностями, обладающими свободой воли, составляющих общество и делающих историю, обусловлен не только общей безграмотностью населения, но и бессознательными психическими процессами, прежде всего — любовью, ненавистью и желанием, которое мы проецируем на собственные тела и тела окружающих, воображая их и себя индивидами, то есть смешивая биологическое тело с расположенными в нём органами, а то и другое вместе — с социальными положениями и социально-техническими машинами, к ним подключёнными. Иначе говоря, фигура человека как индивида возникает в воображении вследствие смешения физиологических, социальных и технических частей и целостностей в состоянии аффекта, вызванного противоречиями в сочетании частей и целостностей разной природы.

Фрейд — и в этом его непреходящая заслуга — открыл механизм, который эмоционально окрашивает тела себя и других, приковывая к ним внимание и вместе с тем обесцвечивая окружающую бесчеловечную действительность, вынуждая внимание постоянно отвлекаться, отскакивать от окружающего фона, возвращаясь к рассмотрению человеческих фигур. Механизм этот и есть та самая эдипизация, посредством которой желание создаётся на пустом месте вследствие произвольного запрета, так что фигуры запрета, запрещающего, запрещённого объекта и связанного этой системой субъекта выделяются из окружающего фона и структурируют бессознательное. В эту же ловушку попал некогда и сам Фрейд, отождествив эту идеологизацию с нормальной социализацией; эту же ошибку воспроизводят до сих пор и прочие психоаналитики, включая лаканистов, связывая сколь угодно абстрактные структуры с семейными фигурами, оторванными от социального производства и этой бесконечной природы.

Шизоанализ как техника производства субъективности позволяет теоретически помыслить устройство подобных ловушек и возникающих в них ложных представлений в их отличии от действительного положения дел, создавая возможность перехода от одного к другому.

1. Бессознательное в шизоанализе — статья о материалистической трактовке десяти основных аспектов бессознательного; первоначальный обзор терминов, фигурирующих на стыке психо/шизоаналитического дискурсов.

2. Прыжки через порог — переработанное письмо одному товарищу об устройстве и пересечении порога эдипальной стратификации капиталистического бессознательного.

3. Фрейдо-марксизм о психоанализе — статья о том, к чему ведёт деконструкция различия между Фрейдо-Лакановским психоанализом и постструктуралистским Фрейдо-Марксизмом, указывающая на неоднозначность их взаимной критики.

4. Шизоанализ. Четыре аспекта сборки — исследование логики построения основной шизоаналитической схемы — потоков, филумов, миров и территорий.

5. К шизоанализу христианской семиотики — переработка более ранней статьи об устройстве христианской артикуляции бессознательных влечений, и о еретических отклонениях от неё.

Философия.

Что такое философия — слишком ёмкий вопрос, чтобы ответить на него вкратце, поэтому сразу перейдём к текстам, объединённым данной темой:

1. Материализм радикального сомнения — начало переработки серии статей про Декарта, с позиций которого переопределяется марксистский материализм, в котором существование материи берётся как догма, без доказательств — и к тому же не определяется развёрнутым способом. Метод радикального сомнения заключается в том, чтобы поставить под сомнение существование материальной субстанции, и затем доказать его или опровергнуть.

2. Деконструкция Чеширского Кота — деконструкция персонажа сказки Кэррола, которого читает Делёз в «Логике смысла».

3. К вопросу о материализме Делёза и Бадью — тезисы о сопоставлении философии Бадью с шизоанализом Делёза и Гваттари как способами развития материалистической диалектики

4. О призраках и симулякрах — статья о различии между платоновскими симулякрами как копиями-без-оригинала и дерридианскими спектрами как оригиналами-без-оригинала; существенна для понимания способов существования сущностей как сборок и виртуальных объектов как таковых.

5. Плоская онтология — статья об онтологии материи за вычетом трансцендентной иерархии идеальных форм; даётся понимание плоской онтологии как онтологии складчатой плоскости материи-формы, в отличие от расхожей трактовки об онтологии, уравнивающей статус отдельных сущностей при немыслимом существовании субстанции.

6. Понятие экзистенции — статья о решении вопроса существования по ту сторону антропоцентрического экзистенциализма; экзистенция — как способ выживания объектных сущностей, а не внутреннее переживание антропоморфных субъектов.

7. Что такое факт? — текст о материалистическом понимании основ эмпиризма в теории познания; дополненная ранняя статья, отсылающая к исследованию различия между рациональным и эмпирическим познанием действительности.

8. От субъекта к ризоме — статья о взаимосвязи концепта Ризомы с философией Декарта, марксизмом, новыми онтологиями и киберфеминизмом; продолжение деконструкции картезианского Когито и иных, смежных с ним концептов.

9. Монада, ситуация, событие — О материалистической трактовке концептов монадологии Готфрида Лейбница.

10. О настроениях философов — Обзор эмоциональной окраски мысли 14-ти философов с точки зрения теории аффектов.

11. Экзистенциал ожидания — Текст о деконструкции экзистенциала ожидания как настроенности на пустую временность dasein’a; выход на деконструкцию хайдеггерианской фундаментальной онтологии как потенциально одной из новых составных частей и источников системного марксизма.

Политическая культура.

Вопрос политической культуры в условиях блокировки реальной политики для большинства населения, по необходимости принимает философический, рефлексивный характер. Вместе с тем, с точки зрения как самих социальных наук, так и их экологического прочтения, неблагоприятные условия не могут длиться вечно, а значит суть дела заключается в том, чтобы пережить их с наименьшими потерями. Так, с точки зрения шизоанализа, субъективность может сохраняться. Пример — идеи раннего христианства, распакованные во время Английской буржуазной революции и Крестьянской войны в Германии и использованные по назначению.

Соответственно, политическая культура в условиях подавления реальной политики может трактоваться как запаковка и сохранение политической субъективности до лучших времён.

1. Памяти Эдуарда Лимонова — некролог о сочетании в одном субъекте писательского таланта, правого и левого политического радикализма, точности критики и вопиющей непоследовательности предлагаемых решений в политике

2. Завещание Шаламова в наши дни — доклад в память о выдающемся вологодском писателе, диссиденте и марксисте, Варламе Тихоновиче Шаламове на годовщину его смерти 17.01.2018.

3. О критике тоталитаризма — наброски к критике концепции тоталитаризма в научной, художественной и публицистической литературе.

Искусство и эстетика.

Потребность в художественном отношении к действительности — важнейшая культурная потребность всякого развитого субъекта. Наблюдательной и деятельной их трактовке посвящены два текста:

1. Раскадровка вымораживания — сборник 9 эссе о материалистической эстетике вологодской природы; другое название — Haecceitas Hibernationem.

2. Манифест эффектуального искусства — манифест о делёзианской трактовке имеющихся и ещё возможных видов искусства как искусства становлений, сопряжения блоков, эффектов и черт новой субъективности.

Что предстоит сделать?

Отметив то, что уже сделано, рассмотрим то, что ещё предстоит сделать. Прежде всего имеются три крупные проблемы, или даже группы проблем, связанные с один большой узел.

Во-первых, это доведение до конца деконструкции гуманизма и теории идеологий, что позволило бы мыслить и эту, и прочие проблемы намного более ясно и отчётливо — при этом довольно элегантное решение, похоже, может быть найдено в области лингвистического структурализма и его расширений: как возможно мыслить существование общественной и внеобщественной природы не антропоцентрическим способом?

Во-вторых, и это главный вопрос марксистской философии: как и когда закончится может капитализм, и что в связи с этим делать?

В-третьих, это вопрос развития философской методологии: как ставить и решать философские проблемы наилучшим способом из возможных?

К этим трём узловым проблемам подключается множество других тем. Вот некоторые из них:

1. Как возможна материалистическая этика в целом и применительно к конкретным вопросам, таким как классовая борьба, экология, пол и гендер, акселерационизмы, отмирание институтов семьи, частной собственности, религии и т.д.

2. Как возможна систематическая деконструкция и развитие марксизма: системный марксизм и его коды. Доработка рукописей по теме системного марксизма.

3. Как возможно развитие материалистической диалектики и диалектического материализма? Доработка рукописей из раннего сборника «Субстанция и отражение».

4. Доработка рукописей о деконструкции идей Декарта и картезианской проблематики вообще в цикле статей «После сомнения».

5. Доработка рукописей с критикой позитивистских и иных субъективно-идеалистических идей, затуманивающих понимание природы действительности и условий её научного познания.

6. Доработка рукописи с деконструкцией идей раннего Маркса и критика гуманистических и финитных трактовок предмета философии и экономической науки, изложенных им в «Экономическо-Философских рукописях 1844 г.» с позиций альтюссерианского структурализма и делёзо-гваттарианского пост-структурализма.

7. Доработка рукописи «Критика Немецкого фрейдо-марксизма» — анализ идей представителей Франкфуртской школы нео-марксизма: Э. Фромма, В. Беньямина, В. Райха, Г. Маркузе, Т.Адорно, М. Хоркхаймера, Ю. Хабермаса.

8. Доработка рукописи «Предметы обсуждения» — переработка набора более из чем двухсот наиболее актуальных тем, обсуждавшихся в переписке с друзьями, товарищами и коллегами.

9. Доработка рукописи «Начала метафилософии» — рефлексии о том, что такое философия с опорой на идеи Л. Альтюссера, Ж. Деррида, Г.П. Щедровицкого, Г.В.Ф. Гегеля и М. Хайдеггера.

10. Доработка рукописи «Пределы философии» — текста о материалистической трактовке истории философии как эволюции способов отражения объективной действительности с опорой на идеи А.Н. Леонтьева о стадиях развития форм отражения в живой природе, и идеи бразильского антрополога Вивейруша де Кастру о протофилософии догосударственных племён.

11. Доработка рукописи «Просвещенческий марксизм» — сборника переписки и отдельных заметок о вульгарных трактовках марксизма, направленных на борьбу с современным фрейдо-марксизмом и диалектическим материализмом, трактуемым как «постмодернизм»: идеях Э.В. Ильенкова, Ю.И. Семёнова, А. Сокала и Ж. Брикмона, А.В. Бузгалина, А.А. Коряковцева, С.Е. Кургиняна, Б.Ю. Кагарлицкого, С.М. Соловьёва, идеолога журнала «Прорыв» В. Подгузова, А. Кравецкого и иных борцов с «постмодернизмом».

Благодарности

Особая благодарность Андрею Ш. за вычитку многих из опубликованных статей; Михаилу М. за подготовленную иллюстрацию; Роману К. за перевод одного из диалогов; а также всем товарищам, участвовавшим в обсуждении концепций и помогавших иными способами, в том числе: Сергею Г., Даниилу Н., Алексею В., Руслану Г., Михаилу Ф., Сергею Р., Илье Л. и многим другим.